В новой жанровой форме
В. Ларцев
Лев Ошанин давно влюблен в Среднюю Азию, часто бывает в Ташкенте, Бухаре, Самарканде и других городах нашей солнечной республики. Во время поездок в Бухару — на родину Авиценны — он останавливался в Самарканде, работал в библиотеках города, делился своими замыслами, читал первые варианты баллад, убедительно просил присылать ему в Москву все, что будет найдено о жизни и деятельности Авиценны.
Во время встречи в Самарканде Лев Ошанин рассказал об истории создания романа в балладах «Вода бессмертья». В начале 70-х годов он с группой кинематографистов совершил поездку по странам Востока и побывал в Африке, затем в Греции и Турции, значительное время провел в Иране, Египте, Индии, Ираке. Поездка была связана с созданием документального фильма. По его словам, он невольно прошел по большинству дорог Александра Македонского.
Результатом его поездки по странам Востока стал замысел романа в балладах о великом полководце далекого прошлого.
Во время пребывания поэта в Самарканде осенью 1975 года из задуманных 14 баллад было написано 13. Последней, 14-й балладой, должна была быть «Среднеазиатская баллада», над которой поэт работал. Видимо, тогда возник и замысел произведения об Авиценне. 18 июня 1980 г. Л. Ошанин писал в «Литературной газете»: «С тех пор, как мои дороги привели меня на Восток, этот человек становился для меня все дороже и дороже, и последние четыре года он все время со мной. Я побывал во многих местах его странствий…»
И чтобы читатель почувствовал «местный» колорит, настроился на восприятие жизни давно прошедших времен, поэт в третьей вставке продолжает знакомить читателя со своим героем («В десять лет уже знал он все суры Корана. А в шестнадцать всю книжную мудрость постиг»).
Эти вставки выступают связующими звеньями между балладами, являясь своего рода лирическими отступлениями. Они выражают авторское отношение к изображаемому, эмоционально настраивают читателя.
В преддверии первой баллады находится стихотворение «На бухарском базаре», где рассказывается о том, как лечили до Авиценны. На базаре, в аметистовом ряду, «добрый маг» открывает больным «тайну Аллаха»:
От бельма и проказы спасает берилл.
От паденья с коня сбережет бирюза.
И она укрепит, если надо, глаза.
Берегут тебя, чтоб ты был светлолик,
Беозар и сапфир, жемчуг и сердолик.
Караванщик, кривя недоверчивый рот,
Все же, пояс помучив, динар достает.
И старуха с бельмом, подпираясь клюкой,
Тоже тянет монетку дрожащей рукой.
Так мы погружаемся в атмосферу быта древней Бухары и уже готовы к восприятию «Баллады первого ножа». Остросюжетность заключена уже в самом ее названии. В те времена под угрозой смертной казни было запрещено вскрывать трупы, дотрагиваться ножом до живого организма. Не зря же дервиш говорит:
Аллах повелел им (демонам — В. Л.) терзать его грудь —
Ничто не спасет человека.
Никто не посмеет в него заглянуть.
Ни маг, ни астролог, ни лекарь.
Исключительность коллизии, эмоциональная напряженность, с какой она развертывается, т. е. необходимые качества баллады, — здесь налицо.
«Звездоглазый» шестнадцатилетний Авиценна не побоялся вскрыть уже преданный земле труп водоноса, который «задохнулся вчера, свалился при всех на базаре», и сделать операцию больному плевритом.
Непритворным авторским любованием согрето Изображение радостного Авиценны, узнавшего причину болезни и готовящегося к операции: «с глазами полными вещим огнем, явился ученый к больному», «торжествен, светел и странен».
Созданию «балладного настроения» помогает удачно выбранный и редко употребляемый трехстопный амфибрахий, «работающий», как это было у лучших мастеров этого жанра, на остросюжетные ситуации, на погружение в атмосферу таинственности, настраивающий на переживание авторского отношения к изображаемому. Четкая простота отличает начало баллады:
Казалось, соседа беда не берет.
Известный удачей и силой,
Он крепок и весел, и чернобород...
Но жаром его подкосило…
Именно в таком лиро-эпическом ключе написаны и остальные восемь баллад — «Баллада первой награды», «Первая баллада бега», «Баллада песка», «Вторая баллада бега», «Баллада пульса», «Баллада ртути», «Баллада везира», «Баллада последних трав», — изображающих различные стороны жизни и деятельности Ибн Сины.
Жанр романа предполагает широкое изображение действительности на более или менее продолжительном отрезке времени, детальное описание примет жизни, дает полное представление о деятельности героев.
Надо ли все эти требования предъявлять к такому своеобразному жанру, как роман в балладах? По-видимому, только в общих чертах, ибо каждая разновидность того или иного жанра имеет свои особенности.
Вспомним слова из письма Пушкина к Вяземскому: «...Я теперь пишу не роман, а роман в стихах — дьявольская разница». Видимо, эта «дьявольская разница» еще более дает о себе знать в жанре романа в балладах...
В романе «Талисман Авиценны» более или менее полно изображена жизнь Ибн Сины, начиная с детских лет и кончая смертью, его деятельность как философа и великого врачевателя, даны многочисленные детали эпохи, описаны достижения науки того времени, черты нравов, обычаев, уклада жизни народа.
Рецензируемое произведение Льва Ошанина — вещь небезупречная. Местами досадуешь на некоторую неполноту изображения, схематизм и риторичность отдельных эпизодов и картин. Но сделанное впечатляет само по себе, поскольку свидетельствует о плодотворности создания новой жанровой формы романа в балладах. Новаторство поэта заслуживает всяческой поддержки. «Многие из читателей, — говорил Лев Ошанин, — считают, что поэтические жанр нечто раз навсегда сложившееся и определенное. На самом деле живой литературный процесс всё время вносит свои изменения и коррективы».
Л-ра: Звезда Востока. – 1981. – № 5. – С. 134-136.
Произведения
Критика
