Поэт и слово
Н. Кожевникова
По своим истокам Виктор Боков — поэт деревенский («я самый-самый сельский, любой работе рад»). Люди деревни с их повседневными заботами, радостями, тревогами, волнениями и надеждами — это близкие для поэта, во всем понятные люди. И он для них свой, нужный человек. О кровной, живой, непрекращающейся связи с землей, с деревней, с ее людьми лучше всего говорит, его книга «Над рекой Истермой», книга светлая, добрая, полная умного юмора.
Все его стихи, в сущности, стихи о Родине. Поэт любит природу, любит не как дачник, умилённый, но все-таки посторонний наблюдатель, а как крестьянин, труженик. И природа в стихах В. Бокова не просто живое существо («совсем как человек»), а вечная труженица: «Мороз в теченье дня в одной прорубке сто стекол вставит, и ему не лень», «Солнцу охота весь день вышивать на белых полянах зеленые крестики».
Природа, земля, деревенская жизнь щедро одарили поэта, став неисчерпаемым источником образов: «Ливень копытами звонкими стукнул, радужно гриву дождя распустив»; «И плывет плужок луны, добела начистив лемех». И сама поэзия представляется ему пашней: «Поэзия, ты та же пашня». «От земли набираюсь и рифм и уменья. Она — мое родовое именье», — признается поэт.
В стихи В. Бокова вошла деревенская новь. Вошла не только подробностями, чертами быта, но и новыми, современными образами.
Закат, пчелою в красный клевер впился.
Он был недолгим гостем на земле.
И вот уж ясный месяц покатился.
Как самый первый парень на селе.
За ним спешили звезды-одногодки,
Звенел в ночи веселый хоровод,
И месяц был на этой сельской сходке
Как бригадир, как старший полевод.
Девчонки-звезды стали петь частушки,
А месяцу пришлось гармонь нести...
Каждая эпоха по-разному осмысливает одни и те же явления. После таинственной, призрачной луны романтиков луна, как блин в сметане или как медный таз, казалась вызовом. Это было неслыханным снижением образа. Виктор Боков — поэт, влюбленный в мир вещественный, видимый, осязаемый. Поэт захлебывается радостью бытия, радостью узнавания новых мест, людей, красок, ощущений. Ему тесно в одном, пусть самом любимом уголке на земле. Ему хочется узнать весь мир. Он все время в поездках, все время в дороге: на Двине, в Латвии, на Камчатке, в Румынии, на Кавказе, на целине...
Стремление показать весь простор земли рождает у поэта новое зрение. Как линии высоковольтных передач стали органической частью пейзажа Средней России, так город, завод, а вместе с ними образы городские, индустриальные чем дальше, тем больше и глубже входят в поэзию Бокова: «Утро звенит трамвайной мелочью, разговаривает автоматами», «Плавку медную плавит багровый закат», «Стремительно, как эскадрилья, бьют папоротники крылом».
В двадцатые годы разделение на поэтов городских и деревенских было оправдано самой жизнью, и различия в воззрениях представителей разных группировок ощущались остро. Есениным вторжение городской культуры в деревенский быт воспринималось первоначально как трагедия.
Горькой грустью были окрашены у Есенина стихи о красногривом жеребенке, догоняющем поезд. У Бокова лось доверчиво выходит на пути и, как поезд, ждет зеленого света.
Сливаются две стихии: городская и деревенская. Они равноправны, равнозначны, между ними нет разлада и борьбы. Противоречия, бывшие источником трагедии для Есенина, разрешены и сняты самой жизнью. Мир, о котором пишет В. Боков, — мир яркий, праздничный, радостный.
Все, кто писал о Бокове, отмечали: корни его творчества в фольклоре.
И действительно, в его стихах слышны звуки народной поэзии: песни, частушки, прибаутки, ее ритмы — то отрывистые, плясовые, то протяжные. О народной поэзии напоминает и игра словом, излюбленная В. Боковым, и отдельные образы: «Солнце в зеркале луж красной девкой сияло, светилось», «Травяной изумруд в скатном жемчуге рос», «Снега лежат, как скатерть-самобранка» и т. д. Сказать, что творчество В. Бокова корнями ушло в фольклор, — значит сказать многое, но еще не все. Точнее было бы сказать, что корни творчества Бокова в фольклоре современном. Ведь фольклор развивается, воспринимая от жизни новое содержание и новые формы выражения этого содержания.
Высокое и низкое, традиционное и новое, исконное, древнее, завещанное дедами, и сегодняшнее, услышанное по радио, прочитанное в газете, в книге, хлынуло навстречу друг другу. Это движение, столкновение, сочетание разноплановых слов и образов — характернейшая черта поэзии Виктора Бокова.
«Поэзия! Ты громовержец, оратор с огненным копьем». В этих словах звучит нечто от высокой, книжной, риторической (в хорошем смысле слова) традиции, нечто напоминающее поэзию Ломоносова, Державина. Это — начало второй строфы стихотворения «Поэзия, ты та же пашня», в котором не только два истолкования сущности поэзии, но и два стилистических ключа.
Разделенное в жизни и прежде несовместимое в поэзии встало у В. Бокова рядом, показывая человеческий труд как высшую красоту. «Не арфы звон, не нежный голос лютни — со всех сторон гремит, поет Голутвин», — пишет поэт, вливая в традиционную фольклорную форму отрицательного сравнения современное содержание, сталкивая, сопоставляя невозможное прежде.
А вот еще один образ, уже из другой области, но тоже совершенно неожиданный для фольклора и очень современный: «Зима снегами сыплет, как цитатами, за ней бы не угнался Цицерон».
Эти разнородные примеры (а их можно привести множество) говорят о том, что в поэзии Бокова столкнулись, слились два потока, две стихии, две традиции: стихия народной поэзии, стихия разговорная, просторечная и стихия книжная.
Смысл сочетания разностильных, разноплановых образов у Бокова глубок. Через слово, словом утверждаются как непреходящая ценность природа, простой человек, его труд, плоды этого труда, любовь, поэзия...
Пресненские девчонки, что идут по субботам в баню, кажутся поэту Артемидами и Дианами недаром. Недаром от косьбы на лбу не пот — «жемчуга», недаром кровельным железом здания «коронованы». Произошла переоценка ценностей: то, что когда-то считалось низким, непоэтичным, понято как высокое, как красота, как сущность жизни.
Богатство русской речи подвластно В. Бокову. Он смело и свободно обращается со словом, заставляя служить себе и просторечие, и диалект, и современный обиходный язык («Тепло в душе, когда зима за окнами не знает нормы в отпуске снегов»), и звонкий старославянизм.
[…]
Боков, поэт, мыслящий ассоциативно, щедр, может быть, иногда даже расточителен на образ. Каждая вещь, каждое явление рождают в его сознании цепи ассоциаций, самых разнообразных, самых далеких и неожиданных, и начинается стремительный бег образов. Предметы и явления, поворачиваясь разными гранями, как будто раскрывают перед поэтом всю свою сложность, текучесть богатство. Сгустки причудливо сросшихся слов можно расчленить, разъять, и увидишь, насколько они разнородны по происхождению и насколько крепко спаяны единым настроением, единой целью — утвердить новое в жизни.
Л-ра: Октябрь. – 1962. – № 8. – С. 215-217.
Критика
