«Жизнь» Торреса Вильярроэля и испанская пикареска XVII в.
Л. А. Озерова
Одно из интереснейших произведений испанской литературы XVIII в. — «Жизнь» Торреса Вильярроэля — не было предметом серьезного анализа, даже не определена его жанровая природа. Существует представление, что это — «последняя вспышка» жанра плутовского романа. Так, например, Хуан Валера еще в 1892 г. заметил, что «Жизнь» Торреса Вильярроэля может рассматриваться как плутовской роман. Мнение писателя без дискуссий принял Федерико де Онис. Вальбуэна Прат полагает, что «тон, форма книги и характер первых приключений героя свидетельствуют о принадлежности этого произведения к собранию плутовских романов». Ученый включает текст «Жизни» в составленный им известный сборник испанской пикарески, закрепляя таким образом эту точку зрения «практически».
И в наши дни Антонио Эспина, Франсиско де Салес Кодерч, Анхелес Кардона де Хильберт тоже причисляют «Жизнь» к семье плутовских романов.
Однако пристальное изучение темы позволяет выявить глубокое отличие «Жизни» Торреса Вильярроэля от жанра пикарески. Художественная организация «Жизни» включает в себя элементы, присущие традиционным литературным жанрам предшествующей эпохи, в том числе и плутовскому, но в целом произведение принадлежит к иной литературной системе. Такую точку зрения высказывают современные исследователи Хуан Альборг и Эухенио Суарес Гальван, соотнося книгу Торреса Вильярроэля с жанром автобиографии, а швейцарский ученый Попе Рандольф включает изучение данного произведения в свой сборник, посвященный истории испанской автобиографии до XIX в.
Нам представляется справедливой последняя точка зрения. Как мы полагаем, можно говорить лишь об использовании Торресом Вильярроэлем некоторых аспектов плутовской традиции. На этот путь автора «Жизни» мог увлечь пример его любимого писателя Кеведо, автора «Пройдохи Паблоса». Не будем забывать также, что плутовской роман — жанр, который был более всего представлен в испанских книжных лавках первой половины XVIII в. и не только продолжал питать умы простых читателей, но даже влиял на воображение писателей тогда, когда они принимались за сочинение уже не романов, а подлинных автобиографий. В этом формально-стилевом отношении Торрес Вильярроэль не был исключением.
Торрес Вильярроэль следует некоторым канонам плутовского романа, но, используя привычные читателю формы, добивается иной цели. «Жизнь» Торреса Вильярроэля — детище своей эпохи, и между ней и плутовским романом дистанция немалая. Прежде всего следует помнить, что «главная проблема в изучении плутовского романа, как и любого другого произведения, — это определение его исторической сущности». Плутовской роман — жанр специфический, сложившийся в Испании XVI-XVII вв. в особых исторических условиях, когда политический и экономический кризис получил выражение в «революции цен», пауперизации масс, паразитизме правящих классов и деклассированных элементов, в контрреформационной политике испанской церкви и т. д. «Пикарескная ситуация» (термин Л. Е. Пинского), получившая отражение в испанской литературе XVI-XVII вв., не совпадает с исторической обстановкой, в которой было написано произведение Торреса Вильярроэля. Конечно, можно полагать, что в XVIII в. социальная база для пикарескного жанра сохранялась. Но все же XVIII век и в Испании уже век Просвещения, а не барокко. В частности, распространенная у писателей барокко идея извечной и имманентной порочности мира сменяется представлением о том, что порочен не мир сам по себе, а его искажение неверными установлениями (социальными, моральными, религиозными).
Когда реальность, породившая плутовской роман, стала фактом истории, некоторые его особенности сохранились, войдя в другие литературные жанры. Плутовской роман завещал литературному миру богатейшие традиции: в XVIII в. ими с успехом воспользовались как Торрес Вильярроэль и Хосе Исла, так и Дефо, Смоллет, Лесаж.
Итак, что же сближает произведение Торреса Вильярроэля с плутовским романом и в чем его существенное отличие от пикарескного жанра?
И в первой плутовской повести «Жизнь Ласарильо с Тормеса, его невзгоды и злоключения» (1554), у Алемана в «Жизни Гусмана де Альфараче» (1599-1604) и у Кеведо в «Истории жизни пройдохи но имени дон Паблос» (1626) получили выражение наиболее существенные особенности плутовского романа: особый тип героя, специфический отбор жизненного материала, столь же специфическая оценка реальности и, наконец, присущая жанру структура повествования. Эти моменты в их совокупности и единстве определяют жанровую специфику плутовского романа как разновидности романа в испанской и мировой литературе. Между тем исследователи Торреса Вильярроэля нередко указывают на какую-нибудь одну черту и, установив ее наличие в книге писателя XVIII в., причисляют «Жизнь» к жанру плутовского романа. Еще чаще более или менее произвольно берутся часто встречающиеся, но не строго обязательные именно для пикарескного романа свойства и сопоставляются с аналогичными чертами «Жизни».
Приведем несколько примеров. Одной из структурообразующих особенностей плутовского романа является автобиографическая форма повествования, рассказ от первого лица и связанные с этим эпизодичность построения, линейное развитие времени (изложение событий в хронологической последовательности) и т. д. Подобная структура встречается, однако, в разных по характеру произведениях, например в «Исповеди» Руссо, «Сентиментальном путешествии» Стерна, «Поэзии и правде» Гёте, не имеющих никакого отношения к жанру плутовского романа. Повествование от первого лица — вещь обычная и для плутовского романа, и для псевдобиографии, и для исповеди. Заметим, что если в классическом плутовском романе варьировался один и тот же архетип, далекий и автору, то в произведении Торреса Вильярроэля совпадают не только рассказчик и герой, но и автор.
Рискованно причислить «Жизнь» к плутовскому роману на основе такого признака, как изложение генеалогии героя в начале повествования. И самый дух повествования, и цели, которые ставил автор, обращаясь к описанию своего происхождения, рождения и воспитания, не сближают его книгу с пикареской, а скорее отдаляют от нее. Пикаро-рассказчик довольно пространно описывает свое генеалогическое древо: в его роду обычно мошенники, воры, проститутки. Каждый плут как будто соревнуется в стремлении показать наименее порядочное родство, находя в этом какое-то объяснение будущему своему поведению и наклонностям. Между тем о своих родителях и предках Торрес Вильярроэль говорит с большой симпатией, перечисляя их занятия и достоинства: это фармацевты, текстильщики, книготорговцы, виноградари, люди «добрые», «скромные», «бережливые», «образованные», «остроумные», «честнейшие» Автор горделиво замечает: «…все мы зарабатывали на жизнь достойными занятиями, не занимались воровством и мошенничеством», при этом он не уповает на свое хорошее происхождение, считая, что «заслуживаю ли я позора или уважения, зависит исключительно от меня, от моих дел и слов». «Самое главное, — по мнению автора, — это иметь хорошие привычки, которые значат больше, чем хорошие родственники».
По примеру классической пикарески Торрес Вильярроэль строит первую главу, знакомящую читателя с детскими и школьными годами дона Диего. Плутовское в характере и поступках героя акцентируется тогда, когда он повествует нам о своих школьных проказах. В результате этих шалостей и драк Диего получил прозвище «Чертова шкура», которого, впрочем, очень стыдился. «Я совершил несколько плутней («picardigüelas»), поправимых в таком раннем возрасте. Все они — результат отсутствия любви к сверстникам и уважения к старшим». Однако каков характер этих picardigüelas, как их называет автор, стремясь, по-видимому, подражать пикареске? Торрес Вильярроэль не детализирует эти эпизоды, как, скажем, Франсиско де Кеведо, описывая историю, случившуюся с Паблосом на карнавале, и нам остается лишь на слово поверить Торресу Вильярроэлю, что это были и впрямь плутовские выходки.
Озорная кровь, которая не раз закипала у Торреса Вильярроэля в детстве, дала, видимо, о себе знать в годы студенческой жизни в коллегии Саламанкского университета и в течение нескольких последующих лет жизни, полных приключений, на манер тех, которые выпадают на долю героя плутовского романа. Об этом и повествует Торрес Вильярроэль во второй главе, которая начинается с общего описания обучения автора в пансионе. В 15 лет Диего — стипендиат коллегии иностранных языков при Саламанкском университете. Вскоре он забывает советы и наставления, предаваясь утехам беззаботной студенческой жизни. В характере и поступках Диего вновь проявляются черты плута. Автор рассказывает о своих драках с сокурсниками, краже пищи из столовой, ночных побегах из коллегии, участии в бое быков в деревнях близ Саламанки, подделке ключей, лазании по крышам домов, для чего он хранил в своей комнате, «которая походила более на воровской притон, чем на комнату студента, разнообразные веревки, шпаги, молотки и всяческие приспособления».
Диего принимает самое деятельное участие в веселых ночных приключениях; он любит развлекать друзей шутками, передразниванием, акробатическими номерами, исполнением куплетов собственного сочинения под аккомпанемент гитары. Все это очень напоминает университетские проказы Паблоса, чего, впрочем, не отрицает и сам автор: «Я стал весельчаком, приспособился к костюму и жаргону плутов, усвоил плутовские обычаи столь хорошо, что походил скорее на сына Педро Арнедо, чем на сына Педро Торреса».
Торрес Вильярроэль даже с некоторым бахвальством повествует о проделках этого периода жизни, которые превратили его в «великолепного танцора, хорошего тореадора, посредственного музыканта и утонченного и дерзкого пикаро». После окончания коллегии двадцатилетний Торрес возвращается в отчий дом, но спокойная домашняя жизнь, подчинение строгому семейному распорядку не по душе мятежному юноше. Вскоре он предпринимает побег из дому, захватив с собой походный мешок, рубашку, краюху хлеба, котелок и 12 реалов. Побег в стиле героя классической пикарески приводит Диего в Португалию, где он встречается с одним отшельником и служит ему почти четыре месяца. Как и герой плутовского романа, Диего проходит путь слуги, правда не многих господ, а всего лишь одного. Однако, в отличие от пикаро, Диего не тяготится своей службой у хозяина; напротив, он искренне доволен, что судьба свела его со столь почтенным, бескорыстным и строгим человеком. Хозяин наставляет нашего героя на правильный путь, учит его истинной добродетели, не в пример первому хозяину Ласарильо. Но Торрес с горечью признается, что из-за собственного недомыслия и слабости духа уроки добродетели, преподанные ему хозяином, не пошли ему впрок. Боясь наказания за то, что не удержался от нескольких двусмысленных слов, брошенных одной девице, приехавшей на богомолье, Диего тайком покидает хозяина.
Развязка, как видим, также в плутовской манере. Наш герой опять на дороге, в поисках новых приключений. Его ожидают Коимбра, Опорто, Лиссабон. Подобно пикаро Диего практикует всевозможные занятия: он химик, фармацевт, учитель танцев, солдат, тореадор.
Через два месяца с группой тореадоров, направлявшихся в Саламанку, решает вернуться на родину и наш герой. На этом собственно и заканчивается то, что можно назвать плутовским периодом в приключениях Диего. Он возвращается в отчий дом и обещает больше не доставлять родителям огорчения своими эскападами: «У меня уже вызывали отвращение развязность и вольности, которые я мастерски перенял от моих дружков». Диего решает начать новую жизнь, чтобы своим трудом и поступками завоевать уважение людей.
Нетрудно заметить, что в этой главе Торрес Вильярроэль пользуется некоторыми сюжетными ходами и приемами, которые напоминают соответствующие средства плутовского романа. На это указывают серия его авантюр, непоседливый образ жизни, характерный для пикаро, плутовское в характере самого героя, его статус слуги, аллюзии на пикареску при описании учителя и отшельника. Даже стилистика в духе плутовского жанра, например: «мой новый и первый хозяин», «мой хозяин и учитель». Или такой фрагмент из текста книги Торреса Вильярроэля: «Я направился в Португалию, не представляя себе, чем и на что буду жить, как буду отдыхать, где и кому буду служить, словом, куда я направляю свои стопы... Я просто шел в поисках жизни». Он как бы перекликается с текстом из «Гусмана»: «Выбрал я дорогу, какая показалась мне красивой, и зашагал наугад... Я не знал, по какой дорожке иду и куда она меня приведет».
Но даже там, где автор воспользовался некоторыми отдельными приемами, характерными для плутовского романа XVII в., что соответствовало замыслу — изобразить плутовской период своей жизни, — совершенно очевидно, что техника пикарески в целом писателю чужда. На этот факт обращает внимание Суарес Гальван, отмечая, что техника плутовского романа — характеристика фактов и персонажей через описание анекдотических необычных эпизодов, описание живое, пространное, детальное. И действительно, у Торреса Вильярроэля подобная техника появляется исключительно редко, он предпочитает обобщающее перечисление.
Трудно назвать какое-либо необычное приключение Торреса, которое им выделялось бы особо, например приключения Ласаро со слепым или священником, рассказ Гусмана о проделках на службе у повара или бакалейщика, Паблоса, повествующего о своих похождениях в Алькала в студенческие годы, и т. д.
Существует несомненная связь между отсутствием детализированной разработки эпизодов и нежеланием автора морализировать. В «Гусмане» дидактика соседствует с описанием плутней: пикаро-рассказчик предлагает читателю свое жизнеописание как образцовое для других, при этом моралистические выводы требуют детализации. По мере того как все более опускается на дно герой, все более значительное место приобретают нравоучения. Ничего подобного нет в «Жизни»; «Я не хочу рассказывать о тех идеях, планах и выдумках, на которые я был горазд, потому что рассказ о них породил бы больше пороков у бесхитростного читателя, чем росказни о шалостях подростка». Отсекая рассказ, писатель отсекает и нравоучение. К тому же Диего опасается подать дурной пример, описывая дурное поведение и привычки; плут же менее всего обеспокоен тем, каково его влияние на окружающих.
Автор «Жизни» не хочет называть имен своих друзей, принимавших «деятельное» участие в подобных приключениях, так как боится нанести ущерб их служебной репутации, «потому что сейчас это совсем другие люди».
Наряду с аргументами нравственного порядка в приведенных словах повествователя мы видим еще один довод, который можно определить как чисто структурный: «чтобы не затягивать рассказ». Речь идет не о случайно брошенном замечании, а о важном структурном принципе повествования, имеющем для автора не меньшее значение, чем соображения нравственные.
Быстрый ритм приключений во второй главе как бы сродни ритмике плутовского романа. Но с третьего фрагмента значительно снижается темп движения в пространстве, так как герой переходит здесь в совершенно новую жизненную сферу, меняя соответственно и манеру изложения. Произведение превращается в неторопливый рассказ о процессе формирования героя как преподавателя математики, ученого, писателя. Стычки теперь будут происходить в стенах Саламанкского университета; на смену путешествиям молодости придут летние поездки в столицу и другие места Испании во время каникул; юношеские шалости уступят место профессиональным успехам.
Итак, жизнеописание, предлагаемое читателю в первых главах книги, оказывается типологически сопоставимым с описанием определенного периода в жизни пикаро. Однако делать на этом основании вывод о близости произведения Торреса плутовскому роману нельзя; пикарескная традиция если и получила отражение, то не во всей книге, а лишь в первых двух главах. Далее плутовской сюжет размыкается и герой избирает иной путь, «благородный путь науки». Готовый «обуздать себя», Диего Торрес Вильярроэль забывает свои юношеские похождения, целиком отдаваясь изучению математики, философии и астрономии, а также литературному творчеству. Об этом и расскажет писатель в последующих главах.
Отметим, что приключения Диего — даже и не приключения в авантюрном значении слова. Это рискованные жизненные ситуации, в которые может попасть любой несформировавшийся человек. Эти так называемые приключения никоим образом не соответствуют тем, которые выпадают на долю пикаро и которых он, асоциальный элемент, ищет. Некоторые из них вполне простительны, ибо свойственны молодости: «ребяческие шалости», «опрометчивые поступки молодости», «виной тому моя молодая кровь» и т. д.
Торресу Вильярроэлю по душе лексика плутовского романа, что мельком отмечалось ранее. Так, например, он часто использует слово aventura — характерное обозначение плутовской ситуации. Однако это слово имеет в «Жизни» не смысловой, а ситуационный подтекст. Оно применяется автором, в частности, при описании болезни, выхода на пенсию, отдельных моментов преподавательской деятельности. В подобных случаях писатель использует лексику, характерную для плутовского романа, быть может, для того, чтобы оживить повествование о событиях своей жизни; с этой же целью он и окрашивает некоторые эпизоды рассказа в плутовские тона.
Читатель задается вопросом, насколько точны определения picarón, truhán, aventura в применении к герою книги Торреса Вильярроэля, и начинает подозревать, что речь идет скорее о приспособлении героя «к костюму, языку и обычаям пикарески», в чем и сознается сам герой.
Находя внешнее, формальное сходство «Жизни» с пикарескным жанром, заметим, что они различаются в главном — в характеристике центрального персонажа, в оценке окружающей действительности, в подходе автора к структуре произведения.
Специфика плутовского героя состоит в том, что в плутовстве он находит свое истинное призвание. В истории романа существовали герои, которые поначалу были «плутами поневоле» (Лacaрильо) либо почти сразу становились «плутами по призванию» (Гусман, у которого это духовное очищение воспринимается не как логическое завершение развития характера, а как труднообъяснимое внезапное «озарение»). Эволюция плутовского героя — это путь от «плута поневоле» к «плуту по призванию» либо совершенствование мастерства «плута по призванию».
Герой «Жизни» принципиально иной. Он вообще не плут в том смысле, какой вкладывали в это слово авторы плутовских романов. Он не «плут поневоле», ибо ничто не вынуждало его плутовать, но он и не «плут по призванию», ибо плутовство глубоко противно его натуре и только пример товарищей, да юношеское желание «покрасоваться» толкают его в юности на плутовские проделки.
И что еще очень важно: в основе поведения плутовского герои лежат социальные основания, и конечная житейская пристань, к коей он причаливает, достижима лишь в результате решительного переворота в материальном положении героя. Источник эволюции героя — колебания между добром и злом, т. е. морально психологический конфликт. Плутовской герой — порождение общества, в котором господствуют корысть и чистоган; герой про изведения Торреса Вильярроэля — результат воспитания и среды. Для автора пикарески общество «неразумно» и испорчено испокон веков, человек бессилен что-либо изменить в нем; он должен либо приспособиться к нему, слиться с ним либо силой религиозного прозрения возвыситься над ним. Для Торреса Вильярроэля общество, как бы глубоко ни проникли в него пороки, — живой организм, поддающийся исправлению с помощью разума и просвещения. Поэтому расширяется в «Жизни» и круг морально-философских размышлений. В плутовском романе они посвящены главным образом характеристике всемогущества денег и всеобщей продажности, в книге Торреса Вильярроэля касаются самых разных проблем жизни Испании, как материальной, так и духовной.
Соответственно этому просветительскому взгляду на жизнь изменяется и отношение автора к структуре произведения. Для авторов плутовских романов история человека, проходящего через круги ада, — подтверждение извечной порочности человека и окружающего его общества, поэтому нанизывание эпизодов не влечет за собой закономерных сдвигов в сознании героя. Если не Алеман, то Кеведо может оборвать свое произведение, так сказать, на полуслове: где бы ни остановился писатель, Паблос все тот же. Между тем история, рассказанная Торресом Вильярроэлем, — это история становления личности, осознающей силу разума и верящего в его могущество. Пикарескный жанр эпохи барокко, по образному выражению Л. Е. Пинского, — это своего рода «воспитательный роман со знаком минус», и «воспитание» героя в плутовском романе — это все более органичное приспособление его к порочной действительности; воспитание героя «Жизни» — это распрямление личности, осознание ее высокого предначертания. И, как справедливо замечает З. И. Плавскин, «как бы ни были мрачны нарисованные им картины косности, невежества, неразумия, царящих в мире, героя не оставляет надежда на возможность перестройки общества на началах разума и прогресса».
Торрес Вильярроэль не оправдывает себя в глазах читателя и строг к самому себе, когда рассказывает о своих неблаговидных поступках. Но мы запомним и другие черты в характере Диего: в его поведении и стиле жизни много добродушия. Он — почтительный сын, верный друг, гостеприимный хозяин, щедрый человек, любимый преподаватель. Его убежденность в необходимости реформы университетского образования создала ему немало врагов в преподавательской среде. Из-за козней своих недоброжелателей он перенес тюрьму и ссылку; они помешали задуманному им созданию института математики при университете; они, как могут, вредят его преподавательской деятельности. Но «Жизнь» Торреса Вильярроэля — это и констатация его удач, восхождений, побед как на литературном, так и на ученом поприще.
Л-ра: Iberica: Кальдерон и мировая литература. – Ленинград, 1986. – С. 213-222.
Критика
