Зигфрид Ленц. Утрата
Г. Хотинская
Сегодня Зигфрид Ленц находится в числе наиболее популярных западногерманских прозаиков, что подтверждают и тиражи его книг, и результаты читательских опросов.
В новом романе просматриваются два повествовательных плана: первый — история того, как перенесшего инсульт и утратившего дар речи героя оставляет возлюбленная, а он мучительно стремится к ней; второй предлагает нам философскую интерпретацию происходящего. Феномен нарушения речи интересует Ленца как определенное состояние за границей познания, а также специфическое следствие такого рода кризиса — «дезинтеграция обобщений, выражаемых словами»; не в последнюю очередь важно также и то, как герой, заново овладевая номинативной стороной языка, постигает и классифицирует мир с помощью слов. Утрата голоса для героя равнозначна утрате самого мира, вмещающего бесконечность духовных богатств, зафиксированных в слове и доступных через него. Парадокс ситуации, однако, в том, что эта утрата оборачивается для героя своего рода экзистенциальным обретением, — словно заново он находит себя. Раньше его жизнь была лишь небрежно выполненным фрагментом: непоследовательной, безответственной, каждый его поступок был данью привычке, и лишь серьезное испытание сделало его тоньше, восприимчивее, позволило ему лучше осознать различия между подлинными и мнимыми ценностями бытия. Только теперь, пораженный немотой, его герой остро ощущает необходимость человеческого взаимопонимания, общий дефицит участия к себе со стороны окружающих.
Мотив утраты внутренней гармонии тесно переплетается с мотивом отчуждения. Психологическое состояние героя автор воспроизводит по контрасту с гармоничной умиротворенностью залитой солнцем и светом природы: он постоянно подчеркивает остраненность его восприятия, когда герой будто сквозь стекло видит себя и окружающих: он и с ними и сам по себе, и ему это дается мучительно трудно. Отношения его с возлюбленной сложны, затруднены, амбивалентны, неустойчивы, к тому же непрояснены и проясняются с большим трудом; непонятно, что влечет героя к этой женщине, почему ему без нее так тоскливо, почему голос должен к нему вернуться с ее приходом (а герой в этом почти уверен).
В образе Ульриха Мартенса, главного героя, Ленц стремился, судя по всему, нарисовать тип некоего «среднего» западного немца, вполне респектабельного, который мог, однако, в свое время (в мае 1968 г.) участвовать в студенческих волнениях. Теперь Мартенсу около сорока, по профессии он гид-«международник», большой знаток истории и культуры своего родного Гамбурга, в общении — остряк и насмешник. Никто не мог так увлекательно поведать о «магии» этого города, его тайнах, о символике архитектурных сооружений, живописном ландшафте, психологии и нравах местных жителей. Речевые обороты Ульриха точны, выразительны и красочны.
Недаром окружающие вспоминают их как поговорки. Когда-то Мартенс был журналистом, телекритиком. Один из его жизненных выводов — «главное — во внутреннем постижении и прояснении сути вещей путем правильного видения мира»; он поясняет, что «видение для него — не восприятие посредством зрения, а именно внутреннее постижение». Речь, слова для него производны, поскольку они значимы лишь на основе понимания. Очень ярко описаны в романе оттенки меняющихся ощущений героя, связанные с поисками смысла речи. Любопытны реминисценции из Марселя Пруста в сцене диспута в публичной библиотеке о загадках человеческого бытия и задачах литературы; эти задачи, по мнению героя, сводятся к отражению многочисленных нюансов, возрождающих утраченную связь между словом и образом.
Острая драма разыгрывается и в душе возлюбленной Мартенса Норы Фехнер (действие развивается параллельно). Из ее дома «скорая помощь» доставила Ульриха в неврологическое отделение университетской клиники. Но странно: вместо того чтобы волноваться и сопереживать, героиня впадает в какой-то транс: ее охватывает состояние мучительной заторможенности, она словно не знает, что нужно делать. Все ее дальнейшие усилия сводятся к тому, чтобы оттянуть свой визит в больницу. Она переставляет предметы в комнате, перебирает вещи в шкафу. Ленц подробно рассказывает о смутных тревогах и переживаниях героини, ее отрывочных мыслях, которые — тоже, может быть, не без влияния Мартенса — часто возвращаются к взаимосвязи слова и образа: «Образ — это единственное языковое образование, в котором разрушенное слово склоняется перед реальностью, существовавшей всегда, когда еще не было языка, и пережившей любой язык» (реминисценция из Пруста).
Визит в больницу для Норы — тягостная обязанность, выполнение которой она всячески откладывает. Не дождавшись ее, Мартенс тайно покидает клинику и устремляется к ней. Каждый шаг дается ему с трудом, он обречен терпеливо сносить негодование окружающих, раздраженных его неспособностью к коммуникации.
В душе Норы борются противоречивые чувства, ей трудно разобраться в них, трудно принять какое-то определенное решение. Судя по всему, она уже тяготится своей близостью с Ульрихом, и предстоящая новая встреча с ним ее пугает. Ульрих, оказывается, ей всегда чем-то был неприятен, как и его подарки, его просьбы; каждый шаг навстречу ему ей дается с трудом. Разгадку надо искать, вероятно, в самом характере Норы. Но в характере этом не хватает объемности и психологической глубины, чтобы мы могли судить более определенно. Образ ее как целое не получился, достоверно обрисованы лишь краткие минуты психологического кризиса, изменившего характер ее взаимоотношений с Ульрихом.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – 1984. – № 2. – С. 101-102.
Произведения
Критика
