08.09.2018

Михаил Лермонтов

Михаил Юрьевич Лермонтов. Жизнь и творчество. Первые два года офицерской жизни

22 ноября 1834 года Лермонтов был произведён в корнеты лейб-гвардии гусарского полка. Полк стоял в Царском Селе, но Лермонтов большей частью жил у бабушки в Петербурге, а в Царское наезжал на военные ученья, дежурства и парады. Бабушка не пожалела средств и обставила его жизнь так, как это было, по ее мнению, необходимо для блестящего гвардейского офицера.

Наконец-то поэт отделался от стеснительных условий учебных заведений — он свободен! Все возможности провести свой план «восхитительной жизни» были налицо.

С чего же Лермонтов начал проводить свою «программу» и к чему пришел?

Удалось ли Лермонтову уйти от вопросов, мучивших его? Нашел ли он хотя бы временный душевный покой?

Ему нужно было прежде всего войти в широкий круг светского общества.

Лермонтову, с его умом, остроумием, живостью характера, нетрудно было добиться этого.

Свет обратил внимание на блестящего гвардейского офицера. Многие девушки заинтересовались и увлеклись им. Он стал желанным гостем на всех балах.

Бабушка радовалась успеху внука в свете. 31 декабря 1834 года она писала своей приятельнице П. А. Крюковой: «...Гусар мой по городу рыщет и я рада, что он любит по балам ездить: мальчик молоденькой, в хорошей компании и научится хорошему, а ежели только будет знаться с молодыми офицерами, то толку не много будет».

А как сам Лермонтов чувствовал себя в это время, как он сам относился к своему успеху?

Лермонтов пишет М. А. Лопухиной 23 декабря 1834 года, как раз в разгар его успеха. Письмо чрезвычайно показательно для душевного состояния поэта:

«Милый друг! Что бы ни случилось, я никогда не назову вас иначе; это значило бы порвать последние нити, связывающие меня с прошлым, а этого я не хотел бы ни за что на свете, так как моя будущность, блистательная на вид, в сущности, пошла и пуста. Должен вам признаться, с каждым днем я все больше убеждаюсь, что из меня никогда ничего не выйдет: со всеми моими прекрасными мечтаниями и ложными шагами на жизненном пути... А кто порукою, что... я сберегу в себе хоть частицу пламенной, молодой души, которою бог одарил меня весьма некстати, что моя воля не истощится от выжидания, что, наконец, я не разочаруюсь окончательно во всем том, что в жизни служит двигающим стимулом?.. Когда-то вы облегчали мне очень сильную горесть; может быть, и теперь вы пожелаете ласковыми словами разогнать холодную иронию, которая неудержимо прокрадывается мне в душу, как вода просачивается в разбитое судно!»

Что вскрывает перед нами это письмо?

Это письмо-исповедь, такое глубоко искреннее, свидетельствует, что Лермонтову не удалось заглушить своих мучительных дум. Скорбь об утрате веры в возможность борьбы еще глубже проникает его сознание. Прежде он «боялся», что из него ничего никогда не выйдет, а теперь он «убеждается» в этом. И в душу, по его словам, неудержимо вливается холодная ирония и над собой и над жизнью. Ирония и скептицизм охватили весь внутренний мир Лермонтова. И он, в силу свойственной ему искренности и правдивости, бесстрашно перед самим собой сделал самый мрачный вывод относительно своего будущего, что дела он не найдет. А для Лермонтова жизнь вне служения высоким общественным целям «пошла и пуста».

Но есть в этом письме одна фраза, чрезвычайно многозначительная и многообещающая в будущем поэта, несмотря на безнадежную разочарованность поэта в настоящем: «А кто порукою, что... я не разочаруюсь окончательно во всем том, что в жизни служит двигающим стимулом?» (Курсив мой. — М. Н.)

Что же служит, по мнению Лермонтова, главным побудителем в деятельности человека? Те возвышенные цели, которые ставит себе человек и которые Лермонтов назвал «лучшим цветом жизни». Эти благородные побудители к действию живут в Лермонтове, ирония их не коснулась, если он еще окончательно не разочаровался в них. Чрезвычайно важное признание поэта.

Этот не потухший огонь в его душе — существо его природы — через год-два разгорится опять в такой пламень, который поднимет его на необычайную высоту и как борца и как поэта-гражданина. Но в рассматриваемый нами момент Лермонтов чувствовал, что его силы и воля скованы, и все больше и больше страдал от этого. А наряду с этим горячий, живой темперамент, неизрасходованная энергия, жажда впечатлений не оставляли поэта в покое, и он, затаив в себе неудовлетворенность жизнью, внешне продолжал сближаться с окружающей офицерской средой и даже старался первенствовать в ней.

Он был запевалой в беседах, в удовольствиях, в кутежах.

В какой степени эта шумная, блестящая по виду жизнь не соответствовала внутренней жизни Лермонтова, он еще раз высказывает в письме к своему другу, А. М. Верещагиной, от весны 1836 года: «... если посмотреть на меня, покажется, что я помолодел года на три, — такой у меня счастливый и беззаботный вид человека, довольного собою и всем миром; этот контраст между душою и внешним видом не кажется ли вам странным?»

Лермонтов сам определил это несоответствие между своей внешней и внутренней жизнью как контраст, как полную противоположность; следовательно, светская жизнь Лермонтова не может характеризовать его ни в какой мере. В обществе Лермонтов — весельчак, а наедине с собою полон тоски.

Тяготясь стеснительными условиями военной службы, Лермонтов принимал участие в разных затеях и шалостях, нарушавших незыблемый строй муштры. Так, например, однажды он с крохотной детской саблей явился на развод, на котором присутствовал великий князь Михаил Павлович. Михаил Павлович заметил это и немедленно отправил его под арест. Тогда Лермонтов завел такую длинную саблю, что она волочилась за ним по земле и производила невероятный грохот и звон. Эта выходка стоила Лермонтову нового ареста. Третий арест явился следствием того, что поэт намеренно появился на одном из офицерских балов в мундире с неформенным шитьем.

Все эти «чудачества, шалости всякого рода», как называл их Лермонтов, являлись как бы одной из форм его протеста против окружающей жизни, не имевшей разумного содержания. Однако они не мешали Лермонтову отдаваться серьезной работе.

1835 год был плодотворным в творческой работе Лермонтова. Весной он закончил поэму «Сашка», многие строфы которой создавались еще в юнкерской школе. Лермонтов делает большой шаг вперед на своем творческом пути. В поэме повествовательная ее часть — описание помещичьей усадьбы, в которой проходит юность героя поэмы, — дана в совершенной реалистической форме. В поэме много лирических отступлений, почти все они носят автобиографический характер. Они отражают тяжелые переживания Лермонтова в последний год пребывания в юнкерской школе. Многие из них по мотивам совпадают с письмами поэта к М. А. Лопухиной. Если в 1834 году в письмах к ней он говорил про иронию, которая неудержимо вторгалась в его душу, как вода, наполняющая разбитое судно, то в стихах поэмы «Сашка» начинает звучать более сильная нота — горький смех над обманутыми надеждами. Лирические отступления написаны еще в романтическом стиле.

В этот же год Лермонтов создает лучшее свое драматическое произведение — «Маскарад». В этой драме Лермонтов стал вполне на реалистический путь творчества: он ярко изобразил петербургское светское общество, его пустоту, его ничтожные интересы, его бездушие. Лермонтов смотрел на высшее общество как на маскарад, в котором под маской внешнего приличия и лоска скрывались все пороки паразитического слоя общества. Поэт сразу вводит читателя в мир кутил, игроков, мошенников, интриганов и сплетников. Казарин, Шприх, князь Звездич, баронесса Штраль — это типичные образы высшего общества. В обрисовке их мы видим глубокое знание Лермонтовым светских людей, и он клеймит их уничтожающими чертами. Устами одной маски он характеризует титулованных интриганов в лице князя Звездича:

Ты, бесхарактерный, безнравственный, безбожный,
Самолюбивый, злой, но слабый человек;
В тебе одном весь отразился век.
Век нынешний, блестящий, но ничтожный...

В среду этого общества Лермонтов поставил Арбенина — человека, одаренного большими духовными силами и большими запросами к жизни, «с кипучею душой».

Арбенин по природным данным мог бы стоять неизмеримо выше окружающей среды, но он не нашел средств выйти из нее. В юности у него были высокие идеалы, горячее желание дела, но, не найдя исхода своим силам, Арбенин молодость свою провел в этой среде, отдавая много времени карточной игре.

В чем состояли высокие стремления Арбенина в юности, Лермонтов не указывает, да по цензурным условиям их указывать нельзя было, но из слов Арбенина видно, что они сильно захватывали его. С горечью вспоминая о своих несбывшихся мечтах, он восклицает: «О! кто мне возвратит... вас, буйные надежды, вас, нестерпимые, но пламенные дни!»

Жизнь свою Арбенин провел с ничтожными людьми. Он охладел к ним.

Но, встретив и полюбив Нину, Арбенин снова воскрес «для жизни и добра». А потеряв доверие к ней, он опять потерял все в жизни.

Презренные люди «высшего света» по своей прихоти оклеветали невинную женщину, жену его, разбили счастье обоих и погубили их.

Лермонтов в драме «Маскарад» вскрыл нравственные язвы петербургского света глубоко и резко. В этом было ее большое общественное значение.

«Маскарад» — первое произведение, которое Лермонтов хотел отдать в печать и на сцену. Но цензура не пропустила драму.

Цензура нашла в драме не обличение порока, а «прославление» его и «дерзости против дам высшего общества». Лермонтову же объяснили, что драма не «могла быть поставлена по причине слишком резких страстей и характеров» и также потому, что в ней «добродетель недостаточно награждена».

Лермонтов несколько раз переделывал «Маскарад», но постановки так и не добился.

Почему Лермонтов так настойчиво добивался появления «Маскарада» на сцене? В нем созрело в ту пору желание начать более активную борьбу со светским обществом, а это возможно было сделать только путем обличения: бросить свету в лицо «железный стих, облитый горечью и злостью», и реалистически изобразить быт, характеры этого общества.

Переделывая несколько раз «Маскарад» по настоянию цензуры и Бенкендорфа, Михаил Юрьевич задерживался в Петербурге и не мог уехать в отпуск в Тарханы, к бабушке, как он предполагал сделать. Это видно из письма Е. А. Арсеньевой из Тархан, единственного, к сожалению, сохранившегося письма из ее большой переписки с внуком. Письмо очень ценно: оно рисует личность бабушки и подтверждает привязанность Лермонтова к ней.

«Милый любезный друг Мишенька. Конечно мне грустно, что долго тебя не увижу, но, видя из письма твоего привязанность твою ко мне, я плакала от благодарности к богу, после двадцати пяти лет страданий любовию своею и хорошим поведением ты заживляешь раны моего сердца. Что делать, богу так угодно, но бог умилосердится надо мною и тебя отпустят, меня беспокоит, что ты без денег, я с десятого сентября всякой час тебя ждала, 12 октября получила письмо твое, что тебя не отпускают, целую неделю надо было почти ждать, посылаю теперь тебе, мой милый друг, тысячу четыреста рублей ассигнациями да писала к брату Афанасию, чтобы он тебе послал две тысячи рублей, надеюсь на милость божию, что нонишний год порядочный доход получим, но теперь еще никаких цен нет на хлеб, а задаром жалко продать хлеб, невестка Мария Александровна была у меня и сама предложила написать к Афанасью и ты верно через неделю получишь от него две тысячи...

...А в сентябре ждала тебя моего друга и до смерти мне грустно, что ты нуждаешься в деньгах, я к тебе буду посылать всякие три месяца по две тысячи по пятьсот рублей, а всякой месяц хуже слишком по малу, а может иной месяц мундир надо сшить, я долго к тебе не писала, мой друг, всякой час ждала тебя, но не беспокойся обо мне, я здорова, береги свое здоровье, мой милой, ты здоров, весел, хорошо себя ведешь, и я счастлива и истинно, мой друг, забываю все горести и со слезами благодарю бога, что он на старости послал в тебе мне утешения, лошадей тройку тебе купила и говорят, как птицы летят, они одной породы с буланой и цвет одинакой, только черный ремень на спине и черные гривы, забыла, как их называют, домашних лошадей шесть, выбирай любых, пара темно-гнедых, пара светло-гнедых и пара серых, но здесь никто не умеет выезжать лошадей...

... стихи твои¹, мой друг, я читала — бесподобные, а всего лучше меня утешило, что тут нет нонешней модной неистовой любви, и невестка сказывала, что Афанасью очень понравились стихи твои и очень их хвалил, да как ты не пишешь, какую ты пиесу сочинил, комедия или трагедия, все, что до тебя касается, я неравнодушна, уведомь, а коли можно, то и пришли через почту...²

Елизавета Арсеньева
1835 года
18 октября

Спроси у Емельяна Никитича ответ на мое письмо, не забудь, мой друг, купить мне металлических перьев, здесь никто не умеет очинить пера, все мне кажется, мой друг, мало тебе денег, нашла еще сто рублей, то посылаю тебе тысячу пятьсот рублей».

Лермонтов получил отпуск только 20 декабря. Уезжая из Петербурга, он «Маскарад» оставил своему другу С. А. Раевскому, чтобы тот передал его опять в цензуру.

Всю осень Елизавета Алексеевна ждала Михаила Юрьевича, но не дождалась. Наступила зима. Изо дня в день ожидая бесценного внука, коротала она в одиночестве время. К Новому году, как принято было, все в доме подготовлялось по-праздничному. Но в большом доме бабушки не было жизни. Она «исстрадалась» в ожидании того, кто составлял «все блаженство» ее жизни, а его все не было. Елизавета Алексеевна уже потеряла надежду... И вдруг в канун Нового года раздался звон колокольчика, и к дому подлетела тройка. Можно представить ту поспешность, с какой вбежал Михаил Юрьевич в дом! Перед бабушкой засиял «свет очей ее»... Об этой великой радости она писала своей приятельнице П. А. Крюковой: «Поздравляю тебя... с новым годом. Дай боже нам всего лучшего, а я через 26 лет в первой раз встретила новый год в радости: Миша приехал ко мне накануне нового году. Что я чувствовала увидя его, я не помню и была как деревянная, но послала за священником служить благодарный молебен. Тут начала плакать и легче стало... Его отпустили ненадолго... на шесть недель...»

Из Тархан Лермонтов писал С. А. Раевскому, с тревогой спрашивал, пропустила ли цензура его «Маскарад», и сообщал, что он пишет драму «Два брата», сюжет для которой взят из происшествия, случившегося с ним в Москве. Написал стихотворение «Умирающий гладиатор».

Раевский был большим другом Лермонтова. Лермонтов ценил его, любил и верил ему. С весны 1835 года, после отъезда бабушки в Тарханы, Раевский жил в квартире Елизаветы Алексеевны вместе с Лермонтовым. Такое исключительное отношение Лермонтова к Раевскому возбуждает к личности последнего большой интерес.

С. А. Раевский был на шесть лет старше Лермонтова. Бабушка Раевского, оставшись круглой сиротою после восстания Пугачева, воспитывалась в семье Столыпиных, вместе с Елизаветой Алексеевной. Близость девушек сохранилась и после замужества их обеих до конца жизни.

Бабушка Лермонтова считала Святослава Раевского своим крестником и любила его, как родного. Но не только семейная близость соединяла Лермонтова с Раевским. Святослав Афанасьевич был образованным человеком с очень широкими, разносторонними умственными интересами. Он любил литературу, знал ее. Интересовался народным творчеством, им написано несколько статей о значении фольклора. Близость Лермонтова и Раевского определялась идейной связью, твердостью и благородством их характеров. Раевский был человеком прогрессивных убеждений, очень стойким в них и независимым. Когда он поступил на службу в военное министерство, то вскоре его стали считать «непокорным» и относились к нему враждебно. Но он не сгибался и не отступал от того, что считал истиной. Ценя его как прекрасного работника, ему уступали, и, как он писал, «я оставался на службе при своих убеждениях». Впоследствии, в 1839—1840 годах, Раевский служил на Северном Кавказе, в Ставрополе. Ему было поручено обследование Пятигорского округа. Работу эту он провел блестяще и проявил себя как глубоко преданный родине патриот. Он смело вскрывал злоупотребления местной администрации, царских чиновников и отстаивал интересы государства и крестьян. Он детально, разносторонне входил в интересы бедных крестьян и показал себя не только прекрасным экономистом, но и сердечным человеком.

По возвращении в Петербург Лермонтов начал при участии Раевского, который продолжал жить вместе с ним, писать роман из петербургской жизни «Княгиня Лиговская». В этом романе уже вполне отчетливо видны черты объективного, реалистического творчества. Лермонтов намечает тип Печорина. В образе молодого офицера Печорина поэт изображает не только черты своего характера и факты своей жизни, но и обобщает характер современной автору светской молодежи.

Изображая широкий круг людей светского общества, Лермонтов описывает их так тонко, такими реальными чертами, что они сами своими словами и поступками разоблачают всю пустоту, всю мелочность своих интересов, всю внутреннюю холодность, прикрытую внешним лоском любезности.

Рядом с Печориным в романе выводится молодой бедный чиновник Красинский, изображенный Лермонтовым с большим сочувствием. В 30-х годах впервые стали появляться в литературе образы так называемых «разночинцев» — культурных людей, вышедших из народа и других неаристократических сословий. Приобретая все большее значение в культурном развитии страны и осознавая это, разночинцы выступали против своего угнетенного положения и защищали свое достоинство перед господствующим классом. Лермонтов чутко подметил это новое явление в русской жизни и ярко изобразил его в этом романе.

Роман остался неоконченным, написано только девять глав, но и по началу его видно, что у Лермонтова был широкий замысел дать произведение со сложной фабулой и типичным образом героя.

В этом же году написаны поэмы «Боярин Орша» и «Тамбовская казначейша», несколько стихотворений и переработан «Маскарад».

Поэма «Тамбовская казначейша» написана, вероятно, в начале 1836 года под впечатлением того, что поэт слышал в Тамбове проездом в Тарханы. В поэме Лермонтов вполне реалистически рисует нравы и быт провинциального общества. Картины будничной жизни глухого, провинциального города поэт дает поразительно живо, ярко, как будто сам жил в нем. Остроумно, меткими чертами характеризует общество чиновников и их страсть к карточной игре. Эта страсть и довела до катастрофы семейную жизнь казначея.

Стих поэмы чрезвычайно свободный, легкий, «пушкинский»; в посвящении поэт сам указал: «Пишу Онегина размером».

Драма «Маскарад» и поэма «Тамбовская казначейша» ясно указывают, что Лермонтов твердо стал на путь реалистического творчества и проявил тонкую наблюдательность и знание русской жизни. Но правдивое изображение столичной и провинциальной верхушек общества привело к тому, что николаевская цензура драму не пропустила, а поэму значительно сократила.

Никакими крупными внешними событиями жизнь Лермонтова за первую половину 1836 года не отмечена. Лето он провел в Царском: парады, маневры, ученье, как обычно, — все то, что так было ему чуждо.

В конце лета бабушка возвратилась в Петербург, и с осени Лермонтов стал жить больше у нее, а на службу ездил на своих тройках.

С осени 1836 года круг знакомых, в котором вращался Лермонтов, стал расширяться. С. А. Раевский, будучи связан с литературными кругами, познакомил Лермонтова с журналистом А. А. Краевским.

Лермонтов совершенно отошел от времени тех настроений, когда он думал наполнить свою жизнь «чудачествами, шалостями всякого рода».

В сознании поэта происходила глубокая работа, и умственные интересы его были напряженнее, чем в предыдущие два года. Он следил по периодической печати за движением мысли и в России и за границей, он интересовался русской историей, внимательно знакомился с русской стариной, читал «Древние российские стихотворения», собранные Киршею Даниловым. В его творческой фантазии зародились образы далекой старины, и он задумал написать поэму «Песня про царя Ивана Васильевича, молодого опричника и удалого купца Калашникова». В печати «Песня» появилась в 1838 году, но создавалась она несомненно в 1836 году.

«Песня» написана с поразительным мастерством. Печать гения лежит на каждом стихе. Лермонтов с таким глубоким пониманием проник в русскую старину и изобразил ее с такой художественной правдой и силой, в такой истинно народной, былинной форме, что кажется — это произведение не одного поэта, а создание народной фантазии, пришедшее из глубины далекого прошлого.

Основа содержания «Песни» в том, что купец Калашников мужественно, с непоколебимой твердостью, с готовностью отдать жизнь выступает на защиту чести своей семьи. Он выходит на поединок с любимцем царя — опричником Кирибеевичем. Купца Калашникова не страшила та непреодолимая, беспощадная сила, которая стояла за опричником, — сила царя Грозного. Для него честь его семьи — это та правда, которая ему дороже жизни. Истинно народным духом, исторически сложившимися понятиями русского народа о чести и достоинстве человека проникнуто обращение Калашникова к меньшим братьям и их ответ ему перед кулачным боем с Кирибеевичем:

А такой обиды не стерпеть душе
Да не вынести сердцу молодецкому .
Буду на смерть биться, до последних сил;
А побьет он меня — выходите вы
За святую правду-матушку.
Не сробейте, братцы любезные!..

И в ответ ему братья молвили:
«Куда ветер дует в поднебесьи,
Туда мчатся и тучки послушные...
Ты наш старший брат, наш второй отец:
Делай сам, как знаешь, как ведаешь.
А уж мы тебя родного не выдадим».

Перед боем Кирибеевич, посмеиваясь, спрашивает Калашникова об его имени, «чтобы знать, по ком панихиду служить».

С сознанием своего достоинства, но с уничтожающим укором и спокойствием отвечает купец Калашников противнику:

«А зовут меня Степаном Калашниковым,
А родился я от честнова отца,
И жил я по закону господнему;
Не позорил я чужой жены,
Не разбойничал ночью темною,
Не таился от свету небесного.
Не шутку шутить, не людей смешить
К тебе вышел я теперь, бусурманский сын, —
Вышел я на страшный бой, на последний бой!»

Тяжел был удар Кирибеевича, но еще сильнее — Калашникова: закачался Кирибеевич и упал замертво.

Разгневанный царь Иван Грозный спрашивает Калашникова:

«Отвечай мне по правде, по совести,
Вольной волею или нехотя
Ты убил на смерть мово верного слугу,
Мово лучшего бойца Кирибеевича?»

Скажи Калашников малодушно одно слово «нехотя», он отвел бы от себя и гнев и кару царя, но для Калашникова честь и правда были дороже жизни. И он гордо, со спокойным достоинством ответил Грозному:

— Я скажу тебе, православный царь:
Я убил его вольной волею,
А за что про что — не скажу тебе...

Истинно народным, просто выраженным, глубоким сочувствием к подвигу Калашникова заканчивается поэма:

Схоронили его за Москвой-рекой,
На чистом поле промеж трех дорог,
Промеж Тульской. Рязанской, Владимирской...
И гуляют-шумят ветры буйные
Над его безымянной могилкою;
И проходят мимо люди добрые, —
Пройдет стар человек — перекрестится,
Пройдет молодец — приосанится,
Пройдет девица — пригорюнится,
А пройдут гусляры — споют песенку.

О «Песне» Белинский первый дал восторженный отзыв как о гениальной поэме.

«...нельзя довольно надивиться поэту... Как ни пристально будете вы вглядываться в поэму Лермонтова, не найдете ни одного лишнего или недостающего слова, черты, стиха, образа; ни одного слабого места: всё в ней необходимо, полно, сильно!.. Поэма Лермонтова — создание мужественное, зрелое и столько же художественное, сколько и народное».

«Песней» Лермонтов «вошел в царство народности как ее полный властелин, и, проникнувшись ее духом, слившись с нею, он показал только свое родство с нею, а не тождество... Он показал этим только богатство элементов своей поэзии, кровное родство своего духа с духом народности своего отечества...»

Поэма характерна и для самого поэта. Она написана в то время, когда в русской литературе только начиналось изучение народного творчества, когда перед глазами русских писателей-исследователей начинал открываться неведомый богатый духовный мир народа в песнях, сказках, преданиях, пословицах. А Лермонтов, любя народное творчество, по словам Белинского, «от настоящего мира не удовлетворяющей его русской жизни перенесся в ее историческое прошедшее, подслушал биение его пульса, проник в сокровеннейшие и глубочайшие тайники его духа, сроднился и слился с ним всем существом своим».

Чтобы так понять прошлое своего народа и передать его истинно народным, былинным языком, надо было любить народ, проникнуться народным духом, любить и знать его творчество. И не только знать, но и чувствовать особенности русского народа и его языка.

Работа над поэмами «Тамбовская казначейша» и «Песня» отвлекала думы Лермонтова от мучительных противоречий жизни, но победить в нем неудовлетворенность ею не могла. Бунтарский характер протеста остался, но ушел вглубь:

Душа моя мрачна...
...Страданьями была упитана она,
Томилась долго и безмолвно;
И грозный час настал — теперь она полна,
Как кубок смерти яда полный.

Бесцельность жизни давит поэта. Он пишет замечательные стихотворения, которые отражают переживаемое им душевное состояние и позволяют заглянуть в самую сокровенную глубину его:

Никто моим словам не внемлет... я один.
День гаснет... красными рисуясь полосами,
На запад уклонились тучи, и камин
Трещит передо мной. — Я полон весь мечтами
О будущем... и дни мои толпой
Однообразною проходят предо мной,
И тщетно я ищу смущенными очами
Меж них хоть день один, отмеченный судьбой.

Это необработанное стихотворение — первоначальный набросок, но тем ценнее оно как биографический документ. Это живая страница из интимного дневника. Даже такие частности, как «на запад уклонились тучи», «камин трещит передо мной», отражают действительную обстановку, в которой писалось стихотворение: окна квартиры на Садовой улице, где жил в то время Лермонтов, выходят на юго-запад. Вы видите поэта как живого, погруженного в думы, перед камином в своем кабинете в петербургские зимние сумерки.

В юности поэт горел желанием сделать каждый день бессмертным, а действительная жизнь оказалась такой, что он ни одного дня не может указать, значительного по содержанию. Поэта охватила тоска.

На том же клочке бумаги, на котором написано это неоконченное стихотворение, написано другое, тоже недоработанное, неоконченное, но замечательное по силе и значению, — черновой вариант стихотворения «Гляжу на будущность с боязнью...» Вариант этот непосредственнее и эмоциональнее, чем законченная редакция, и тем он драгоценнее в биографическом отношении:

Мое грядущее в тумане,
Былое полно мук и зла...
Зачем (так поздно иль так рано)³не позже иль не ране
Меня природа создала?
К чему творец меня готовил,
Зачем так грозно прекословил
Надеждам юности моей?..
Добра и зла он дал мне чашу,
Сказав: я жизнь твою украшу,
Ты будешь славен меж людей!..
(Огонь в уста твои вложу я.
Дам власть мою твоим словам;)

И я словам его поверил
И полный волею страстей
Я будущность свою измерил
Обширностью души своей;
С святыней зло во мне боролось,
Я удушил святыни голос,
Из сердца слезы выжал я;
Как юный плод, лишенный сока,
Оно увяло в бурях рока
Под знойным солнцем бытия.

Тогда для поприща готовый
Я дерзко вник в сердца людей
Сквозь непонятные покровы
Приличий светских и страстей.

Всегда волнует это стихотворение, всегда чувствуется, какая великая душа была у Лермонтова и на какие страдания он был обречен николаевской действительностью. В этом стихотворении так сжато, так сильно выражены прежние мотивы творчества и переживаний поэта: жажда героического дела, мотив активного вмешательства в действительность, грандиозность замыслов. Какие замечательные строки по глубине мысли и силе выражения:

Добра и зла он дал мне чашу,
Сказав: я жизнь твою украшу,
Ты будешь славен меж людей!..
Огонь в уста твои вложу я,
Дам власть мою твоим словам...

Эти слова по силе мысли равны пушкинским о назначении пророка — глаголом жечь сердца людей. Это чудные строки! Как сильно выражена в мрачном стихотворении волевая, стремительная натура Лермонтова!

Поэт зачеркнул последние две строчки, может быть, по их большой субъективности, а может быть, по излишку строгости к себе. Это черновое стихотворение такое замечательное и характерное для Лермонтова и настолько оно отличается от белового, что его следует внести в собрание избранных стихотворений Лермонтова.

Вместе с этими черновыми автографами сохранилась записка друга Лермонтова — Раевского, в которой он пишет: «Соображения Лермонтова сменялись с необычайной быстротою, и как ни была бы глубока, как ни долговременно таилась в душе его мысль, он обнаруживал ее кистью или пером изумительно легко, — и я бывал свидетелем, как во время размышления противника его в шахматной игре Лермонтов писал (трагические) драматические отрывки, замещая краткие отдыхи своего поэтического пера быстрыми очерками любимых его предметов: лошадей, резких физиономий...»

На обороте листа, на котором написаны приведенные два стихотворения, набросаны пером три мрачные физиономии и несколько голов лошадей.

Эти два стихотворения — исповедь поэта в сокровенных переживаниях, мучивших его тогда. Поэт одинок со своими думами. Но высокие идеалы общественной жизни он не утрачивал даже и в такие мрачные периоды, минутами мечты о будущем захватывали его. Настоящее же и прошлое поэта настолько не соответствовали его мечтам, всегда им владевшим — об участии в великих событиях своей страны, — что вызывают в нем сожаление: «зачем не позже иль не ране» его природа создала? Живи Лермонтов во времена декабристов или позже, когда начали действовать революционеры-демократы, он был бы в их рядах. А Лермонтов, глубокий, горячий последователь декабристских идей, был обречен жить в самое мертвое время, когда пути борьбы первых революционеров были исчерпаны, а найти новые формы борьбы было очень трудно при сложившихся общественных условиях.

Революционеры-демократы смогли выступить лишь в конце 50-х годов.

Из стихотворения «Мое грядущее в тумане», этой поэтической исповеди, мы видим, что и другая идея, мучившая Лермонтова прежде — идея избранничества, — не оставляла его и теперь:

Огонь в уста твои вложу я.
Дам власть мою твоим словам.

Поэт зачеркнул эти сильные строки, но для понимания его душевного состояния это не важно: важно то, что эта мысль была в нем тогда.

Главное несчастье Лермонтова было в том, что он «будущность свою измерил обширностью души своей», мечтал о непосредственном героическом участии в революционной борьбе народа, а русская действительность была так мрачна, так безотрадна, не давала для этого никакой почвы и довела поэта до тоски и отчаяния. Это душевное состояние поэт выразил в новой редакции стихотворения, написанного несколько позже:

Гляжу на будущность с боязнью,
Гляжу на прошлое с тоской...
И тьмой и холодом объята
Душа усталая моя...

Душа поэта устала не от деятельности, а от бездеятельной жизни, как прекрасно определил Добролюбов. Лермонтов устал без творческого участия в жизни, без борьбы в ней.

Жизнь и борьба — неразделимые понятия для Лермонтова; нет борьбы — нет и жизни. Поэт видит, что перед ним беспросветное будущее, мучительное прошлое, тьма и холод в настоящем.

Но в нем были так велики жажда и энергия к жизни, что тяжелое душевное состояние должно было уступить им.

Могучие силы поэта и гражданина Лермонтов бурно, с героической смелостью проявил под влиянием скорби и гнева по поводу трагической гибели А. С Пушкина.