Тед Хьюз. Под Полярной звездой
М. Коренева
Тед Хьюз выпустил уже несколько детских книжек в разных жанрах: это и пьесы, и проза, и стихи. Среди последних — поэтические сборники «Песни времен года» (1976) и «Лунные колокола» (1978). Новая книга его стихов строится как серия поэтических «портретов» зверей — обитателей края льдов и снегов. Страна севера в европейской поэтической традиции окутана тайной. Этот налет таинственности сохраняет и Хьюз, соединяя его с точностью описаний внешности и повадок животного.
Хотя «портретные зарисовки» никак не связаны между собой, в книге отчетливо возникает целостная картина мира.
Художническое видение Хьюза не разорвано на детское и взрослое. Он не стремится облегчить, «осветлить» свои детские стихи, умолчав о мрачных, трагических сторонах жизни. Боль, страдание, смерть входят в его поэзию, открывая ребенку мир не в умилительном свете, а в реально присущем ему соединении красоты и горя, фантазии и страха, боли и радости.
О чем или, вернее, о ком бы ни писал Хьюз, в созданном им образе неизменно присутствует ощущение опасности, которая сразу же повышает динамику стиха, накал заложенного в нем драматизма. Опасность эта либо исходит от зверя или птицы («Снежная Сова», «Росомаха», «Орел», «Волк»), выслеживающих добычу, либо угрожает «персонажу» («Мохноногий Заяц», «Форель», «Лось») — в любую минуту он может стать жертвой хищника или человека. Человек отсутствует в нарисованном Хьюзом мире — это в прямом значении пустынный мир, лишенный нравственного поля. В нем нет понятий добра и зла, привносимых человеком, — деятелем, преобразователем, носителем отношений, отличных от тех, которым подчиняется природа. Можно сказать, что противоположная по сути, по духу руссоистским настроениям поэтическая картина Хьюза — царство не благоденствия и наслаждения, но суровой, даже жестокой необходимости. Она ближе мрачному колориту древних северных преданий.
В поэтике детских стихотворений Хьюза большая роль отводится категории «страшного», свойственной детскому восприятию. Стих расцвечивается совершенно неожиданными образами, которые могли появиться только у этого поэта. Форель, например, уподоблена искрам, которые рассыпались, когда бог «правил лезвие реки». В образе схвачена и необыкновенная юркость воспетой многими поэтами рыбки, и жестокость того мира, в который она погружена.
Иногда же это ощущение опасности передается не столько движением сюжета стихотворения, сколько его особой тональностью, непосредственно сталкивающей читателя с неизвестностью. Одно из наиболее удачных — стихотворение «Песец». Написанное в своеобразной форме (белый стих с четко проведенной строфикой), оно сочетает наблюдения над характером зверька, таящегося в тиши, под покровом ночи, с ощущением разлитой в мире тайны.
Ни следа. Снег.
Ухо — звездно —
Хрустальная грань безмолвья.
Под взглядом замер мир.
Вздыхает лес.
Мохнатый вздох,
Бесплотный, как лунный свет,
Отливает синью.
Сны тревожат
Спящий лик светлой
От снега земли.
Встанет день —
Не узрит солнце,
Что едва приметила ночь.
Думается, что присутствие «страшного» в детских стихах Хьюза говорит о связи с фольклорной традицией, которая чутко улавливает пристрастие ребенка к нагромождению всяческих, по преимуществу фантастических, невероятных ужасов. Достаточно вспомнить хотя бы знакомые каждому с детства строки «Вышел месяц из тумана, / Вынул ножик из кармана...»
Связь с народно-поэтической традицией ощутима и в построении многих стихов книги, в их звуковой и интонационной организации. Превосходным примером может служить открывающее книгу стихотворение «Амулет» (ранее включавшееся автором в сборник «Лунные колокола»). Оттуда же взято стихотворение «Медведь — Гризли». В нем тонко использована кольцевая структура, часто встречающаяся в фольклоре разных народов.
В волчьем клыке — вересковая гора.
В вересковой горе — волчья шерсть.
В волчьей шерсти — лохматый лес.
В лохматом лесу — волчья лапа.
В волчьей лапе — недвижный горизонт.
В недвижном горизонте — волчий язык.
В волчьем языке — лани слеза.
В слезе лани — замерзшая топь.
В замерзшей топи — волчья кровь.
В волчьей крови — снежный вихрь.
В снежном вихре — волчий глаз.
В волчьем глазу — Полярная звезда.
В Полярной звезде — волчий клык.
Ритмический и синтаксический параллелизм строк точно схватывает суть детской игры с заклятьем-заклинанием, вводящим ребенка в царство фантазии. Но даже и в таком «фантастическом» стихотворении, как «Амулет», связь с реальностью не обрывается полностью, проявляясь и в национальном колорите («вересковая гора»), и в отражении реальных жизненных отношений, которым подвластна природа («волчий язык — лани слеза»).
Вместе с тем многие стихотворения сборника окрашены юмором, который служит одним из средств поэтического освоения многообразия окружающего мира. Юмористическая окраска позволяет иначе, чем в «страшных» стихах, решить вопрос дистанции между читателем и произведением. В одном случае искусно нагнетается драматизм, в другом — на предмет можно взглянуть как бы со стороны, разрушив эмоциональное торжество воспринимающего сознания и изображаемого объекта. Комического эффекта добивается Хьюз в стихотворении о дятле, который бездумно долбит дерево, словно «бьется головой об стену», вызывая живые ассоциации с привычной человеческой жизнью.
Проявляющаяся по-разному, но всегда неожиданно связь вымысла и реальности, яркая, самобытная образность, присущая детским стихам Хьюза вообще и отчетливо ощутимая в его новой книге, тонкое владение стихотворной техникой, выразительность его поэтической речи позволяют ему создать неповторимый мир, который может захватить и маленького, и искушенного, «большого» читателя.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – Москва. – 1984. – Вып. 3. – С. 26-28.
Произведения
Критика
