Особенности творческого метода и стиля Гонкуров (Роман «Жермини Ласерте»)
Г. Ф. Меньшиков
Особенности творческого метода и стиля братьев Эдмона и Жюля де Гонкур наиболее полно раскрылись в романах, где писатели хотя и провозгласили отказ от всех литературных доктрин и собственную литературную автономию, но все же не порвали с традициями реалистического французского романа. В главных принципах отбора жизненного материала, в способах его художественной реализации Гонкуры шли вслед за Стендалем и Бальзаком, включив в поле зрения весь спектр общественной жизни.
Роман «Жермини Ласерте» (1865) знаменовал эволюцию творческого метода Гонкуров, а изображение жизни низших классов в романе устанавливало связь между изменением социально-политической системы и эволюцией жанра. Во Франции, пишут Гонкуры в предисловии к роману, наступила эпоха всеобщего равенства, либерализма и демократии. Констатация, разумеется, ироничная, но далее они со всей серьезностью и страстностью заявляют: «В эпоху, когда роман расширяется и углубляется; когда он постепенно становится подлинным изображением жизни, вдумчивым литературным исследованием, равно как и социальной анкетой; когда с помощью анализа и психологических изысканий он превращается в историю современных нравов; когда он решает те же задачи и берет на себя те же обязательства, что и наука... — пусть он стремится к искусству и правде». Таким образом, о важнейших особенностях художественного метода Гонкуров свидетельствует и их концепция жанра. Новаторски подходя к нему и подчеркивая, что «история — это роман, который был, а роман — это история, которая могла бы быть», — они, однако, в формальном отношении следовали некоторым традициям жанрового канона.
Многие романы XIX в. представляли обычно «биографии» одного или нескольких героев. Об этом свидетельствуют названия («Кузина Бетта» Бальзака, «Воспитание чувств» Флобера, «Сестра Филомена», «Рене Мопрен», «Госпожа Жервезе» Гонкуров). Роман создается на основе фактов, увиденных в современной действительности, так же как историческое сочинение пишется по документам и другим письменным источникам.
История создания романа «Жермини Ласерте» свидетельствует о стремлении авторов познать изнутри трагическую правду жизни. Гонкуры «списали» героиню романа с их служанки Розали Маленгр. Подробная история тайной жизни, болезни и смерти Розы изложена в их «Дневнике»: «Ужасающий разврат, ночи напролет, проведенные вне дома. Припадки чувственности... чахотка, истерия, безумие... И подумать только, отчего умерла эта несчастная женщина? Оттого, что зимой, подстерегая своего любовника — сына молочницы, того самого, который обобрал ее и бросил, — она провела всю ночь где-то на Монмартре, под окном первого этажа, чтобы узнать, с кем он ей изменяет. После этой ночи она вернулась промокшая до нитки, подхватив плеврит, который и свел ее в могилу». Эта вторая, тайная жизнь Розы потрясла Гонкуров. Они увидели, в какую бездну страданий может быть брошен человек.
Прототипом хозяйки Жермини Ласерте, м-ль Варандейль, послужила тетка Гонкуров, Корнелия де Курмон. Она жила в маленькой комнатке на шестом этаже и радовалась, что каждый Новый год племянники не забывают навестить ее. Она любила говорить: «...одна из положительных черт старой аристократии состоит как раз в том, что она не стыдится бедности, в то время как в буржуазных семьях нынче не принято поддерживать отношений между баловнями фортуны и теми, кто живет выше пятого этажа». Гонкуры описали все, что знали о ее жизни, ее внешность, характер, сочетавший исключительную доброту с аристократической чопорностью.
Списаны с натуры и «злые гении» Жермини Ласерте — хозяйка молочной лавки, ее сын Жюпийон, кузина. Кстати, Эдмон Гонкур точную копию негодяя Жюпийона воочию увидел на премьере пьесы «Жермини Ласерте», переделанной впоследствии из романа.
Издатель Шарпантье, обеспокоенный «реализмом» некоторых мест, потребовал внести в роман коррективы. Так, его не устраивало в одной из фраз слово “poux” («вши»), и его пришлось изменить на слово “vermine” («паразиты»). Деликатный издатель щадил чувства публики. «К черту такую публику, от которой нужно скрывать правду», — негодовали Гонкуры. Они не скрывали злой правды, написав «историю болезни» простой служанки и не сбросив при этом со счетов «функционально-существенное, труд народа», безжалостный труд, который и порождает подобные болезни.
Гонкуры подробно излагают биографию Жермини Ласерте. Ее отец и мать — ткачи, а ткацкое производство, с техническим несовершенством первых фабрик, превращало рабочих в калек. Такой человеческий грунт, естественно, давал болезненные, нестойкие всходы в нескольких поколениях. К началу действия романа Жермини исполнилось двадцать четыре года. Значит, ее родители испытали все последствия снижения фабрикантами в 30-х годах заработной платы, когда ткачи получали по восемнадцать су за 16-часовой рабочий день.
Стало быть, физическое нездоровье родных было одной из причин психического расстройства Жермини. Она вспоминает: «Отец был как сумасшедший. Говорили, это потому, что он — чахоточный». Старший брат — «лицом белый, как полотно, здоровье у него было никудышное». Потеряв родных, Жермини скитается по чужим людям и в конце концов, оказавшись в Париже, поступает служанкой к г-же Варандейль.
Детство Варандейль прошло тоже в лишениях. Ее отец, деспот и эгоист, приближенный графа д’Артуа, благодаря замкнутому образу жизни республиканца, уцелел во время террора и заставил дочь посвятить ему всю жизнь. М-ль Варандейль, как и Жермини Ласерте, испытывает нерастраченную потребность любить, делать добро и до конца исполняет свой долг. Обе они некрасивы и одинаково чувствуют это.
Жалкое прошлое, безнадежное одиночество превратили Варандейль в великодушное существо, переставшее принадлежать себе. Но у нее, отдавшей всю себя другим, нет патологической жажды любви. Более того, она презирает всякую сентиментальность. Под ее внешней кротостью скрываются непреклонный нрав и мужская воля. Перед нами психически здоровая натура, женщина с чистой совестью и побуждениями.
Психофизиологическая концепция характера в сочетании с социально-нравственной составляют важную особенность творческого метода Гонкуров. Они обращают особое внимание на причинные, «генетические» факторы и социальную детерминированность: человек для них — продукт обстоятельств (наследственность и среда), над которыми он не властен. Это и обусловливает своеобразное соотношение натуралистических и реалистических принципов писателей. Они изображают Жермини как натуру, болезненную от рождения, а социальные обстоятельства приводят ее к гибели.
«Холод, голод и жажда, усталость, моральные страдания — таковы наиболее обычные причины болезней», — писал физиолог Клод Бернар. «Но не являются ли они, в известной мере, уделом всего человечества? — спрашивал он. — Как же происходит в таком случае, что среди тех, которые испытывают их каждодневное воздействие, одни поддаются так легко, тогда как другие энергично им сопротивляются?» Лекции Клода Бернара по экспериментальной патологии, читанные в Коллеж де Франс в 1859-1860-х годах, как и его капитальный труд «Введение к изучению экспериментальной медицины», оказали значительное влияние на творчество писателей-натуралистов. Золя старался следовать методу Бернара. Гонкуры тоже были знакомы с его учением, но в романе «Жермини Ласерте», по сути, переформулировали вопрос, который задавал студентам и читателям Клод Бернар: почему женщина из народа оказалась психически больной, тогда как аристократка Варандейль, испытавшая такие же тяготы жизни, оставалась нормальной, уравновешенной?
Причина — в социальной и физиологической родословной обеих героинь. История личности была для Гонкуров фундаментом, на котором основывался их творческий метод. М-ль Варандейль, несмотря на то что в пять лет была фактически «сослана» в людскую, терпела голод, была прислугой у отца, выстаивала в очередях за хлебом и выполняла черную работу, — представляла отпрыск физически здоровой семьи. Ее предки не знали той беспросветной нужды, когда «почти все время хочется есть». Оттого она и здорова психически. Жермини Ласерте — женщина из низов и от рождения была обречена на нищенское существование. Это и явилось первопричиной всех ее физическими духовных недугов.
Какие же начала детерминируют характеры обеих женщин — социальное или физиологическое? Ни то, ни другое порознь, а их сумма. В раннем романе «Шарль Демайи» (1860) Гонкуры писали: «Создает ли человека физическое бытие? А наши нравственные и умственные качества не составляют ли просто-напросто развитие соответственного органа или его болезненное состояние». Спустя несколько лет «нравственные и умственные качества» (стали определяться для Гонкуров не только органическими факторами, не только физиологией, но и общественным генезисом человека. Поэтому они и дают столь подробное жизнеописание героинь.
Невзгоды и страдания воспитали у г-жи Варандейль независимость взглядов. Она не верит в бога: в пору ее юности не было церквей и святого причастия; «к священникам мадемуазель Варандейль питала гадливую ненависть, вызванную, по-видимому, какой-то семейной историей, о которой она никому не рассказывала». Политическая мысль ее тоже свободна: после революции она потеряла уважение к королям, но презирала и «чернь», была сторонницей равенства, однако не выносила выскочек, «была республиканкой и в то же время аристократкой».
У Жермини нет каких-либо четких политических убеждений и интересов. Но она по-своему умна, начитанна; одно время целыми ночами просиживала над романами, потом стала читать газетные статьи и «сохранила в памяти не только имена французских королей, но и смутное представление о множестве вещей». Она даже посещала театры и встречалась с людьми ее кругозора. Жермини Ласерте воспитали Париж и м-ль Варандейль, и она «все более приближалась к разнузданной простонародной богеме, шумной, бесшабашной, возбуждающей, как всякая богема». (Гонкуры описали нравы артистической и писательской богемы в рассказе «Арманда» и в романе «Шарль Демайи».)
Однако Жермини — вовсе не представительница богемы, хотя и служила некогда у старого актера-комика, а потом стала любовницей художника-кустаря Готрюша, «комического актера» по характеру. Жермини родилась в ткацко-крестьянской семье; и в дальнейшем ее образ дан не на «богемном фоне», а в окружении уличных торговцев и неимущих.
Написав «биографию» героини, Гонкуры пишут «историю ее болезни». Они находят наружные симптомы: Жермини бледна «лимфатической белизной, болезненной и целомудренной, белизной тела, не знающего жизни». В то же время «все в ней — ее рот, ее волосы, само ее безобразие — было зовом и вызовом. Она источала любовные чары, которые влекли и зажигали мужчин». Она страдает от «жгучей, изнуряющей, мучительной жажды замужества». Болезнь Жермини протекает тяжело, со спадами и рецидивами, которые тщательно фиксируются Гонкурами в соответствии с изобразительной спецификой их творческого метода.
Стараясь смирить плоть молитвой и благочестивыми беседами, Жермини вдруг горячо увлеклась религией. Но исповедь становится для нее не священным актом, а сублимацией все того же нерастраченного чувства. К тому же от социального неравенства не уйти даже в исповедальне: служитель церкви, ко всему прочему, еще и «светский человек, высшее существо, барин, воспитанный, ученый». И Жермини испытывает к нему двойное влечение — как к духовному врачевателю, члену «небесной касты», снизошедшему до простолюдинки, и как к мужчине. Священник молод и добр, прежде он жил мирской жизнью, но какое-то горе заставило его надеть платье клирика. Поначалу он ощущал грустное сочувствие к Жермини, сердцем и телом созданной для плотской страсти, но потом отдалил Жермини от себя, передал другому исповеднику. Разочарование девушки в религии стало еще одной ступенью к ее заболеванию.
Обличение религии — частое явление во французской литературе второй половины XIX в. Через десять лет после «Жермини Ласерте» Золя создаст великолепный роман «Проступок аббата Муре». В нем, как и у Гонкуров, предстают в принципе одинаковые явления: человеческое счастье, природное стремление к наслаждению растоптано, убито религиозным мировоззрением священнослужителя. (Позднее Гонкуры написали на подобную тему роман «Госпожа Жервезе».) Что же касается их «Жермини», то общий смысл этого произведения, конечно же, не сводим к антиклерикальной идее. Авторы выступили против всего того, что извращает человеческую природу, и в том числе — против религии и мистики.
Именно мистическое толкование получает у Жермини ее болезненное, неодолимое влечение к мужчине. Предрассудки и страхи, воспитанные деревней, шептали ей, что ее первый любовник «околдовал ее, опоил приворотным зельем».
В дальнейшем Гонкуров стали больше занимать вопросы «чистой» психофизиологии, что определило их идейно-творческую эволюцию. В
Отсюда как будто следует общий вывод о том, что Гонкуры старались выразить идею о некоем «сословном равенстве» аристократок и служанок перед лицом любовного недуга. Однако в романе «Жермини Ласерте» описание медицинского явления не заслонило изображения социальных причин этой и многих других болезней. Особенности творческого метода авторов проявляются в раскрытии этих причин, а точнее, в обрисовке «предметов страсти» Жермини — вполне реальных мужчин.
Жюпийон, сын молочницы, в начале романа подросток, а затем молодой циник и позер. Воспитанный в училище, рано пристрастившийся к «дурным книгам», он ощутил «первые дуновения порока, развязывающие похоть». Любовь Жермини будит в нем только непристойные помыслы и вызывает издевки. Гонкуры подчеркивают постоянную язвительную и нахальную усмешку персонажа, его лицо с мелкими бесполыми чертами отмечено «всеми оттенками душевной низости».
Проклятье всей жизни Жермини Жюпийон, становится виновником гибели ее ребенка. Чтобы добыть червей для рыбной ловли, он повесил возле дома кормилицы кусок мяса, от его разложения завелись вредные насекомые, разнесли инфекцию, ребенок заразился и вскоре умер. Этот факт дается в романе со всеми натуралистическими подробностями; сами Гонкуры не интерпретируют его как истинную причину трагедии, — они нарочито бесстрастны. Читатель самостоятельно, без всяких авторских подсказок должен постичь логику изображаемых событий. В этом также одна из особенностей метода Гонкуров — установка на активность читательского восприятия.
Оплакивая ребенка, Жермини оплакивает себя: «Жажда нежности, порывистость, страстность, необузданная пылкость — все это было отдано малютке и освящено ею. Она словно бы чувствовала, что сердце матери принесет покой и очищение сердцу женщины». Невосполнимая потеря вызвала у Жермини удивительные психофизиологические перемены. Ощущение телесного здоровья сменяется болезненным влечением к алкоголю, а животная страсть к любовнику Готрюшу и разрыв с ним толкнули ее на панель.
В романе подробно описываются признаки физической и умственной деградации Жермини: она стала туго соображать, глаза потускнели, ее лицо «несло печать такой душевной опустошенности, что это зрелище не могло бы не наполнить бесконечной печалью сердце мыслителя и мысль врача». Однако вновь, и здесь и далее, клиническая картина не заслоняет изображения социальных явлений. Это жестокость окружающих — Жюпийона, его матери, его кузины Адель, которые доводят до крайности душевный недуг Жермини, а материальные причины обостряют ее физическую болезнь. Кухня, где она стряпала, была «одной из бесчисленных маленьких кухонь великого города, вогнавших уже стольких женщин в чахотку», а ее нищенская комната была «одной из тех комнат, где едва хватает места, чтобы умереть, и куда врывалось дыхание всех времен года — жара летом, холод зимой».
Но где же тогда г-жа Варандейль с ее безмерной добротой и милосердием? Ведь могла, же она изменить, улучшить условия, в которых существовала Жермини. Но об этом она даже не задумывалась и таким образом стала тоже пусть косвенной, но виновницей болезни своей служанки. И не запоздалые ли угрызения совести заставляют ее в конце романа искать могилу Жермини? Все это также должно стать предметом размышлений читателя.
Сами Гонкуры не расставляют никаких акцентов, здесь их уже больше интересуют медицинские подробности. Врач выносит Жермини беспощадный приговор: «Все легкое захвачено... безнадежный случай... абсцесс в кишечнике». Роман завершается описанием ее предсмертных часов. Но и сейчас былые желания будоражат Жермини. Ее соседку по палате посещает мужчина. При этом Жермини «на глазах оживала, словно это вчерашнее свидание, эти слова любви, произнесенные рядом с ней, стоящей на краю могилы, все еще наполняли ее и тревожили»,
В это же время продолжает преследовать ее и «общество» в лице заимодавцев: бакалейщик, торговка маслом, прачка — «все ее долги, воплощенные в людях, пытались учуять, каковы их шансы на получение денег, и выудить их у ее агонии». Высшим проявлением социальной несправедливости Гонкуры считают то, что могилу Жермини уже через три дня нельзя было отыскать. «Но в романе нет и речи об изменении общественных условий, порождающих трагедии, подобные трагедии Жермини». Это шаг в сторону от реализма и «чем дальше к концу романа, тем натуралистичнее становится осмысление «народной тематики»: история бедной служанки, нашедшей свою гибель в большом городе, постепенно превращается в патологическую историю, выходя за пределы социального обобщения». А это, в свою очередь, возвращает их к камерности изображения, к аристократизму художественного мышления и, конечно, к культу искусства, которому они всегда были верны и в котором также проявляется своеобразие их творческого метода. Правда, изображение предметов искусства не могло быть включено в историю нравственного падения и физического умирания Жермини Ласерте, женщины из народа. Отчасти именно поэтому Гонкуры и прочертили в романе вторую сюжетную линию — биографию м-ль Варандейль. Это дало им возможность описать определенный вещный реквизит — старинную мебель, гобелены, картины. В спальню Варандейль они «помещают» красного дерева часы, вольтеровское кресло, ампирный комод. По паркету протянулся ковер с черно-зеленым узором, окно и кровать завешены старинными занавесками шоколадного цвета с красными разводами и т. п. Все это создает ощущение аристократического и интимного комфорта, которым всегда так восхищались Гонкуры.
Не отказались они от возможности обратиться и к любимой ими живописи. Рассказывая о нелегком прошлом м-ль Варандейль, Гонкуры сообщают, что отец привил ей интерес к изобразительному искусству, правда довольно оригинальным способом. Он решил, что повальная мода на полотна итальянских мастеров в послереволюционное время позволит ему разбогатеть, и принялся скупать картины из частных коллекций, по незнанию считая их подлинниками. Старик заставлял дочь часами простаивать перед этими мнимыми шедеврами, навязывая ей свои вкусы, утомляя восторгами. Дело кончилось, однако, полным разорением. Тогда деспот-отец засадил м-ль Варандейль за перевод книги Джорджо Вазари «Жизнеописание живописцев». Следуя своим идейным принципам, Гонкуры строго оберегают заветный мир искусства от дилетантов-аристократов и выскочек-буржуа. Так, даже в горестной истории Варандейль ясно звучит лейтмотив всего творчества братьев Гонкур: хотя книга «Жермини Ласерте» и «пришла с улицы» (как писали они в предисловии), она не могла не отразить общих аспектов мировоззрения и особенностей стиля писателей, ценивших все изящное и подлинно художественное.
Касаясь именно стиля Гонкуров, исследователи сходятся на том, что в «Жермини Ласерте» их артистическая манера письма выразилась с наибольшей силой. В выборе лексем и словоформ, в построении фразы Гонкуры постоянно заботились о том, чтобы страница текста становилась своего рода картиной, воспроизводящей живое впечатление, и «переводила» серию таких впечатлений на язык литературы. Каждое слово приобретало у них свою экспрессивную ценность благодаря особой позиции в грамматической структуре, и это оправдывало их вольное обращение с французским синтаксисом, в чем их не раз упрекали. Однажды Гонкуры сочинили каламбур: «Лучше плохое письмо, чем красивая речь». Под этим подразумевалось, что речь, построенная согласно правилам грамматики, когда все размерено и пропорционально, оказывается в итоге серой и посредственной. Дабы избегнуть такой серости, Гонкуры прибегали к повторам, выносили в конец соседних фраз одно и то же значимое слово. Вот отрывок из текста романа: “Et, lâchant les coins du morceaux de toile, elle répandit ce qui était dedans; il cola sur la table de gras billets de banque recollés par derrière, rattachés avec des épingle, de vieux louis à l’or verdi, des pièces de cent sous toutes noires, des pièces de quarante sous, des pièces de dix sous, de l’argent de pauvre, de l’argent de travail, de l’argent de tirelire, de l’argent sali par des mains sales, fatigué dans le porte-monnaie de cuir, usé dans le comptoir plein de sous, — de l’argent sentant la sueur”.
Благодаря повторению слов «sous» и «l’argent» создается почти зрительное ощущение жалкого богатства Жермини, скопленного ценою стольких усилий, лжи и стыда. От этой картины словно бы веет запахом металла и засаленных ассигнаций, прошедших через множество рук.
При обилии описания и ограниченном числе диалогов, монологов и реплик легко убедиться, что каждому персонажу в «Жермини Ласерте» присущи своя лексика, особый ритм речи, своеобразная манера изложения. М-ль Варандейль иногда позволяет себе вольность народных речений. Жермини смешивает плавную крестьянскую речь с бойкой парижской.
Что касается языковых приемов, то о них уже говорилось в критике: Гонкуры почти постоянно используют имперфект, употребляют инверсию, бессоюзие и т. п. Стиль Гонкуров оказал известное влияние на последующих писателей — Жана Жироду, Поля Морана и др. Эдмон и позднее с гордостью признавал, что «ныне есть направление, восходящее к «Жермини Ласерте».
Л-ра: Филологические науки. – 1986. – № 5. – С. 58-64.
Произведения
Критика
