Своеобразие поэта
Гр. Левин
В стихах Бокова нашла своеобразное развитие одна из важнейших особенностей русской поэзии — ее глубокая и подлинная демократичность.
В. Боков хорошо знает народное творчество. Это видно, в частности, и по его песням, многие из которых вошли в репертуар народных хоров и заслужили популярность у нашего слушателя. Эти песни чужды тем литературным стандартам, которые нередко служат для нетребовательных к себе поэтов-песенников своеобразной сапожной колодкой. Боков использует завоевания современного стиха, но в основе своей стихи его идут непосредственно от самой народной поэтики, причем — что особенно важно и денно — от современной народной песни. К сожалению, у нас не так уж много поэтов, работающих в том же направлении, ибо, как правило, поэты отталкиваются от старых народно-песенных традиций, лучше известных им, давно и прочно вошедших в литературный обиход, отчего нередко проигрывает современное звучание стиха. А еще чаще поэты остаются в кругу условных литературных образов, устоявшегося и привычного словаря, что отдаляет поэзию от народной речи. Конечно, Боков не одинок в стремлении к народным истокам. Но то, что для многих других поэтов является одной из черт, у Бокова, пожалуй, черта главная, определяющая.
Вне стихии ритма, музыкальности стиха, вне идущей от живой разговорной речи лексики нельзя понять и замысел поэта, его тему и идею. Бокову по вкусу простая, но светлая, радующая глаз одежда.
Сам стих на редкость живой, подвижной, естественный. Тут и подкупающая простота разговорной интонации — от вопросительной до задорного восклицания, до задушевной беседы один на один. Тут и рассыпчатая щедрость словаря, изобилие народных оборотов речи. Очень характерно в стихах и предельное оживление предмета, вещи, например: «Ситец хлопал в два крыла и на руки садился». И сочетание в стихе традиционного и современного.
Важная грань творческой индивидуальности поэта — его склонность к глубокому и трудному раздумью о жизни — раскрывается в стихотворении «Соль».
Детство крестьянское — это не рай
И не кондитерская со сластями.
Солоно? — Солоно, мама! — Давай,
Ешь на здоровье и крепни костями.
Разговор сына с матерью, совершенно конкретный и простой, содержит в себе глубокую народную мудрость: солоно — зато здорово! Человек крепнет в испытаниях, мужает. Что трудно, поэт не только не скрывает — подчеркивает. А читателю легче: он слышит задушевную, сочувственную интонацию поэта, воспринимает его крепкую веру в жизнь. В стихах, правдивых и суровых, нет ни жалобы на жизнь, ни унижающего человека сожаления: поэт не соболезнует слабому, а пробуждает сильного.
А вот новый поворот темы:
Помню, что соль мы всегда берегли,
Свято хранили в красивой солонке.
Мы без нее даже дня не могли,
Соль же так скромно стояла в сторонке!
Чувство народного языка дает поэту возможность открывать все новые оттенки и грани и в своей теме и в мироощущении своего героя. Очень хорошо, что нигде не выпирает прямой символический смысл: идет обычный рассказ, а обобщение постепенно — без усилий и расшифровок — раскрывается в стихах. Близко и знакомо каждому то, что соль клали «и в огурцы и в соленье любое», что, провожая сына, «в узелок мать положила родительской соли». Реально встает перед глазами картина войны в строфе:
Помню поход. Мы идем и молчим.
Ротой форсируем гать с иван-чаем.
Слышим команду: — Соль не мочить!
Есть не мочить, старшина! — отвечаем.
Конкретные детали, простые, всем понятные и близкие слова, интонации помогают читателю воспринять и сущность характера его героя.
Когда Боков говорит, что соль «выступала на лбы, потом катилась на сено сухое», читатель видит: перед ним труженик, умеющий работать не за страх, а за совесть, обретать в работе подлинное наслаждение. И как хорошо контрастируют печаль и горе расставания с нежностью, человечностью, светлой верой в будущее в простых строках: «Слезы прощальные, крики: «Сынок! Счастья тебе! Полной чаши и доли!»
Едва ли не в каждой строфе видим мы этот контраст, нет, не контраст — просто правду жизни в ее многообразии. Что побеждает в стихах? Вера в достоинство, мужество, силу советского человека. К кому обращены такие стихи? К каждому! Читатель и взгрустнет, пожалуй, и призадумается, а иной и пригорюнится, и просветлеет, улыбнется, и гордо вскинет голову, и сердце его вздрогнет от прихлынувшей к нему теплоты, от своих воспоминаний. Иначе говоря, читатель будет жить переживаниями героя.
А рядом с этими раздумчивыми иные интонации — буйные, веселые, озорные. Сколько задора и энергии в одном из лучших стихов Бокова — «Двадцать тапочек»! Интересна сама строфика стихов. Как в народной поэзии, она свободно определяется поэтической интонацией, лишена какой бы то ни было скованности. Традиционная строфа здесь обновлена поэтом, она и по словарю приобретает иное, современное звучание. Боков смело сочетает просторечие с высокой лексикой, сообщая стиху праздничную окрыленность:
Крышки хлопали над супом,
Лук шипел на сковородке,
Молча жарилась картошка,
Разбухал лавровый лист.
В это чудное мгновенье
Прозвучало откровенье:
В голубой косоворотке
Подошел и тронул кнопки
Чернобровый гармонист.
Так в стихах возникает улыбчивая интонация, располагающая к себе читателя. Добрая эта улыбка, идущая от ощущения радости и полноты жизни, как бы изнутри освещает все стихотворение.
Бережное и любовное отношение поэта к языку сказывается в тонком ощущении оттенков слов и точном их употреблении, в результате чего слово живет, играет, искрится и пред глазами ярко встает рисуемая поэтом картина.
Руки девушек-прядильщиц
В доме окна отворили —
Пропадай супы и соус,
Выкипай до дна обед.
И по лестнице немедля
Каблучки заговорили,
Крепдешин заулыбался,
Заструился маркизет!
Как и в народной поэзии, юмор здесь многообразен — от легкой усмешки до броского, хлесткого, озорного: «Пять блондинов, два брюнета, а один — не разберешь!»
Стихи об отдыхе работниц, а читатель ощущает характерное для Бокова восхищение людьми труда, которые прекрасны именно той жизненной силой, какую им сообщает их работа. Здесь мы сталкиваемся с чрезвычайно важной чертой боковского героя — с его органически трудовым мироощущением, находящимся в лучших традициях народной и всей русской поэзии.
У нас порою считают стихами о труде лишь те стихи, где люди непосредственно показаны на своем производстве. Разумеется, если об этом написаны хорошие стихи — прекрасно. Однако поэт имеет право и на иное раскрытие темы.
Виктор Боков не описывает процессы труда, но воспитывает любовное и уважительное к нему отношение. Эта его черта сказывается и на характере образности. Вот поэт говорит о самом заветном — о своей поэтической работе:
Не хотел я себе хрестоматий,
Пусть вольнее гуляет строка!
Я хотел, чтобы стих мой с кроватей
Подымался по зову гудка.
Шел на стройку в своей телогрейке
Класть бетон в угловые торцы...
Природа раскрывается поэтом в привычных и близких народу понятиях обихода, очеловечивается, утепляется. Какой новый и вместе с тем глубоко народный по звучанию образ весны в строках: «Ей шерстяные шали помешали, сняла со всех и всем дала платки»!
Отсюда же и оригинальные боковские рифмы. Он, например, рифмует: разбойник — раздольно, помалкивать — по маковке, лилий — ливней, перепела — переплела, зарослей — замыслом, сулило — насолило, напоследок — лебедь, семечки — помаленечку, протянут — портянок, линюч — поленюсь, носиться — ситца, локтям — ломтям, тульские — тусклые.
В народной частушке мы нередко встречаем рифмы, подобные многим из только что приведенных, основанные не столько на совпадении окончаний, сколько на предельном соответствии ударных звуков:
По своей высокой горнице
Девятый раз иду,
По своей высокой гордости
Залетки не найду.
Сыграй, милый, в разлив, в разлив,
Мое сердце в разрыв, в разрыв.
Светит месяц — лучи врозь,
Коль не любишь — лучше брось!
[…]
В целом о В. Бокове, несомненно, можно говорить как о зрелом, самостоятельном художнику. Светлая, оптимистическая поэзия его, несомненно, будет все шире привлекать интерес читателя.
Л-ра: Октябрь. – 1957. – № 4. – С. 221-223.
Критика
