Искусство быть детским писателем
Л. Разгон
Из пятидесяти шести лет своей жизни Борис Степанович Житков проработал в литературе около пятнадцати. Его литературную деятельность и нельзя назвать иначе, как работой. В широко бытующем представлении, писатель — это человек, который сидит за столом и пишет книги. Житков занимался и этим. Но, кроме того, и больше всего, он возился с детскими журналами, перекраивая их на свой лад; он корпел над чужими рукописями, добиваясь, чтобы они были интересны детям; он профессионально занимался вопросами иллюстрирования детских книг; он был и остается до сих пор одним из самых глубоких и острых теоретиков детской литературы.
Трудно найти другой пример такого органического соединения природного призвания и его реализации, как последние годы жизни Бориса Житкова. А ведь был он по профессии инженером-химиком. И окончил еще кораблестроительное отделение Политехнического института, имел звание «штурман дальнего плавания». Превосходно знал множество ремесел. И за первые сорок лет своей жизни повидал и испытал такое, на что другому не хватило бы и доброй сотни лет.
И все же, Житков совершенно не подходил под категорию тех, кого Горький звал «бывалыми людьми» и усиленно вербовал в литературу, дабы они поделились своим богатым жизненным опытом. Нет, Житков вошел в литературу — сразу — как писатель. И как писатель совершенно сложившийся: со своими темами, ни на кого не похожим стилем, своеобразным и необыкновенным по точности языком.
Почему именно с детской литературой связал Борис Житков свою литературную и жизненную судьбу? Ведь литературное наследие Житкова насчитывает такие интересные и до сих пор недостаточно оцененные произведения для взрослых, как роман «Виктор Вавич», много рассказов и очерков, несколько пьес... Многие биографы Житкова связывают это с тем, что он был школьным приятелем К. И. Чуковского, который «втянул» его в детскую литературу. Конечно, инициатива К. И. Чуковского и восторженная оценка первых произведений Житкова С. Я. Маршаком имели свое значение. Но не решающее.
А. С. Макаренко утверждал, что «по силе эмоций, по тревожности и глубине впечатлений, по чистоте и красоте волевых напряжений — детская жизнь несравненно богаче жизни взрослых». В этом, «макаренковском», смысле — Борис Житков всю свою жизнь оставался ребенком... Он, в отличие от многих, обладал резкой и чуткой памятью на свое собственное детство. Он всегда был для детей «свой», он всегда обладал удивительной способностью разговаривать с ними «на равных», и самым бережным образом относиться к их достоинству, к их личности.
Борис Житков пришел в отечественную детскую литературу в важнейший момент ее становления, когда в ней формировались темы, возникали стилевые особенности, велись яростные споры о языке. Это относилось, прежде всего, к такой важнейшей части детской литературы, как познавательная книга. Для Житкова познавательность детской книги заключалась отнюдь не в более или менее занимательном рассказе о ремеслах или географических открытиях. Он смело нес ребенку опыт подлинной, суровой, неприкрашенной действительности. Он был убежден в том, что искусство детского писателя заключается в умении увидеть мир — вещи, людей, — так, как их видят дети. Но, сохраняя при этом знание и опыт взрослого человека.
Борис Житков родился 12 сентября 1882 года в интеллигентной семье, где не было ни нужды, ни чрезмерного командования детьми.
И все же, вспоминая свое детство, он говорил: «не золотое детство, а золотое бесправие».
Что хотел Житков выразить этой горькой формулой? То, что взрослые люди — и педагоги в том числе — рассматривают детей лишь как материал, из которого им предстоит «изготовить» людей. «Как столяр — дуб», — писал Житков... А по убеждению Житкова дети — не «получеловеки», а люди, в которых есть то личностное, что отличает одного человека от другого. Он писал: «Я убежден, что люди не умнеют с возрастом, они лишь набираются опыта и знаний. «Уму» — никого не научить». В основе отношения Житкова к детям была уверенность, что детские пристрастия, антипатии, горести, радости — не пустяк, они так же серьезны и важны, как чувства взрослых. Из своего дореволюционного детства он вынес великое отвращение к сюсюкающим детским книжкам, к манере разговаривать с детьми «пригнувшись до самой земли»...
Обращение Бориса Житкова к познавательной теме было вызвано его ненавистью к заскорузлым старогимназическим методам обучения, к страданиям детей от этих методов. В одном из писем он восклицал: «Невозможно, чтобы было трудно учиться! Надо, чтобы учиться было радостно, трепетно и победно». Житков был уверен, что нет такого сложного предмета и понятия, которое нельзя было бы изложить не только понятно, но и увлекательно. Он мечтал писать учебники интересные, как самые увлекательные книги.
Общеизвестно выражение, что «стиль — это человек». Стиль книг Бориса Житкова — краткость, простота, демократизм, действенность. Таким и был этот человек, который за четырнадцать лет написал 192 произведения. Казалось, он задался целью ответить на все самые невероятные вопросы, какие только могут возникнуть у ребенка. Пресловутый, иногда так надоедавший взрослым, детский вопрос: «Почему?» — Житков считал одним из самых важных в детстве. Недаром, свою самую большую книгу для самых маленьких, он назвал «Почемучкой» и показал в ней пример уважительного отношения к стремлению ребенка познать окружающий мир. Да и названия множества его маленьких книжек, отвечая на ненасытное детское любопытство, начинались со слова: «Как»... Как делают цветные картинки. Как люди летают. Как подняли пароход со дна. Как слон спас хозяина от тигра. Как утонул пароход.
В своих книгах Житков отвечал на очень важные вопросы: что такое храбрость, трусость, совесть, самопожертвование, суеверие, патриотизм...
Житков про свои книги говорил не «написал», а «сделал». И это было совершенно точно. С такой же тщательностью и выдумкой, с какими он относился к самому тексту, он подходил и ко всем другим компонентам детской книги: формату, шрифтам, обложке, иллюстрациям, монтажу рисунков, размеру полей, даже количеству строк на странице. Житков работал с литературным, художественным и техническим редакторами, но больше всего — с художником. Иллюстратора книги для маленьких Житков считал настоящим соавтором писателя. И художников для своих книг выбирал сам — в зависимости от темы, возраста читателя, развития сюжета. Книги Житкова иллюстрировали такие блистательные графики, как Н. Тырса, Н. Лапшин, М. Цехановский, А. Самохвалов, П. Митурич, А. Фонвизин, В. Ватагин...
Но особенно высокие требования предъявлял Борис Степанович к языку детской книги. Прежде всего потому, что для него детская книга была явлением искусства. А «в искусстве — писал Житков, — есть только два мерила: хорошо и плохо».
Житков не выносил гладкопись, зализанный, без сучка и задоринки, язык. Он ссорился с учителями, с редакторами детских книг, добиваясь, чтобы детские книги писались живо, просто, ясно... Если и был у самого Житкова учитель языка его детских книг — это Толстой. Детские книги Толстого он считал непревзойденными образцами требовательности к языку.
Но уж что было объектом самой большой ненависти Житкова — это «канцелярит» — как его называл школьный товарищ Житкова — Корней Чуковский. С «канцеляритом» — то есть засорением языка канцелярскими выражениями, почерпнутыми из казенных бумаг и вывесок — он вел непримиримую борьбу в «Пионере», «Еже», «Чиже», «Юном натуралисте», «Знании — силе», «Дружных ребятах», — во всех журналах, где он был автором, редактором, консультантом, главным советчиком.
Умер Борис Степанович Житков 19 октября 1938 года. Написанные им книги продолжают жить. Конечно, многие (посвященные технике, например) устарели по своему материалу. Но совершенно не устарели и не могут устареть мысль и живое слово писателя, его контакт с читателем. И не удивительно, что книги Бориса Житкова переиздаются у нас почти каждый год.
Никакая статистика не в состоянии рассказать о главном наследии Бориса Житкова — о созданных им традициях. Они живут и развиваются в том великом и мировом явлении, каким является детская литература.
Л-ра: В мире книг. – 1982. – № 9. – С. 73-74.
Критика
