Ангел-хранитель
Зыскин жил на той же лестничной площадке. Двери двух квартир смотрели друг на друга. Зыскин был высокий старик, врач-фтизиатр. В Асиной семье не очень жаловали Зыскина, признавая, однако, его высокую квалификацию как специалиста. Бабушка говорила, что он интриган, и что он подсидел дедушку, заняв его место главного врача больницы. Дедушка, впрочем, сразу же стал главным врачом в другом диспансере, где его обожали и сотрудники, и больные. Интриг там не было. Дедушка был «не от мира сего»: его не интересовали интриги, сам он их не плел, а на тех, кто плел — не обращал внимания. Он ходил в лоснящихся от старости брюках и пиджаке, читал по-немецки Гегеля и Канта, и почти всегда был отстраненно погружен в какие-то свои мысли, что, однако, не мешало ему быть внимательным врачом и хорошим диагностом, а в критические моменты жизни проявлять мужественную решительность. Так, например, дома бытовала легенда о том, как, произведя на свет преждевременно младшую дочь, Асину тетку, бабушка подхватила заражение крови, и умерла бы, если бы ее муж, Асин дедушка, не решился бы ввести ей внутривенно спирт.
Бабушка, жизнелюбивая и легкомысленная в домашних расходах, не любила и жену Зыскина. Рахиль Борисовну. Считалось, что Зыскины богаты, а Асина семья бедна по причине неспособности к скопидомству.
Иногда к Зыскину приходил маленький лысый брат, тоже врач, профессор. Кажется, он был патологоанатом. Он поднимался по скрипучей деревянной лестнице на второй этаж их желтого флигелечка во дворе больницы. Маленькое его личико имело холодное скучное выражение. Это безразлично-холодное выражение он ухитрился сохранить даже тогда, когда, поднимаясь по лестнице, вытирал носовым платком лысину, будучи окроплен сверху сидящим на дворницком шкафчике на лестничной площадке огромным рыжим котом. Кот был трус, он панически боялся улицы и, когда его пытались заставить пойти погулять, в ужасе карабкался на шкаф и поливал лестницу.
Жена Зыскина была крупная женщина с вьющимися черными волосами. Встретив во дворе соседку, она непременно сообщала какую-нибудь неприятную или печальную новость: у такого-то неизлечимый рак, а такая-то недавно сломала ногу. Это ее свойство вошло в поговорку в Асиной семье, и когда кто-нибудь начинал ужасаться и сетовать на тяготы жизни, ему тут же замечали: «Ну, ты прямо, как Рахиль Борисовна!»
Асю однажды послали в квартиру к Зыскиным по какому-то делу. В полутемных, несмотря на высокие окна, комнатах было неуютно. Тяжелая мебель, ковры создавали ощущение тесноты и отсутствия воздуха. Хотя окна выходили в тот же маленький переулок, что и комнаты в Асиной квартире, дома у нее было почему-то больше простора и света.
Десятилетняя Ася презирала Зыскиных. В этом возрасте ей нравилось «презирать». Она играла в «презрение» и даже разучивала перед зеркалом презрительную кривую улыбку, виденную, кажется, в каком-то кинофильме на лице юного отважного героя. Она воспитывала в себе презрение к опасности, и бегая во дворе, специально выскакивала за ворота и перебегала дорогу перед носом у тяжеленных грузовиков. Однажды эти «тренировки» увидела возвращавшаяся с работы мама. Асю поразило, как мгновенно побелело ее лицо. В результате мама так никогда и не купила Асе велосипед, потому что боялась, что она продолжит свои выходки уже на велосипеде.
В школе на уроках рассказывали о подвигах Зои Космодемьянской и Павлика Морозова.
А дома было хорошо, дружно и уютно. Когда зимой она возвращалась из школы, в сумерках на столе горела зеленая настольная лампа. Теплый свет пятнами ложился на розоватые стены, трещали дрова в голландской печке, облицованной белым с голубыми узорами кафелем. Мама и тетя сидели у письменного стола и о чем-то тихо разговаривали. Лица их были красивы и молоды, и от всей этой картины веяло надежностью и покоем.
И вот, началось что-то непонятное. Поздним вечером, когда Ася уже лежала в постели, послышались шепчущиеся голоса. Зачем-то приходила Рахиль Борисовна, она плакала, и о чем-то тихо совещались Асины родные. Двери обеих квартир раскрывались и закрывались, что-то тащили от Зыскиных в Асину квартиру, перетаскивали. Все это было странно. Что у мамы и бабушки было общего с этой чужой теткой? И почему они ее утешают?
На следующий день домработница Маня сказала, что Зыскина ночью арестовали. Наверное, поделом, рассудила Ася. Ведь Зыскин нечестный человек, интриган и завистник. Не удивительно, что оказался шпионом. В школе много объясняли про врагов народа. Они связываются с иностранной разведкой и всячески вредят советским людям. Нельзя терять бдительность. Ася даже мечтала выследить какого-нибудь шпиона и долго с девчонками ходила по пятам за одним подозрительным дядькой с черными волосами и рыжими, наверное, приклеенными усами. Следить за ним было так заманчиво интересно! Но дядька как-то незаметно скрылся в какой-то подворотне, и больше они его не видели.
И вот, оказывается, шпион Зыскин жил на одной с Асей лестничной площадке. Недаром он всегда казался таким противным.
Так почему же приходит Рахиль? Об этом Ася и спросила маму. Серьезно глядя на Асю, мама сказала, что Зыскина и его брата арестовали. Рахиль Борисовна в большом горе, ведь Зыскин уже очень пожилой человек, и у него больное сердце.
— А что она тащила к нам? — спросила Ася.
— Прошу тебя, никому не говори об этом. Мы спрятали от конфискации некоторые вещи Зыскиных, — ответила мама.
— Как! Ты помогаешь жене шпиона прятать свое добро! — закричала ничего не понимающая Ася.
— Никакой он не шпион, — ответила мама. — Это ошибка, и я уверена, его скоро отпустят домой. Но пока мы не можем оставить в беде эту несчастную женщину. Она нуждается в нашей помощи. И если ты не хочешь, чтобы с твоими родными случилось несчастье, а тебя отправили в детский дом, прошу тебя, никому не рассказывай о том, что видела. — Серо-зеленые, обычно такие задумчивые и кроткие мамины глаза смотрели очень серьезно. Вот так же серьезно, когда Асе было шесть лет, мама объясняла ей, что никогда нельзя лгать, когда Ася, не имея понятия о нравственных категориях, наплела какую-то нехитрую детскую выдумку в оправдание какой-то шалости.
Разлад поселился в душе у Аси. Что делать, что делать?! Ведь она пионерка, а пионер не должен молчать об увиденном преступлении, даже если это его родные помогают преступнику. Так учила учительница в школе. Павлик Морозов смело разоблачил своего отца и погиб смертью героя. Рассказать? Но кому? И как рассказать такое про любимую, милую, милую маму? Что с ней будет, если Ася расскажет?
Таинственное здание с наглухо закрытыми дверьми и занавешенными окнами притягивало взор во время Асиной прогулки по улице, идущей вдоль бульвара. Вот здесь, наверное, за этими глухими белыми шторами есть люди, которым положено рассказывать все, что знаешь.
Медленно шла она мимо этого здания в школу.
Ангел-Хранитель, хлопая большими белыми крыльями, летел над Асей, но она об этом не знала. Белые хлопья мягкого пушистого снега медленно слетая, ложились на землю.
Ася прошла мимо закрытой двери и вошла в школьный двор.
Через месяц, в марте Зыскин вернулся. Вернулся и его брат, двумя неделями позже.
Ирина Мотобрывцева
