Аполлинер. Избранная лирика
Зоя Кирнозе
Редкая поэтическая антология во Франции обходится сегодня без имени Гийома Аполлинера (1880-1918). Стихи его учат в школе, поют с эстрады, шепчут влюбленные. В курсах французского языка, издаваемых для иностранцев, именно его «Мост Мирабо» представляет французскую лирику XX века.
Звезда поэта взошла еще в годы Первой мировой войны, когда группа молодых литераторов, музыкантов, художников, обосновавшись в нейтральной Швейцарии, сделала Аполлинера знаменем нового антибуржуазного искусства. И однако потребовался исторический и художественный опыт полувека, чтобы из затерянных в личных архивах писем, из полузабытых журнальных и газетных страниц выросло истинное представление об Аполлинере, и его книги стали выходить одна за другой.
У нас начало научному изучению Аполлинера положили И. Н. Голенищев-Кутузов и Н. И. Балашов, фундаментальное послесловие и комментарии которого в малой серии «Литературных памятников» существенно облегчили путь отечественного читателя к стихам Аполлинера в переводах М. П. Кудинова.
[…]
В год выхода своего главного сборника «Алкоголи», накануне войны, он писал: «Не странности привлекают меня, а сама жизнь, и когда умеют глядеть, открывают любопытнейшие вещи». Аполлинер умел восхищаться техникой, новыми ритмами, механическим прогрессом и одним из первых остро ощутил его недостаточность для жизни, более того — гибельность его мертвящей силы. В музыкальный строй символистской поэзии Аполлинер ввел образцы неожиданные, удивляющие предметной конкретностью: «Размеры сердца так же велики, как зад почтенной дамы из Дамаска», «парижский вечер одурел от джина», поварята принесли «филе из мыслей» поэта, «весна — голубенький солдат...» И хотя в области метрической системы Аполлинер обычно оставался в рамках классического стихосложения, неровные цепочки его строк, лишенных знаков препинания, тоже свидетельствовали о поисках новой свободной формы поэзии.
Стихи Аполлинера напоминают «лесенки» Маяковского. Читатель, по замыслу поэта, не только потребитель, не только зритель, но участник, сотворец художника. В программной поэме «Зона» герой раздваивается на «я» и «ты»; смена точек зрения в пространстве и времени создавали впечатление объемности, стереоскопичности мира, родственное тем открытиям, которые сделал в живописи П. Сезанн и вслед за ним П. Пикассо. Поиски эти не были ни в коей мере формалистическими. С. И. Великовский в предисловии к сборнику говорит об Аполлинере как о поэте, захваченном революционной деятельностью и «той могучей цивилизацией, что создана трудовыми руками и пытливым умом». Сборник, включающий в себя произведения и хрестоматийные, по замыслу составителя, призван также познакомить читателя с новым, неведомым ему прежде Аполлинером. И хотя каждый из переводов заслуживал бы серьезного разговора, остановимся на немногих, в том числе на переводе поэмы «Зона», ставшей программной и в творчестве Аполлинера, и во всей поэзии XX века.
Обращение к «Зоне» поэта такого дарования, как Д. Самойлов, обещало новое прочтение поэмы. Действительно, его перевод превосходит перевод М. Кудинова в богатстве рифм и в ощущении ритма, но уступает прежнему в точности. Поэтический произвол Д. Самойлова не всегда воспринимается и как художественное откровение. Уже первая энергичная строка Аполлинера — «Ты устал в конце концов от этого старого мира» переведена манерно: «Вот и он прежний мир стал не мил». У Аполлинера старую культуру представляла пастораль — Пастушка с овечками, напоминавшая о рокальной живописи, и тут же, в этой же строке, на глазах, трансформировавшаяся в индустриальный пейзаж, зафиксированный если не аэрофотосъемкой, то с высоты птичьего полета: «Пастушка о Эйфелева башня мосты всем стадом блеют в это утро». У Д. Самойлова изменен лишь один глагол: «отары мостов мычат» (!?), и пастораль исчезает. Да и масштаб изображения тоже. Рядом с мычащими (коровами?) пастушка уже не возвышается. Новаторство Аполлинера предстает здесь огрубленным и облегченным. Но еще большую досаду вызывают стихи из цикла «Песнь злосчастного в любви» в переводе А. Давыдова. «Самые потрясающие стихи Аполлинера» — так единодушно определяют их критики — переведены не только приблизительно, но крайне торопливо и небрежно.
По-разному может быть оценено и собрание «под сенью Аполлинера» целой плеяды отечественных переводчиков — от признанных мастеров до переживающих пору становления поэтов. Здесь и А. Гелескул, и Б. Лившиц, и Э. Линецкая, и Н. Стрижевская, и Б. Дубин, и И. Кузнецова, и Р. Дубровкин, и А. Давыдов, и В. Орел, и Е. Кассирова, и известные поэты — Д. Самойлов, Б. Окуджава. Возглавил эту когорту редактор переводов и автор многих из них — М. Н. Ваксмахер. Понятно, что при таком многообразии имен и дарований непросто было сохранить единство аполлинеровской интонации даже в пределах одного цикла. Сборник же представил стихи практически из всех поэтических книг Аполлинера. Но составители, очевидно, и не хотели унификации. Многие из переводов бесспорно удачны. Хороши в целом поэтические переложения И. Кузнецовой и Б. Дубина. По-новому прочитаны многие стихи А. Гелескулом. Точны и изящны два перевода заметно растущего Р. Дубровкина. Передан ритм революционного «Вандемьере» В. Орлом. Неожидан и как всегда привлекателен Б. Окуджава, профессионален в лучшем смысле этого понятия М. Ваксмахер.
Сборник поэтических переводов Аполлинера не безупречен. Но он показывает нам нового Аполлинера, приближая отечественного читателя еще не один шаг к пониманию французского поэта.
Л-ра: Литературное обозрение. – 1987. – № 2.
Произведения
Критика
