Стэн Барстоу. Отчаянные
В тот вечер Винс повздорил с отцом — с этого и пошло. Он уже не помнил, с чего, собственно, началась ссора, но перепалки вроде этой случались постоянно: стоило ему попасться Старику на глаза, как тот начинал обзывать его «пустельгой», «ленивым шалопаем» и «никчемным стиляжкой». Старик не разговаривал — выговаривал; не беседовал — вешал. Хлопнув дверью, Винс выскочил из дому, почти не соображая, куда идет, так его душило бешенство. Ярость билась в нем, как попавшая в ловушку гадюка. Он был готов вышибить зубы первому встречному, кто не так на него посмотрит, и решил, что лучший способ отвести душу — найти ребят и отправиться в Молодежный клуб разломать пару-другую стульев. Правда, тогда к ним могла заявиться полиция, а он и без того не ладил со Стариком, так что у них и без полиции забот хватало.
Ребят он нашел без труда: они стояли, загораживая тротуар, в конце Чепел-стрит, и случайные прохожие вынуждены были обходить их по мостовой. Спускаясь вниз по улице, Винс услышал, как кто-то из них засмеялся, и брезгливо поморщился. Вид этой троицы — крепыша Сэма, малютки Финча и унылой громадины Боба — действовал ему на нервы. Они что-то разглядывали на той стороне улицы — Винс не видел, что именно, — и не заметили его, пока он не подошел к ним вплотную.
— Наше вам!
— Привет!
— Здорово, Винс!
— Хорош кусочек? — Сэм кивнул в сторону перекрестка.
Винс глянул. Ну, конечно. Девушка. Она сидела велосипеде, одной ногой упираясь в кромку тротуара, и болтала с худосочным парнишкой, который стоял рядом на обочине. Темно-русая. Короткие алые шорты открывали красивые длинные ноги; белый, с высоким воротом свитер плотно облегал высокую грудь.
Финч дергался и пританцовывал, будто ему не терпелось по-маленькому, и коротко похрюкивал.
— Знакомый кадр? — спросил Винс.
— Первый раз вижу.
— Что это с ней за учитель воскресной школы?
— И его не знаю.
Винса вдруг обуяла беспричинная ненависть к парню. Вокруг не было ни души; вечер только начинался, и улица пустовала. Он сказал:
— Так чего мы ждем? Спровадим мальчика домой, а?
— А потом? — сказал Боб.
Винс посмотрел на него. Боб стоял, привалясь спиной к фонарю, глубоко засунув руки в карманы черных джинсов. Винса все больше и больше раздражала Бобова привычка перечить ему на каждом слове. Он сильно подозревал, что Боб метит на его место, да только боится с ним связываться.
— Что «потом»? — спросил он.
Унылое, вытянутое лицо Боба было бесстрастным.
— Спровадим его, а потом?
— Спустим с нее трусики и отправим домой с голым задом, — хихикнул Финч.
— Угу, — сказал Винс. — А если этот лыбящийся малец будет против, вырежем ему на пупке его инициалы.
Он вытащил из кармана нож и ткнул рукояткой Бобу в живот, точно над пряжкой. Нажал кнопку, и пружина отбросила назад его расслабленную кисть. «Интересно, — подумал он, — делают ли ножи с такой сильной пружиной, чтобы сразу вогнала лезвие в брюхо».
— Ты бы поостерегся вытаскивать этот чертов ножик, — сказал Боб, поглядывая на пятнадцатисантиметровый и острый, как бритва, стальной клинок, кончик которого упирался в перламутровую пуговку на его черной рубашке. — Не слышал, что ли, что закон их запрещает?
— Тогда, выходит, остерегаться и тех, кто его у меня видел, верно? — спросил Винс. Глядя Бобу в глаза, кивнул на другую сторону улицы. — Идешь?
Боб с нарочитым равнодушием пожал плечами и отвалился от фонаря. Винс убрал лезвие в рукоятку.
— Отчего не пойти.
Улицу они перешли тесной группой, но на той стороне рассыпались веером, чтобы взять парня с девушкой в клещи. Юношу их приближение явно напугало больше, чем девушку.
— Привет, детка, — сказал Винс. — За город ездили?
Финч звякнул велосипедным звоночком.
— Звонит твоя мамочка, — сказал он парню. — Пора домой.
Вид у парня был смущенный и испуганный. Он смотрел на ребят, и его нежные, еще не знакомые с бритвой щеки полыхали румянцем.
— Что такое? — спросила девушка, а парень, совладав с голосом, произнес:
— Шли бы своей дорогой и не лезли к другим.
— Вот и ступай своей дорогой, не лезь к нам, — ответил Винс. Он махнул пареньку рукой: — Давай, сынок, проваливай! Сгинь!
Сэм, Финч и Боб навалились на парня и стали теснить его.
— Пустите! Что вы из себя строите?! — протестовал парень, но его отталкивали все дальше и дальше. Потом они исчезли за углом, свернув на боковую улочку, и звук его голоса постепенно затих. Винс придерживал велосипед за руль, чтобы девушка не могла укатить. Она стрельнула в него синими глазами.
— Что вы из себя строите?! — повторила она слова юноши. — Кто вы такие, чего к людям пристаете?
— Полицейский патруль, — сказал Винс. — Очищаем улицы от преступных элементов.
— Зачем тогда сами вышли на улицу, сидели бы дома.
— Ай-яй-яй, как нехорошо, — сказал Винс. — А мы еще избавили тебя от этого урода.
— Вовсе он не урод.
Девушка взглядом окинула Винса с ног до головы, отметив длинный пиджак цвета перца с солью, донельзя зауженные черные брюки, черную, распахнутую на груди рубашку со стоячим воротничком, белый треугольник футболки у горла. Винс, в свою очередь, рассматривал ее с восхищением: синие живые глаза на слегка загорелом лице, под свитером — высокая грудь, длинные голые ноги.
— Урод, — сказал он. — А такой лакомой девочки, как ты, я давненько не видел. И охота тебе гробить время на этого сопляка.
— О вкусах не спорят, — сказала девушка холодно. Она оглянулась через плечо на пустынную улицу. — Что они там с ним делают? Если они его изобьют, предупреждаю, я на всех вас заявлю в полицию. Меня не запугать не надейтесь.
— Ничего они с ним не сделают, — ответил Винс. — Спровадят домой, и только.
Не успел он договорить, как Сэм, Финч и Боб появились из-за угла. Финч смеялся и что-то рассказывал.
— Где он? — спросила девушка. — Что вы с ним сделали?
— Мы его и пальцем не тронули, — сказал Сэм. — Все по-хорошему.
— Он спешит, мамочка дала ему поручение, — хихикнул Финч.
— Я тоже спешу, — сказала девушка. — Будьте любезны, отпустите руль!
— Зачем спешить, — отозвался Винс, — когда мы только-только начинаем понимать друг друга?
Финч егозил вокруг велосипеда — делал вид, что внимательно его разглядывает. Он присел на корточки у переднего колеса и потрогал ниппель:
— Вот здесь входит и выходит воздух, правда?
— Не трогай ниппель! — сказала девушка.
— Оставь его в покое, Финч, — распорядился Винс.
— Спасибо и на этом.
— Какая вежливость, — обратился Винс к ребятам. — Сразу видно, мы кончили прекрасную школу.
— Где ты живешь, детка? — спросил Сэм.
— Близко, только вам лучше меня отпустить, а то не оберетесь неприятностей. У меня отец служит сержантом в полиции.
— А мой Старик — главный констебль, — парировал Винс, — так что они споются. Тебя как звать?
— Не ваше дело.
— Странное имечко, — сказал Финч, и вся компания заржала, но смех звучал вымученно.
Винс досадовал, что ребята не задержались подольше, потому что знал: будь у него больше времени, он бы сумел с ней поладить. Ершилась-то она, в общем, для вида — играла свою роль как положено, но его интересовало другое: какова она на самом деле, если познакомиться с нею поближе.
— Пора нам, пожалуй, представиться, — сказал он с легким поклоном. Он показал на Сэма: — Сэр Уолтер Рейли. — На Финча: — Фельдмаршал Монтгомери. — На Боба: — Переодетая Мерилин Монро; а я — Сэмми Дэвис-младший.
— Очень остроумно, — сказала девушка. — А теперь буду вам очень благодарна, если вы меня отпустите.
— Скажи, как тебя зовут, а там поглядим.
— Я уже говорила: не ваше дело.
— Знал я одного парня по имени «Не ваше дело», — гнул себе Финч. — Он тебе, часом, не брат? А еще был один, которого звали «Темное дело», но, как известно, в семье не без урода.
Винс внимательно следил за ее лицом. Вправду ли в глубине ее глаз мелькнула искорка смеха или ему это показалось?
— Не хочешь, как хочешь. Придется подержать тебя подольше. Как же мы тебя отпустим, когда ты на нас сердишься?
— Послушайте, — сказала она, — если не отпустите, я позову на помощь вон того человека.
Винс ухмыльнулся:
— Спорить буду, он припустит в другую сторону. Газеты вон каждый день пишут про людей, которых увечат за то, что они не в свое дело суются.
— Я вижу, вы все такие воспитанные, дальше некуда, — сказала девушка. Потом быстро оглянулась и добавила: — Но боюсь, что двух здоровенных полицейских вам не запугать.
Они попались на удочку.
— Чего?.. — спросил Винс и на мгновенье ослабил хватку. Девушка пихнула Финча в грудь так, что тот зашатался, нажала на педали и прорвала окружение. Она немного побалансировала, набрала скорость и понеслась прочь, согнувшись над рулем, только алые шорты мелькнули ярким пятном на серой улице.
— Это надо же так купиться, — заметил Сэм.
Винс провожал ее взглядом, пока она не скрылась за поворотом.
— Девочка — высший класс, — сказал он. — Что правда, то правда… Высший класс.
Ему вдруг захотелось еще раз встретиться с нею, в более подходящей обстановке.
— Я бы с такой хоть всю ночь провозился, — сказал малыш Финч, а Сэм рассмеялся и в шутку двинул его кулаком по плечу.
— Ишь чего захотел! Да она двух таких, как ты, на фарш пустит, — поддел он. — Тут, брат, настоящего мужчину подавай!
— Был бы случай, — сказал Финч, — а я уж рискну.
— Кстати, — неожиданно подал голос Боб, — чего это ты обозвал меня переодетой Мерилин Монро? Что я тебе, пидер какой?
— Да так, трепанул, что на язык подвернулось, — ответил Винс.
— Да, но почему про меня, а не про Финча и Сэма?
Винс поглядел на Боба с озорной ухмылкой.
— Пока на тебя не посмотрел, мне это и в голову не приходило.
— Так учти — мне это не нравится. Ты полегче на поворотах.
— А не то что? — злобно спросил Винс, заводясь снова. — И чего ты ко мне прицепился, чего тебе надо?
— Я свое сказал, и точка.
— Вечно тебе надо свое сказать. Может, наше кодло тебе не по вкусу?
— Кодло что надо.
— Тогда заткнись! Стоит кому чего предложить, так ему обязательно надо свое сказать.
— Чего думаю, то и говорю, — ответил Боб. — А насчет предложить, так у нас, по-моему, один только и предлагает.
Винс подобрался. Вот оно, наконец-то слово сказано.
— Ты это о чем? — спросил он.
— О том, что ты все по-своему воротишь, а другие и слова не скажи!
Глядя на Боба в упор, Винс медленно вытащил руки из карманов.
— Пока что вроде никто мне не возражал.
— Еще бы, они у тебя по струнке ходят.
— Значит, тебе с нами делать нечего. Ты в меньшинстве, один против трех.
— Слышь, Боб, хватит тянуть резину, — вмешался Сэм. — К чему ты все это завел?
— Я только сказал, чего думаю, — возразил Боб; насупленное его лицо раскраснелось.
Винс, который не спускал с него глаз, понял, что момент еще не настал.
— Ладно, сказал, а что теперь?
— Да я… мне… что, уж и сказать нельзя, чего думаешь?
— Отчего же, — произнес Винс. — В любое время дня и ночи.
Он похлопал Боба по плечу, а другой рукой обнял Сэма за шею.
— Боб свое сказал, чем теперь займемся?
— Пусть Боб и предложит, — сказал Сэм, — а то он только ворчать горазд.
— И то верно, — подхватил Винс. — Ну, Боб, чем займемся?
— Не знаю, — угрюмо ответил Боб.
— В «Тивви» появилась стриптизочка, — объявил Финч, выскакивая откуда-то сзади. — У входа картинки расклеены — мм-м!
Он руками изобразил роскошнейший торс.
— А после можно податься к «Троку» или в «Гала-румс» — поклеить девчонок, — сказал Сэм.
— В «Гала-румс», чего доброго, после прошлой недели еще и не пустят, — сказал Винс. Они тогда затеяли драку на танцплощадке.
— А в «Троке» — Джексон, — напомнил Боб.
— Ну, он-то против нас ничего не имеет, — возразил Сэм. — Он пустит.
— Этот-то верзила, кретин, пижон и выпендряло! — сказал Винс. — Ждать недолго, скоро ему начистят харю, и уж я ни за что этого не пропущу, хочу там быть — посмеяться вволю.
— Может, сперва махнем в «Тивви», а потом в «Трок»? — предложил Сэм, — и Винс одобрительно кивнул.
— Идет. Значит, сперва в «Тивви», порадуем Финча.
— Почему это меня? — запротестовал Финч. — Можно подумать, вас девочки не интересуют.
— Сидим мы тут вечерком с викарием и попиваем, значит, винцо из одуванчиков, и я ему говорю, — начал Винс. — Так и так, говорю, викарий, уж и не знаю, что делать с юным Финчем. На уме у него одни бабы, викарий, а ум-то у него, сами знаете, где — в штанах…
— Ладно, кончай, — сказал Финч.
Винс осклабился, подмигнул Сэму, они вцепились Финча и, схватив за лодыжки, перевернули его вверх ногами. Финч повис сантиметрах в пятнадцати над мостовой. Он яростно изворачивался, из карманов у него сыпались монеты.
— Пустите, шакалы вонючие! Кончайте ваши подлые шуточки!
— Может, вытащим у него, пусть поостынет? — спросил Винс, притворяясь, что собирается расстегнуть у Финча ширинку.
— Только попробуйте, суки! — взвыл тот.
— Да ну его, еще застудим, — ответил Сэм. — Самим потом жалко будет.
Они выпустили Финча — тот уперся руками в мостовую. Они стояли и заходились от хохота, пока он вставал, а потом суетливо ползал по мостовой за выпавшей мелочью. Винс хлопнул его по плечу и поставил между собой и Сэмом.
— Давай двигай, пошли посмеемся от пуза да поглядим на этот кадр.
Они сели в автобус и шумно расположились на крыше. Сошли они на углу Рыночной улицы. Театр «Тиволи» находился в переулке неподалеку от центра. Театрик был маленький, но теперь, когда закрылась «Аль-Амбра», других театров в Крессли не осталось. «Тиволи» гордился, что наряду с лидским «Городским варьете» является одним из старейших мюзик-холлов страны и в свое время на его сцене выступали все легендарные «звезды» эстрады. Но эти золотые деньки остались в далеком прошлом. Конкурировать с огромной аудиторией и бешеными гонорарами, которые платили на телевидении, театру было не под силу, и вот уже пятнадцать лет на его афишах не появлялось ни одного мало-мальски крупного имени. Теперь в его программах выступали только третьестепенные гастролеры — безнадежные неудачники, неунывающие энтузиасты да еще солистки стриптиза и полуголые статисточки разного возраста, очарования и таланта.
С громогласным и похотливым восхищением компания остановилась полюбоваться на фотографии Паулы Перес, Перуанского Персика, выставленные в фойе.
— Четыре билета поближе, — сказал Винс кассирше.
Та взглянула на план.
— Четыре места в партере, ряд Ж, по четыре с половиной шиллинга, — отбарабанила она без тени улыбки. — Первое отделение сейчас начнется.
Они заплатили, вошли в узкий, отделанный красным плюшем зал, миновав контролершу, и затопали по боковому проходу. Ближе к сцене почти все места были заняты, но в задних рядах народу было значительно меньше. Оркестрик из пяти человек (на общем фоне безошибочно выделялось стальное звучание скрипки) заиграл вступление, а они тем временем пробирались на свои места, наступая сидевшим на ноги и не извиняясь. Занавес раздвинулся, и пятеро девиц с застывшими улыбками уныло и вразнобой завели привычный каскад.
— Кореши, — спросил Финч, — видите ту слониху с краю?
— Наверно, хозяйская дочка, — сказал Винс.
— Вернее, мамаша, — отозвался Сэм.
Танцовщицы цепочкой побежали за кулисы, и ребята громко захлопали и заорали «бис!», «бис!».
Тут на сцену, улыбаясь во весь рот, вышел бойкий молодой человек в светло-сером костюме, синем, в горошек, галстуке-бабочке и в мягкой шляпе с загнутыми вверх полями. Он подошел к самой рампе и стал пялиться в зал, делая вид, что никого не видит.
— Есть тут кто-нибудь?
— Только мы с тобой, — крикнул Винс с места.
Комик тут же ответил ему ослепительной профессиональной улыбкой.
— Еще одно слово, и ты останешься один, — парировал он.
От смеха Финч едва не свалился с сиденья. Он подался вперед и забарабанил по спинке впереди стоящего кресла, так что сидевший в нем невзрачный человечек в очках обернулся и смерил Финча взглядом.
Комик оказался по совместительству и конферансье. Он выдал парочку анекдотов, чтобы расшевелить публику, а затем объявил первый номер: дуэт саксофона и ксилофона.
В первом отделении еще выступали акробатическое трио, молоденькая певичка, которую раскопали где-то в Шотландии, чечеточный дуэт — брат и сестра, а в перерывax комик потешал публику шутками, анекдотами и молниеносными перевоплощениями. Паула Перес, Перуанский Персик, венчала программу. Перуанка там или нет, она, во всяком случае, была черноволоса, черноглаза и смугла. Реквизитом для ее номера служили бледный розовато-лиловый занавес-задник, туалетный столик, двуспальная кушетка с креслом у изголовья и псише. Персик вышла в темно-лиловом платье и белых, по локоть, перчатках; она томно стянула их одну за другой и, подержав в вытянутой руке, уронила на сцену. Потом в такт музыке повернулась спиной к залу и расстегнула «молнию» на платье. Игриво оглянувшись на публику, она грациозно переступила через платье и несколько раз прошлась по сцене в прозрачной нейлоновой комбинации. Ребята застыли, увлеченные зрелищем, один Финч беспокойно ерзал в кресле — ему явно не терпелось увидеть, что будет дальше. Упала комбинация, за ней последовали чулки; чтобы их скинуть, ей пришлось долго махать из глубин кресла длинными ножками. Затем мисс Перес долго и нудно танцевала, задирая ноги, и ее обильные груди колыхались и подрагивали над узкой полоской белого лифчика. Потом снова повернулась спиной к залу, расстегнула лифчик и отбросила его на кушетку. Дальше она танцевала, прикрыв груди руками, и еще раз дала зрителям полюбоваться своей спиной, когда освободилась от прозрачных штанишек. Номер подходил к концу. Зал предвкушал кульминацию, когда они увидят все. Подрагивая упитанными ягодицами, Перуанский Персик сделала несколько шагов вправо и влево, замерла посреди сцены и долго стояла не шелохнувшись. Малый барабан из оркестра рассыпал дробь. Внезапно она повернулась к публике, широко раскинув руки. На секунду мелькнули бледно-розовые соски и узенький треугольник расшитой стеклярусом материи между бедрами — и сцена тут же погрузилась во мрак.
На аплодисменты она вынырнула из-за занавеса сиреневом нейлоновом неглиже, раскланивалась, посылая воздушные поцелуи и стреляя черными подведенными глазами во все концы зала.
Финч от восторга колотил по спинке переднего кресла и человек обернулся к нему еще раз.
— Нельзя ли потише? — сказал он. — Я за свое место деньги платил.
Финч посмотрел на него пустыми глазами и продолжал неистово хлопать, пока Перуанский Персик не скрылась за занавесом.
Ребята отправились в буфет при партере и выпили там по бутылке пива, превознося прелести Паулы Перес.
— Она будет выступать во втором отделении? — спросил Финч.
— По идее, должна, — ответил Винс.
— Интересно, что она будет делать.
— Спросит, не хочет ли кто из зала помочь ей раздеться.
— Иди ты! — задохнулся Финч. У него при одной мысли об этом глаза полезли на лоб.
Пропустили еще по бутылочке. С быстрым опьянением пришло ощущение безответственности и желание напроказить, чтобы придать остроты развлечению.
— Видали, как пялился этот коротышка спереди? — заметил Финч.
— Чего он тебе сказал, когда обернулся? — спросил Винс.
— Сиди тихо или что-то вроде.
Винс поднял брови:
— Ах, вот как? Ну, перед уходом мы ему еще покажем!
В зал они вернулись, когда оркестрик уже заиграл. Второе отделение было еще хуже. Номера повторялись в том же порядке, и Винсу это скоро наскучило. Он стал думать, чем бы заняться. Когда на сцену, подпрыгивая, выскочили акробаты, Винс достал нож, раздвинул ноги и загнал лезвие в красную плюшевую обивку сиденья. Пропоров дырку сантиметров в пятнадцать, он просунул в нее руку, вытащил пригоршню ваты и передал сидевшему слева Финчу.
— На-ка, подержи для меня, ладно?
Финч уронил вату на пол — его корчило от смеха. Кресло впереди Винса и справа от замухрышки, который выговаривал Финчу, пустовало. Винс спрятал нож, зажег сигарету, подался вперед и пустил дым прямо в затылок сидящему. Тот закашлялся и обернулся. Винс наградил его широкой улыбкой, и человек в замешательстве отвернулся. Наконец после игривых намеков комика-конферансье снова наступил черед Паулы Перес. В набедренной повязке и полоске того же материала поперек грудей, она была теперь рабыней и танцевала перед раскрашенным деревянным идолом в глубине сцены. Занавес опустили, когда она распростерлась перед идолом в благоговейном порыве, но тут же подняли вновь, и Перуанский Персик предстала перед публикой, прикрытая двумя огромными веерами из страусовых перьев. За это время она успела избавиться от двух полосок материи и танцевала, манипулируя веерами так, чтобы публика урывками видела проблески голого накрашенного тела
Винс наклонился и зашептал на ухо человечку:
— Ах ты, грязный старикашка, бегаешь на баб глядеть, а тебе бы сидеть дома да внучат укачивать. Хотя чего там, смотри — правда, хорош бабец? Ишь как дразнится, стерва: приоткроется — и опять ничего не видно а? Небось сидишь, думаешь, какова-то она в постельке? Хотел бы за нее подержаться, а? Всю бы ее пощупать…
Коротышка соскользнул на краешек сиденья, не отводя застывшего взгляда от сцены и Перуанского Персика, а Винс гнул свое, и с каждым разом его замечания становились все похабнее. Человечка прошиб пот, он мелкими каплями выступал у него на лбу и скатывался по мясистым щекам. Когда номер мисс Перес достиг апогея и она, удалившись в глубь сцены, отбросила веера и застыла в позе обнаженной модели, у того наконец сдали нервы: он поднялся и, спотыкаясь о ноги сидевших, выбрался в проход.
Винс выждал минуту, затем толкнул локтем Сэма — тот сидел справа:
— Давай выходи, и побыстрей!
Сэм не понял, куда клонит Винс, но тут же послушался и вместе с Финчем и Бобом, которые последовали их примеру, вышел из зала и остановился в залитом светом фойе.
— Зачем такая спешка? — спросил Боб. — Еще ведь не кончилось.
— Пиво кончилось, ресторан закрыт. Пошли!
Винс провел их до конца мощеного переулка и огляделся по сторонам:
— Вон он!
Метрах в двадцати от них человечек быстрым шаг переходил через дорогу.
— Живей, сейчас позабавимся.
Они пересекли улицу и пошли следом, держась, однако, на некотором расстоянии. Один раз он оглянулся, словно ждал, что его будут преследовать, и, не сбавляя шага, поспешил дальше. Вскоре оживленные магистрали остались позади, дорога пошла в гору. Начался район тихих захолустных улочек. Человек свернул за угол, они тоже. Он опередил их на тридцать метров — одинокая фигурка бежала по тускло освещенной улице, а с двух сторон сплошной стеной поднимались здания фабричных контор.
— Эй, ты! Погоди! — окликнул Винс.
Человечек остановился, оглянулся и припустил во всю прыть.
— Идем! — сказал Винс.
— Зачем? — спросил Боб.
— Для смеху, вот зачем.
Винс сорвался с места, остальные побежали за ним. Они без труда обогнали замухрышку, перекрыв тому путь с безлюдной улицы. Он остановился, прижался спиной к стене.
— Что такое? — спросил он. — Что вам надо?
— Хотим с тобой побеседовать, больше ничего, — сказал Винс. Они взяли коротышку в кольцо — он тяжело дышал, грудь у него поднималась и опадала, взгляд бегал по лицам ребят.
— О чем? Я спешу.
— Не терпится доложить своей старухе о красотке Пауле Перес и ее роскошных титьках, — заметил Винс.
— К чему эта похабщина? — сказал он.
— Как же, как же, — продолжал Винс, — знаем: ты у нас ценитель искусства. Спорим, ты любишь похабные снимочки и все такое. Небось носишь их с собой? Давай показывай, и мы тоже хотим поглядеть.
— Я вас не понимаю. — Стекла его очков смутно поблескивали, он переводил взгляд с лица на лицо. — Надумаешь сходить в театр, скоротать вечер — так нет же, обязательно привяжутся всякие хулиганы.
— Хулиганы? Слышали, братцы? Он обзывает нас хулиганами. — Винс взял человечка за грудки. — А ну, выкладывай свои похабные карточки!
— Нет у меня никаких карточек. Отпустите, не то позову на помощь.
— А вот это напрасно, — посоветовал Винс. — Разве так можно с друзьями?
— Тогда отпустите. И чего вы ко мне привязались, я вам ничего не сделал.
— А мы что, говорим, что сделал?
— Нет, но…
— Так чего ты раскудахтался?
— Послушайте, отпустите меня восвояси, больше мне ничего не надо.
Винс отпустил его и сделал вид, что обдумывает сказанное. Посмотрел на ребят:
— Хочет, чтобы его отпустили восвояси. Отпустим?
— Давай отпустим, — сказал Сэм.
— Хоть он и обозвал нас хулиганами?
— Он же нас не знает, — сказал Сэм. — Кто не ошибается?
— Не считаться же с ним за эту ошибочку, правда? — сказал Винс. Он подался назад, чтобы коротышка смог отойти от стены, и протянул ему руку: — Все путем, а?
Тот сначала поглядел на протянутую руку, потом подал свою. Винс схватил его за руку и дернул на себя; человечек, чтобы не упасть, вынужден был за него уцепиться.
— Перебрал? — спросил Винс. — Ноги не держат? Поставить, что ли, тебе фонарь под глазом, вдруг поможет?
Ударом в лицо он отбросил человека назад, тот рухнул, споткнувшись о Сэма, который опустился за ним на четвереньки. Коротышка перекатился на живот и застонал, шаря вокруг руками. Финч, хихикая и пританцовывая, давил каблуками его очки. Человек попытался опереться на руки, но тут Боб со всего маху заехал ему ботинком под ребра. Тот свалился и затих.
— Рвем когти, — сказал Винс.
Боб, оглянувшись по сторонам, склонился над телом:
— Бумажник проверим? Вдруг у него деньга при себе?
— Брось, — резко оборвал Винс, — а то еще припаяют ограбление с насилием. Не стоит рисковать по мелочам.
Они удрали заводскими дворами и окольным путем вернулись в центр. Там зашли в пивной бар при ресторане, заняли угловой столик и заказали по кружке горького. Потягивая пиво, Винс вспомнил, с каким наслаждением звезданул он по глупой и ненавистной коротышкиной роже. Избиение принесло разрядку, и теперь ребята оживленно болтали о представлении, Пауле Перес и женском поле вообще. Всеобщее благодушие и довольство возросло после двух заходов по новой, и они решили, что теперь самое время отправиться в «Трокадеро», попытать счастья. Их уже ничего не смущало, даже встреча с их заклятым врагом — Джексоном.
Джексон стоял в фойе, следил за входящими; его жесткое квадратное лицо было непроницаемо. Светло-синий двубортный костюм ладно сидел на его крупной спортивной фигуре. Заметив в дверях Винса и компанию, он подошел к кассе.
— Привет, привет! В чем дело? Не пустили в «Гала-румс»?
— Как то есть не пустили? — вежливо осведомился Винс.
— Нечего строить оскорбленную добродетель, меня не проведешь, — сказал Джексон. — Сами знаете, что на той неделе у них была драка.
— Мы тут ни при чем, мистер Джексон, — сказал Финч.
— Мне платят деньги, чтобы здесь был порядок, — отчеканил Джексон. — Начнете безобразить — мигом выставлю. Ясно?
Он кивнул кассирше, она приняла деньги и выдала билеты. Ребята гуськом прошли мимо Джексона в зал; тот следил за ними прищуренным взглядом.
— Сука! — выругался Винс: они миновали контроль, и Джексон уже не мог их услышать.
Пробившись сквозь толпу у входа, ребята остановились и принялись с нагловатым и спокойным вызовом разглядывать танцующих. Слева от них арка в шпалерах вела в бар, где продавали безалкогольные напитки и кофе.
— В перерывах собираемся в баре, — распорядился Винс.
Они всегда договаривались о месте сбора на случай заварухи. Они собрались разделиться, как вдруг Финч лихорадочно вцепился Винсу в рукав:
— Ты только глянь, кто там!
— Где? — спросил Винс. — Кто?
— Да та кадришка с велосипедом. Нет, ты только посмотри на нее! Вот это да! Вон там, видишь, танцует с высоким лбом в синей спортивной куртке?
Винс отыскал девушку взглядом, и у него екнуло сердце. На девушке была широкая юбка в голубой цветочек и прозрачная нейлоновая блузка, сквозь которую просвечивало кружево комбинации. Винс потер руки. От жары у него вспотели ладони.
— Чур моя!
— Вот те раз! — обиделся Финч. — Я же ее первый увидел.
— Исчезни, мальчик, — сказал ему Винс. — Ступай поищи себе кадр по росту.
Обходя толпу глазевших на танцы, Винс начал пробираться к эстраде вдоль зеленых плетеных стульев, расставленных по стене под зашторенными окнами. Танец кончился, середина зала опустела, и тут он увидел девушку: она разговаривала со своим партнером, высоким парнем в синей спортивной куртке и серых брюках. Винс на ходу прикинул его возможности, решил, что серьезной опасности тот не представляет, и самоуверенно обратился к девушке:
— Привет, привет! Кого я вижу! До дому доехала нормально? Шины целы, велосипед в порядке?
Девушка поглядела на него сперва изумленно, затем неприязненно.
— Да, спасибо.
— Добро, — сказал Винс, расплываясь до ушей. — Добро. — Он посмотрел на высокого парня: — Нельзя ли узнать, как вас зовут?
Парень нахмурился:
— Колин Нортон. А что?
— Так я и думал. Там вас спрашивали у контроля.
— Да? А кто?
— Не знаю. Молоденький парнишка. Курчавый такой.
Высокий с минуту подумал:
— Надо сходить посмотреть…
Он неуверенно поглядывал то на Винса, то на девушку:
— Разрешите?
— Чего там, — сказал Винс.
Он посмотрел, как Нортон прошел через зал, затем обратился к девушке:
— Ты с ним?
— Не совсем.
— Одна пришла или с кем?
— У меня тут знакомые.
— Друзья?
Она передернула плечами:
— Нет, просто знакомые.
Винс осклабился:
— Добро-о.
— А его что, действительно спрашивали?
Винс ухмыльнулся еще шире:
— Как знать, как знать…
Она тоже заулыбалась, сначала одними глазами, потом и губами.
— Ну и черт же ты.
— Он самый, — сказал Винс. — Сразу угадала.
Заиграли новый танец, и Винс облегченно вздохнул. Ему хотелось оказаться подальше от этого места, прежде чем Нортон поймет, что его провели. Он бы, конечно, с ним сладил, но сейчас ни к чему нарываться на неприятности. Он кивнул на пары, которые понемногу начали заполнять середину зала:
— Пойдем?
Она не сразу решила, потом подняла на него глаза:
— Хорошо.
Играли фокстрот. Он легко обнял ее за талию и, держась на должном расстоянии, уверенно и спокойно повел сквозь толпу танцующих. Когда они сделали первый круг, она заметила:
— Знаешь, а ты прекрасно танцуешь.
— Знаю, — кивнул Винс. — Так это нетрудно. Невелика наука: умей работать ногами да чувствуй ритм. И практика помогает… У тебя, кстати, тоже совсем неплохо выходит.
— С хорошим партнером танцевать хорошо. Тут половина ребят ступить не умеют. Вцепятся, как в мешок с картошкой, все ноги поотдавят…
— Серые они, — сказал Винс, — вот в чем беда.
Она смерила его взглядом, но ничего не сказала. Он обнял ее чуть покрепче.
— Я ведь не знаю даже, как тебя зовут.
— А я знаю, как тебя. Ты Сэми Дэвис-младший.
— Это мой псевдоним. По-настоящему меня звать Винсент Элспи.
— Мне нравится. Незатертое имя.
— Друзья зовут меня Винс.
— Вот как? Хорошо им жить.
Он не понял, что она хотела этим сказать, и немного помолчал, выжидая.
— Ну?
— Что «ну»?
— Как тебя звать? Не могу же я говорить с тобой целый вечер и даже имени твоего не знать.
— Ты собираешься весь вечер со мной разговаривать?
— И разговаривать тоже.
Она отстранилась и поглядела на Винса:
— Постой! Не так быстро, дружок! Ты что-то напутал. Об этом и думать забудь.
— Об чем «об этом»?
— Ты знаешь, о чем.
— Честное слово! — сказал Винс.
— Честное слово чего?
— Честное слово, я ничего такого не думал.
И опять она рассмеялась против воли. Ее синие глаза заблестели, уголки красных губ вздернула улыбка
— Ну, скажи, — не отставал Винс, — как тебя звать?
Она покачала головой.
— Давай скажи. Почему не хочешь сказать?
— Мне оно не нравится.
— Что не нравится?
— Мое имя.
— А как тебя звать?
Она подумала:
— Айрис.
— Господи, что же в нем плохого?
— Не знаю. Не нравится — и все тут.
— Нормальное имя. И чего в нем плохого? Я думал, ты скажешь Агги, или Клара, или что-нибудь совсем несусветное.
— Да нет, только мне оно все равно не нравится. Мне бы хотелось, чтобы меня назвали иначе.
— Как, например?
— Хотя бы Одри.
— Тогда считай, что ты мне не говорила, как тебя зовут, и я буду звать тебя Одри. Идет?
— Идет.
Тут он заметил Сэма, который стоял в одиночестве, и показал жестом, что дело на мази. Он подмигнул Сэму из-за плеча девушки, тот одобрительно подмигнул в ответ и показал большой палец. В их компании Винс был ближе всех с Сэмом. Он знал Сэма дольше остальных в трудную минуту всегда мог на него положиться. Малыш Финч был тоже своим парнем, но из-за роста от него в драке было мало проку. А Боб, хоть и был здоров драться, все время дулся, потому что его, видите ли затирают.
Когда до перерыва оставался один танец, Винс спросил девушку, не хочет ли она выпить кофе. Она сказала, что не прочь, и они пошли в бар под арку.
— Где твои друзья? — спросила она, когда они взяли по чашке кофе и уселись друг против друга за зеленый пластиковый столик.
— Здесь.
— Вы все время ходите вместе?
— Почти. Кореши — это кореши, сама понимаешь.
— И все время безобразничаете?
— Что ты хочешь сказать?
— Не прикидывайся, — заметила она. — Забыл, как тогда спровадили Джона Шарпа?
— Так вот как его зовут?
— Да. Значит, вы всегда добиваетесь своего таким манером?
Вопрос ему не понравился: надо было спорить и защищаться, а убедительных доводов не было. И вообще при чем тут все это, когда он с нею? Он снова вспомнил, как двинул того типа кулаком в рожу, но угрызений не было, потому что жестокая и злая его половина была сама по себе, а другая, которая позволяла ему наслаждаться обществом девушки, — сама по себе. Но девушка ждала ответа.
— Мы любим чуток позабавиться, — выдавил он.
— И подраться тоже?
— Бывает и это. — Он посмотрел ей в глаза. — Если кто над тобой изгиляется, спину перед ним гнуть, что ли?
— Но сами вы первыми драк не затеваете? Не привязываетесь?
— Послушай, — сказал он, — нашему брату без этого нельзя. Раз-другой надо дать себе волю. Не то свихнешься. Целый день вкалываешь, зашибаешь гроши для чужого дяди, и каждый еще к тебе же и цепляется. Дома Старик обзывается «бездельником» и «стилягой», на улице фараоны с тебя глаз не спускают — прическа, понимаешь, у тебя не такая, как у всех. И всем от тебя одного надо: чтобы все было по-ихнему. А ты сиди себе тихо и не путайся под ногами. Не мешай. А сами какую заваруху устроили?! Войны да бомбы — ведь если побросать, они всех нас на тот свет отправят. А они тебе: «Сиди тихо, не устраивай беспорядков. Не мешай. А мы уж придумаем, как сделать, чтоб от тебя и мокрого места не осталось».
И его рука сама собой сжалась в кулак на столике.
— Другой раз чувствуешь: нет тебе покоя, пока не разнесешь чего-нибудь на куски, не докажешь им всем, что ты на них плевать хотел и не дашь себя морочить.
Она слушала затаив дыхание, не сводя с него глаз.
— Если бы все думали так, как ты, — спросила она, — во что бы тогда превратился мир?
— Хуже, чем сейчас, все равно не будет, скажешь — нет? Никто никому не верит, каждый свое норовит урвать. И не только люди, а государства тоже. Жалко, у меня по-другому мозги устроены, а то бы я тоже сколотил себе капиталец не хуже некоторых; вот люди и смотрят на меня, словно я дерьмо какое-то, говорят: «Полюбуйтесь на этого стилягу, так и прет на рожон». Я и пру когда есть настроение.
— А обычные, честные люди?
— Ты хотела сказать: недотепы, на которых все, кому не лень, ездят? Те самые, которые делают, что им политики да фараоны прикажут? Простачки они. С ними порядок — кому они нужны? Взять хоть моего Старика. Пошел на войну, там его всего продырявили, и сейчас рука у него, можно сказать, бесполезная. Ему идет маленькая пенсия, берется он за работу, от которой другие отказываются, только внутри у него все накипело, он всех ненавидит, и меня тоже, потому что у меня обе руки целые и я больше его зарабатываю. А он еще обзывает меня бездельником.
Винс допил кофе и с сердцем отодвинул чашку.
— И чего ты затеяла этот разговор? Зачем тебе это нужно?
Она опустила глаза в чашку.
— Хотела лучше узнать тебя, больше ничего.
Они помолчали, потом он отрывисто сказал:
— Ладно, пошли еще потанцуем.
У дверей он остановился, пропустил ее вперед и тут заметил, что у нее на шее, там, где начинают расти волосы, маленькая бородавка. В зале притушили свет, заиграли медленный вальс, и он, непонятно растроганный этим только что подмеченным изъяном в ее красоте, прижался к ней, так что ее волосы коснулись его щеки. Интересно, где она живет, думал он, и разрешит ли проводить себя домой после танцев. Вот было бы здорово! Он хотел встречаться с нею и дальше и знал, что скоро попросит ее о свидании. Она была не такая, как те девушки, с какими они заигрывали: в несколько раз культурней, умнее и тоньше. Еще ни одной девчонке не удавалось прижать его к стенке и заставить оправдываться. Да от другой девушки он бы такое и не стерпел. Тех интересовало, куда ты их будешь водить и что позволить тебе взамен. С ними было легко — они принимали тебя как есть и не заставляли, как эта, обдумывать каждое слово, Но из тех девушек ни одна не была такой красивой, ни с одной он не чувствовал себя, как сейчас, когда обнимал ее в танце: тихим, довольным, умиротворенным. Так бы и танцевал с ней вечно.
Тем временем злачные заведения понемногу закрывались, и в зал набились опоздавшие из пивнушек и баров. Окна за длинными шторами были распахнуты, но воздух в зале все равно был душный и спертый. Когда кончился танец и объявили перерыв, они оказались у выхода. Девушка сделала вид, что обмахивается ладонью.
— Я, кажется, вот-вот задохнусь. Ну и духота, спасения нету.
— Выйдем на улицу, — предложил Винс, — подышим воздухом.
Ему хотелось знать, о чем она подумала, поглядев на него.
— Пошли, — сказал он. — Я тебя в обиду не дам. Погуляем по улице и вернемся.
— Хорошо, пойдем. Здесь я и минуты не выдержу.
Взяв на контроле контрамарки, они вышли на улицу.
— Ты не замерзнешь? — спросил Винс, посмотрев на ее тонкую блузку.
— Что ты, ни капельки. Вечер такой теплый.
Они пошли вверх по тихой улице. Она взяла его под руку, он поглядел на нее, и его охватила радость. Чувствовал он себя приподнято. Но он ничего не знал о ней. Она рассказала, что живет около Брэдфорд-роуд, неподалеку от того места, где они ее встретили. Старшая сестра ее замужем, а младший брат еще ходит в школу. Отец работает старшим инспектором в страховой компании, а сама она машинисткой в главном отделении той же компании в Крессли. Она увлекается танцами, кино, Фрэнком Синатрой и плаваньем.
— Плаваньем?
Она сказала, сколько раз может переплыть городской бассейн туда и обратно, и он поразился:
— Я думал, что при такой фигуре, как у тебя, ты к воде и близко не подходишь.
— Плаванье улучшает фигуру, — рассмеялась она.
— Ты бассейну лучше всякой рекламы. Сам-то я и двух метров проплыть не могу. Дома в ванну лезу со спасательным кругом.
— Немножко попрактикуйся и тут же выучишься. Как с велосипедом: стоит научиться — и уже непонятно, что же тут трудного.
— Ну, на велосипеде я езжу. И на моторе тоже. Думаю вот завести моторчик. Через годик, если получится.
— Мотороллер?
— Нет, самый настоящий мотоцикл. «Нортон» на шестьсот пятьдесят или что-нибудь вроде этого. Машину помощней.
— Они дорогие. Ты накопил денег?
— На первый взнос хватит. Не знаю только, как уломать Старика, чтобы он подписал поручительство и рассрочку, старый дурак все никак не решится. Любит он другим жить не давать.
— На что ты живешь?
— Автомеханик я. А что?
— Ничего, просто интересно.
— По моим рукам видно, что я в конторе штанов не просиживаю.
— Что с твоими руками?
— Видно по ним, кем я работаю. Мазут — его сколько ни три, все равно не сотрешь.
— У тебя красивые руки, — сказала она. — Я заметила. Я всегда на руки смотрю. Жить ремеслом — тут нет ничего зазорного. Тебе нравится работать механиком?
Он пожал плечами:
— Работа как работа. Я люблю возиться с моторами и все такое, хоть и вкалываешь на чужого дядю. Но это всегда так.
— Ты молодой. Нельзя же все сразу. Может, еще собственную мастерскую заведешь.
— Ну, не такой я человек. Тут нужно с бумагами возиться и вообще. А потом, откуда я капитал возьму?
— Всякое бывает, — сказала она.
Они обогнули квартал и вышли к «Трокадеро» с другой стороны. Когда они очутились в проходе, образованном автостоянкой и танцзалом, Винс остановился и повернул ее к себе, ощутив через блузку теплую нежную кожу ее плеч.
— Без паники, — сказал он. — Сейчас я тебя поцелую — и только.
— Никто и не паникует, — ответила девушка. Он поцеловал ее в губы.
Она приняла его поцелуй спокойно, послушно, но как-то пассивно; ее прохладные губы ему не ответили. Но вот она приоткрыла рот и обняла Винса. Его пронзило светлой и чистой радостью. Они крепко обнялись и замерли в тени под стеной.
— Спорю, когда мы встретились там, на улице, тебе и в голову не могло прийти, что у нас этим кончится.
Она рассмеялась.
— Конечно, нет.
— Да и мне тоже. Вот уж не думал, что встречу тебя…Хотя вообще-то я надеялся.
Она притихла.
— Можно, мы еще встретимся?
— А ты вправду хочешь?
— Еще бы! Я хочу сказать, давай назначим настоящее свидание, чтобы были только мы с тобой. Согласна?
— Посмотрим, — ответила она.
Он скользнул рукой по ее плечу и коснулся груди. Она убрала его руку.
— Не забывайся!
— Честное слово, — сказал Винс охрипшим голосом. — Я просто так. Я ничего такого и не думал. Честное слово. Я ни за что, я… Слишком ты мне нравишься.
Обнимая ее, он испытывал прилив неведомой ему нежности и пугался этого чувства, потому что оно делало его слабым и беззащитным. У него подгибались колени. Он знал, что сейчас она может вить из него веревки. К радости примешивался страх: ему вдруг захотелось всего того, на что до сих пор ему было наплевать, — верности, любви и женитьбы, собственного домика, где они заживут вдвоем и где его будут встречать после работы.
— О господи! — произнес он, когда она вновь потянулась к нему губами.
Они так и стояли у стены, крепко обнявшись и слившись губами в поцелуе, когда луч карманного фонарика выхватил их из тьмы. Их словно ледяной водой окатило. Девушка закрыла лицо, но Винс повернулся прямо на свет. Когда он услышал голос Джексона, зрачки у него сузились от бешенства.
— Так я и думал. Я знал, что у тебя на уме, грязный сопляк! Заманивать девчонок на улицу и обжимать прямо у стенки.
У Винса оборвалось сердце.
— Ты что, рехнулся? — спросил он с яростью. Ненависть к Джексону захлестнула его горячей волной. — С цепи, что ли, сорвался, что на людей бросаешься? Кому мы мешаем?
— Ты мне зубы не заговаривай, — сказал Джексон. — Ступайте в зал, а нет — так катитесь отсюда и занимайтесь вашими грязными делишками в другом месте. А сейчас давай пошевеливайся!
Он светил им в спину, пока они не свернули за угол танцзала. Девушка шла, низко опустив голову, Винс глядел прямо перед собой и кусал губы, чтобы сдержать распиравшее его бешенство.
Бросив их перед освещенным фойе, Джексон пересек автостоянку и скрылся в тени. Винс предъявил контрамарки, они вошли. От унижения лицо у девушки стало пунцовым.
— Свинья! Грязная, вонючая свинья, — сказал Винс. — Господи, прямо не знаю, что и говорить…
Девушка отвернулась — не хотела встречаться с ним глазами.
— Не нужно…
— Но послушай, я…
— Отстань, — сказала она. — Прошу, отстань.
Он попытался взять ее за руку.
— Послушай, Одри…
Она вырвалась:
— Никакая я не Одри!
Она убежала в туалет. А он еще постоял на месте, пока не заметил, что на него глазеют. У него тоже горели щеки. Он ушел в мужскую уборную и заперся в кабинке. От злости он чуть не плакал. Сжав кулаки, он молотил ими по воздуху, сквозь стиснутые зубы осыпая Джексона беззвучными проклятиями. Потом немного успокоился и решил вернуться в зал. Когда он вышел в фойе, мимо промелькнула девушка в наброшенном на плечи пальто, очень похожая на Айрис, и выскочила на улицу. Он было рванулся следом, но махнул рукой и пошел искать ребят. Что другое он бы еще спустил Джексону, но только не это.
Первым он разыскал Сэма. Тот был один, как Винс и рассчитывал. Он рассказал другу, что случилось на улице и как повела себя девушка.
— Не знаю, Сэм, увижу я ее когда или нет, а если увижу, так еще вопрос, станет ли она со мной разговаривать. Она, понимаешь, себе цену знает, а тут дешевкой себя почувствовала, когда ее так вот засекли у стены. Я-то знаю, каково ей сейчас, и моя рожа всегда будет напоминать ей про это. Ух, Джексон! Ух, падло сучье!
— Псих он чертов, — заметил Сэм. — Сексуальный маньяк. А где кадришка?
— По-моему, слиняла. Я вроде видел, как она убегала.
— А Джеки где?
— Остался на улице, ходит шпионит со своим фонарем, слюни пускает.
Винс схватил Сэма за руку:
— Слышь, Сэм, это падло мне за все ответит. На этот раз ему просто так не сойдет.
— А как ты с ним посчитаешься?
— Подкараулю, когда домой пойдет, и разделаю. Ты со мной? Ты ведь тоже не прочь с ним посчитаться?
— Еще как не прочь! Я не забыл, как он прошлой зимой ко мне придрался и вышиб отсюда. Но вдвоем лучше не пробовать. Вдвоем мы с ним нипочем не сладим.
— Сладим, если Боб с Финчем помогут. Так разделаем гада, что родная мать не узнает.
— Думаешь, ребята пойдут? — спросил Сэм с сомнением.
— Почему нет? Они любят Джеки не больше нашего.
— Да, но не любят, когда им этого самого навешивают.
— Господи, Сэм, если уж мы и вчетвером с ним не сладим, так грош нам цена. Где они, кстати?
— Вроде сидят в том конце.
— Сходи за ними, а я столик в баре займу.
Вскоре все четверо собрались за угловым столиком, и Винс рассказал ребятам то, о чем уже слышал Сэм. Бобу все это, видимо, показалось смешным.
— Ты чего зубы скалишь? — осведомился Винс.
— А что, разве не смешно? — сказал Боб.
— Ничего смешного не вижу.
— Да нет, тут есть над чем посмеяться, — возразил Боб. — То есть, значит, стоишь ты у стеночки с этим кадром, а тут заявляется старина Джеки и давай светить в вас фонариком.
— Небось на моем месте ты бы тоже смеялся? — сердито спросил Винс. — Так бы и зашелся, со смеху?
— Не, я бы тоже распсиховался, — сказал Боб — Только ведь с девчонкой-то был ты, а не я.
— Ах, вот, значит, в чем разница?!
— Да нет, я что хочу сказать… — Под бешеным взглядом Винса Боб сник.
— Спорю, тебе хотелось его укокошить, — вставил Финч.
— Если бы мысли убивали, он бы сейчас валялся там тепленький.
— Ближе к делу, — напомнил Сэм. — Время не ждет, лавочка скоро закроется.
— Ну и что? — спросил Финч.
— А то, что нам нужно разделать Джексона, когда он пойдет домой, — ответил Винс, — вот что.
— Кому это «нам»? — насторожился Боб.
— Нам с Сэмом и тебе с Финчем, если у вас пороху хватит.
Финч промолчал и с испугом поглядел через столик на Винса и Сэма.
— Тебе с Сэмом… — протянул Боб. — Думаете, управитесь?
— Надо будет — управимся, — мрачно ответил Винс, — Но если вы с Финчем пойдете, будет полегче.
Финч на это ничего не сказал.
— Не знаю, — ответил Боб. — Мужик он здоровый… килограммов на сто потянет. И кулаками работать умеет. Кто ему поперек становится, уж он их распишет, сами видели.
— Еще бы, с Джексоном схватиться — это тебе не коротышку в закоулке под дых лягнуть, большая разница, — подпустил Винс.
Боб вспыхнул:
— Ты знаешь, я от драки не бегаю. Знаешь, что я всегда за себя постою и других в обиду не дам.
— Знаю, — примирительно заговорил Винс, хотя ему отчаянно хотелось опрокинуть на них столик и пойти на Джексона в одиночку — так он их презирал. — Драться ты здоров, зачем нам и надо, чтобы ты пошел с нами. Ты ведь не любишь Джеки? Хотел бы его разделать, скажешь, нет?
Боб глянул на Сэма, потом на Финча.
— Какой у вас план?
— Вы же знаете, этот ублюдок недоделанный ни жизнь не раскошелится на такси, всегда прет домой на своих, разве, что уж дождь вовсю поливает. Я так прикинул: если выйти первыми и подкараулить его на пустыре, у самого леса, мы его возьмем врасплох.
Сэм кивнул:
— Хорошая мысль. Лучше места не выберешь, и в темноте ему нас нипочем не узнать.
— Он даже не узнает, сколько нас было, — подхватил Винс. — Разделаем ублюдка, как котлету, смоемся в город и к часу будем уже в постельках.
— А вдруг он пойдет сегодня другой дорогой?
— Он всегда ходит этой. Пойдет другой — отложим дело. Только он пойдет этой, вечер теплый, так и тянет пройтись.
— И вволю подраться, — улыбнулся Сэм.
Винс растрогался.
— Сэм, дружище, — сказал он, обнимая того за плечи.
— А вдруг он нас узнает? — спросил Боб.
— Вот заладил все «вдруг» да «вдруг»! Да ему нас ни за что не засечь, и доказать он ничего не сумеет. А мы уж придумаем, где были в это время, и все будем говорить одно и то же.
Сэм поглядел на часы — большие золотые и на золотом же браслете. Как-то ночью он дуриком купил их за фунт у молоденького солдата, такого пьяного, что не мог добраться до дому пешком, а на такси у него не было денег.
— Если идем, так пора трогаться: лавочка вот-вот закроется.
Винс посмотрел на Финча:
— А ты, Финч, что скажешь? Пока что ты все помалкивал.
Финч замялся.
— Я, пожалуй, рискну, — ответил он, — если пойдет Боб. Но если без Боба, я — пас.
— Молодец, Финч. Ни шагу без кореша. Ну, как, Боб, идешь или нет?
Боб вертел в руках грязную чашку из-под кофе, которую забыли убрать со стола. Он молчал, и Сэм не выдержал, взорвался:
— Ну, давай же, давай! Какого черта вы трусите? Нас же четверо против одного. Покажем гаду! Он сам давно напрашивался.
Боб решился и поставил чашку.
— Ладно, — сказал он. — Иду с вами.
— Вот это я понимаю, — радостно воскликнул Винс. Он раскраснелся, у него заблестели глаза. Он отпихнул стул. — Разделаем сукина сына до полусмерти, чтоб всю жизнь ему было что помнить.
Ударник только забил вступление к гимну, а они уже проталкивались на выход. Танцы кончились. Джексон по их расчетам, уйдет через четверть часа, так что они успеют добраться до пустыря окольным путем. Когда на городской ратуше пробило полночь, ребята уже одолели подъем, вышли на утоптанную дорожку, а с нее свернули на узенькую тропку через кочковатый выгон. Они шли тихо, изредка переговаривались вполголоса, хотя в этот поздний час вряд ли могли тут кого-нибудь встретить. Город остался далеко внизу. Тропинка вела через пустырь на Колдерфорд-роуд; за спиной у них мерцали и искрились россыпи уличных фонарей, прокалывая ночь над долиной. Они сошли с тропинки и, дав кругаля, повернули назад к лесу. Какое-то время все молча пробирались по кочкам, путаясь в высокой траве.
Тут до Винса дошло, что одного человека они потеряли.
— Где Финч, черт бы его побрал?
Все остановились, обернулись, но Финч уже нагонял их.
— Куда ты, к дьяволу, подевался?
— Задержался отлить, — объяснил тот, — а то было совсем невтерпеж.
— А я думал, ты в кроличью нору провалился, — сострил Боб, и Финч сказал:
— Ха-ха!
— Ради бога, не отставай, — попросил Винс. — Мы почти на месте.
— Я тут, наверху, ночью в первый раз, — признался Финч. — Хорошо, что мы вместе. Здесь убить человека — все условия.
— Тише! — сказал Винс. — Без нужды не трепаться!
Они подошли к леску, вернее, к большой роще, быстро осмотрели что и как и решили держаться Винсова плана: подкараулить Джексона, где тропинка уходит под деревья. Перед самой рощей тропинка взбегала на низенький холм.
— Пойду на холм, — сообщил Винс, — вести наблюдение. Сколько времени?
Сэм сверился со светящимся циферблатом своих часов и ответил, что около четверти первого.
— Теперь недолго ждать.
— Если он вообще придет, — заметил Боб.
— Куда он денется, — с раздражением возразил Винс. — Он всегда ходит этой дорогой: так ему пехом до дому ближе всего.
Поднявшись на холмик, Винс растянулся на холодной траве. Часы на ратуше отбили четверть. Поднималась луна, и небо понемногу светлело. Он надеялся, что Джексон покажется с минуты на минуту, а не то рассветлеется, и как бы он их не узнал. А то еще Бобу с Финчем надоест ждать, и они пойдут на попятный. В Сэме он был уверен. Сэм не подведет. Надежный кореш. Винс знал, что может положиться на Сэма, — насколько дозволено в этом мире, где тебя каждый подозревает и приходится рассчитывать на себя одного, а на других полагаться лишь постольку-поскольку — и не больше. Вот и сам он, если по-честному, использует сейчас ребят, чтобы свести с Джексоном личные счеты. Правда, Джексона никто не любит: на него у каждого зуб, и жалеть его никому не взбредет. Но никто из ребят не лютовал против него так, как Винс, никто и не стал бы с ним связываться, если б не Винс. Но он знал, что в другой раз у него ничего не получится. Значит, сегодня или никогда. Надумай Джексон изменить правилу и пойти в этот вечер домой другой дорогой — месть не состоится. И если он не подойдет через пару минут, тоже будет поздно. Винс уже чуял, что ребятам в лесу надоело сидеть в засаде. Кто-то что-то шепнул, чиркнули спичкой, он заметил вспышку — какой-то идиот запалил сигарету. Он хотел прикрикнуть на них, но не посмел. Оставалось ждать и надеяться, что Джексон не замедлит появиться.
Он окинул взглядом долину. Беззвездное небо, казать, уходит ввысь и все больше светлеет. Винс уже различал силуэты домов, очертания заводского массива, башню ратуши с часами. На Галифакс-роуд метнулись лучи автомобильных фар. Он услышал, как внизу, в долине, шофер переключил скорость и мотор тяжело загудел, преодолевая подъем. Затем наступила тишина. На улице за забором кто-то откашлялся, и у Винса подпрыгнуло сердце. Он затаил дыхание, напрягся и приготовился рвануть в лес. Но больше ничего не услышал, даже шагов.
К нему подошел Финч:
— Так и не показался?
— Пока нет. Но он появится, время еще есть.
— Он, похоже, другой дорогой пошел.
— Он всегда ходит этой.
— Может, он бабу какую подклеил и ведет к себе?
— Он женатый. У него вроде двое детей.
Финч хмыкнул. Он стоял пригнувшись.
— Ты что, лечь не можешь? — сказал Винс.
Финч пригнулся чуть ниже.
— Сколько еще ждем?
— Дадим ему чуток времени. Может, ему там прибраться понадобилось или еще чего.
— Боб сказал, он думает, Джексон уже не придет.
— Плевал я, что там думает Боб, — прошипел Винс, — Это он курит?
— Ага. Закурил минуту назад.
— Ступай и скажи, чтоб загасил сигарету к такой-то матери! — приказал Винс.
Финч исчез. Винс приподнялся на локтях. Ох, Боб. С каждым разом все больше себе позволяет. Не сегодня-завтра придется раз и навсегда выяснить с ним отношения. Съездить разок по морде — и дело с концом. Если Джексон так и не появится, можно отыграться на Бобе, тот наверняка пойдет вонять, мол, зачем проманежил их на пустыре столько времени.
— Поспеши, Джексон! — прошептал Винс. — Ну, поспеши, глупая ты скотина, и получи, что положено.
Он стал думать о девушке: гадал, удастся ли ему еще с нею встретиться. Он вспомнил, как они обнимались и целовались под стеной «Трока», и от нежности у него защемило сердце. Ведь не будет же она всю жизнь на него сердиться. Ведь должна же она понять, когда успокоится и придет в себя, что Винс тут ни при чем. Надо непременно с ней встретиться и все выяснить. С нынешнего вечера для него и ребят путь в «Трок» заказан: им всегда будет боязно, как бы Джексон их узнал. А Крессли — город большой. Можно проискать ее несколько лет и так и не найти. Правда, вдруг тоже даст «Троку» отставку и начнет ходить в «Гала-румс»? Она говорила, что увлекается танцами. Еще говорила, что увлекается плаваньем, так что можно поискать ее по бассейнам. Раз надо, он хоть целый месяц будет таскаться после работы в бассейны — ведь ему обязательно нужно встретиться с нею еще раз. Во что бы то ни стало.
Вдруг у него перехватило дыхание: кто-то, насвистывая, поднимался в гору. Джексон. Шел один и насвистывал в темноте себе под нос. Винс узнал его по свисту, так свистеть умел только Джексон — легко, мелодично, со множеством рулад и переливов. Он обождал, пока голова и плечи Джексона не обозначились над холмом, тихо скользнул в сторону и побежал к остальным.
— Идет. Слышите, насвистывает? Сейчас он у нас не так засвистит.
Они притаились по обе стороны тропинки. Шаркнула о камень подошва, Джексон поднялся на холмик и возник перед ними темным силуэтом на фоне бледнеющего неба.
— Чтобы мне ни звука! — шепнул Винс.
Едва Джексон спустился с холма и вошел в лес, они преградили ему дорогу. Винс представлял, что они нападут на него согласованно, молниеносно и бесшумно. На самом же деле при виде Джексона ребята на секунду замешкались, словно не могли решить, кому броситься первому. Джексон остановился и подался назад:
— Это еще что такое?
— Сейчас узнаешь, Джексон! — вырвалось у Финча, и Боб шепнул, увы, слишком поздно:
— Заткнись, идиот!
Джексон ринулся на них с кулаками. Первым ударом он свалил с ног Финча — тот с треском приземлился в кустах. Потом взвыл Винс: Джексон двинул ему по голени ботинком. Но тут Сэм с Бобом повисли на Джексоне, и все трое покатились по земле. Винс потирал ногу и высматривал, как бы включиться в драку с максимальной пользой для дела. Тройка с руганью и пыхтеньем перекатывалась по траве. Винс не спускал с них глаз, но тут его внимание отвлек хруст в сухих папоротниках; он оглянулся и увидел, как Финч стремительно вылетел из леса и понесся по тропинке через холм. Винс хотел было его окликнуть, но спохватился и выругался про себя:
— Сморчок недоделанный! Трусливый за…нец!
Тем временем из катавшейся по земле тройки поднялись двое. Третий остался лежать; он стонал, обхватив руками живот и скрючившись в три погибели. Винсу показалось, что это Сэм. Получалось что-то не то. Даже вчетвером им не удалось сладить с Джексоном. Финч драпанул, Сэм вырубился, и пора ему подумать о себе. Только поздно он спохватился. Джексон вырвался из Бобовой хватки, уложил того одним ударом и пошел на Винса.
— Теперь твоя очередь, — сказал Джексон. Он говорил с трудом, будто сглатывал кровь, пошатывался и тяжело дышал. Сэм с Бобом задали ему перца, но из строя не вывели, куда там.
Винс попятился и еще раз обругал Финча. Он понимал, что, если Джексон примется за него, — ему крышка. В руке у него непонятно как оказался раскрытый нож.
— Потише, Джексон, не то схлопочешь. — В напускной браваде он повертел ножом, и лезвие тускло блеснуло в просочившемся сквозь листву лунном свете.
Джексон на секунду остановился, потом снова пошел на него, на этот раз медленней, расставив руки и готовый отпрыгнуть при первом же выпаде.
— Не будь дураком, убери эту штуку, пока никого не порезал.
Но Винс был уже неподвластен голосу рассудка — им руководила слепая ненависть; ведь подпусти он Джексона ближе — тот немилосердно его измордует. Все пошло к чертям, и виной тому — Джексон. Ненависть застилала Винсу глаза кровавой пеленой. А тут еще он уперся спиной в дерево и понял: если отступать, то придется подставить Джексону спину. По бедру у него поползла тепловатая струйка, и он с тупой злостью подумал, что зря не отлил тогда за компанию с Финчем. Он трусил, понимал, что трусит, и от этого голос у него стал визгливый и громкий:
— Тебя и порежу, Джексон! Я тебе, паскуде, все кишки повыпускаю, только сунься попробуй!
Не сводя глаз с лезвия, Джексон осторожно и неумолимо шел на Винса.
— Предупреждаю, не подходи!
За спиной у Джексона что-то мелькнуло. Джексон прыгнул, в то же мгновенье Боб повис у него на спине, и Винс ударил ножом — прямо и вверх, ударил наотмашь, так что уперся рукой в живт Джексона. Все трое рухнули на землю.
Винс с Бобом тут же выпутались из кучи и поднялись на ноги. Поглядели на Джексона. У Винса на пальцах правой руки была кровь. Он пошевелил ими и ощутил ее липкое тепло, затем поднес руку к глазам и уставился на кровь как завороженный.
— С ним посчитались, — сказал Боб, — а теперь пора сматываться. — Тут он заметил нож: — Господи, это еще зачем?
— Я ему говорил, — бессмысленно повторил Винс. — Предупреждал, что нарвется. — Носком ботинка он коснулся ноги Джексона:
— Слышь, Джексон, вставай.
— Ты же его прикончил! — В голосе Боба звучал панический ужас. — Господи ты мой боже!
Сзади подошел Сэм, он все еще потирал живот:
— Потроха мои, потроха… А чего мы ждем?
— Он его прирезал, — сказал Боб. — Этот кретин прикончил его.
— Не разводи треп, — сказал Винс. — Он просто прикидывается. Ну, помяли его чуток — только и всего, верно? Мы ведь так и договаривались, правда? Никто его убивать не собирался, правда?
— Господи, — сказал Сэм. — Господи Иисусе! Нет, я тут ни при чем.
— Я тоже, — подхватил Боб. — Это не моя работа, мне этого припаять не выйдет.
Он повернулся, выбрался, спотыкаясь, на тропинку и припустил по холму.
— Джексон! — сказал Винс. — Кончай прикидываться, пидер вонючий! — Он пихнул его ногой: — Джексон!
Сэм что-то говорил у него за спиной, но смысл его слов не доходил до Винса. Он выронил нож, опустился на колени рядом с телом:
— Джексон. Слышь, Джексон, проснись. Я знаю, ты нас разыгрываешь. Но меня не проведешь. Ну, давай же, сука, давай, поднимайся! Хватит придуриваться!
Он попал рукой в кровь на Джексоновой рубашке, отпрянул и вскочил на ноги, с ужасом разглядывая темные пятна на пальцах и на ладони. И тут черная ярость и ненависть вырвались наконец с чудовищной силой на волю, словно вид крови открыл в нем какие-то шлюзы. Он как безумный набросился на неподвижное тело, пинал его ногами, осыпал ругательствами. В конце концов он выдохся, обмяк, голова поникла, а руки повисли плетьми. Он поднял голову и огляделся. Из-за рваного края тучи выплыла луна, и ее бледный свет упал на его запрокинутое лицо. Стояла тишина. Он был один.
Произведения
Критика
