Образ луны в «Конармии» И. Бабеля

А. В. Подобрий

Многие исследователи в своих работах отмечали роль луны в “Конармии”, точнее особую функцию эпитетов, связанных с луной. Однако никто из ученых так до конца и не показал своеобразие этого образа.

Дело в том, что луну нужно рассматривать в трех измерениях, явно соотнесенных с тремя планами, выделенными Скороспеловой¹: собственно явление природы, космическое явление, отражение внутреннего мира Лютова. Причем первый и второй планы зачастую переплетаются.

Из 38 новелл цикла в девяти образ луны присутствует непосредст­венно, хотя при чтении “Конармии” кажется, что каждая новелла наделена им. С появлением луны начинается внутренний суд Лютова над самим собой, своими поступками, окружающим миром. Но возникает вопрос: почему именно луна? Ответ мы можем найти, лишь обратившись к фольклорной традиции. В русском фольклоре луна и звезды — глаза неба. И эти глаза могут заглянуть в душу человека, если, конечно, у него есть душа. Для Бабеля наличие души, допускающей самоанализ — главное отличие Лютова от всей массы конармейцев. Небо наградило его этим даром, небо же (посредством луны) наблюдает и оценивает его поступки и движения души. Примечательно, что оценке неба больше ни один из героев не подвергается. Конармейцы — дети солнца. С одной стороны, это явная метафора, указывающая на то, что они воюют за правое дело, дело завтрашнего дня, а с другой стороны, свои кровавые дела они совершают при солнце, и мир покаяния им чужд, следовательно, мир, построенный ими, будет ужасен. Лютов оказывается между двумя этими мирами: он отошел от одного (пошел в Конармию воевать), но не приблизился к другому (поэтому он и “патронов не залаживал”. когда шел в атаку, и Долгушова добить не смог). Вымаливая у судьбы “умения убить человека”, он пытался уйти от мира луны, но уйти не сумел.

Луна появляется на первой же странице цикла, в новелле “Переход через Збруч”. Бабель оповещает читателей об удачной военной операции взят Новгород-Волынск. Лютов не участвует в сражении, он видит лишь последствия: “Запах вчерашней крови и убитых лошадей каплет в вечернюю прохладу”². Наступление вечера природного и вечера души, когда рассказчик все это видит, Бабель передает с помощью фольклорных образов солнца и луны. Соответственно и подбор эпитетов. “Оранжевое солнце катится по небу, как отрубленная голова” [3]. Для славян, обожествлявших солнце, его уход вечером — подчинение руке смерти, уход на покой. Эта функция явно природного характера: отдыхает солнце, отдыхают люди, погружаясь в небытие — сон. “С закатом дневного светила... как бы приостанавливается вечная деятельность природы, молчаливая ночь охватывает мир, облекая его в свои темные покровы, и все погружается в крепкий сон — знамение смерти”³. Интересен выбор цвета солнца, впрямую соотнесенный с казнью. Оранжевый цвет из палитры красных (но дело к вечеру, т.е. солнце не может быть красным), а в фольклоре славян красный цвет одинаков для солнца, золота, зари, крови. Сравнение солнца с отрубленной головой конкретизирует функцию цвета. Однако это еще не все. В фольклорной традиции солнце — каратель зла. А в новелле зло побеждает, “убивая” солнце. Остается лишь судья — луна И соответственно этому званию эпитет: “Величавая луна лежит на волнах” [3]. Легко объяснимы и три измерения, в которых подан образ луны: 1 — природный, наступление ночи; 2 — космический, луна как судья: 3 — личностный, предчувствие Лютовым этого суда. И действительно, в середине новеллы луна меняется. “Все убито тишиной, и только луна, обхватив синими руками свою круглую, блещущую, беспечную голову, бродяжит под окном” (4]. Луна из величавого судьи превратилась в бродяжку, потому что судить некого. Она бродит в поисках души и находит Лютова.

Второе появление луны — во второй новелле цикла “Костел в Новограде”, точнее даже не самой луны, а лишь ее блеска. «Раздетый труп валяется под откосом. И лунный блеск струится по мертвым ногам, торчащим врозь» [5 ]. Луна опять там, где трупы, смерть, грех. И именно этот лунный свет заставляет Лютова произнести эпитафию по Польше, более похожую на плач по мертвым. Лютов пытается скрыться от суда, уходит к людям солнца и вместе с ними завершает обыск костела и конфискацию имущества.

Неудивительно, что в следующий раз луна появляется лишь в пятой новелле “Пан Аполек” Луна освещает дорогу к храму, к костелу: "Млечным и блещущим потоком льется под луной дорога к костелу” [18]. Она показывает путь к очищению заблудшему еврею. Лютов не имеет пристани, его мучают “неисполнимые мечты и нестройные песни” [19], но он — конармеец, и отказаться от этого не может и не хочет. Поэтому и луна, сопровождающая его к ночлегу (символично^- уход от Аполека. от нового обета, к казакам, ночлегу, армии), — “бездомная” [19]. Трансформация образа луны заметна: она уже не судья, она лишена космической силы, сейчас она спутник рассказчика, отражение его сущности. Но сохранилось фольклорное своеобразие луны: в народных сказках в трудных случаях герои обращаются к месяцу за помощью. Лютов не обращается, луна как бы следует за ним, за его настроением, она не советчик, но она спутник и (в какой-то мере) помощник. В шестой новелле “Солнце Италии” образ луны опять не однозначен. Луна первоначально — указатель разорения. Город — разграбленный город, разрушенный город — освещается луной, но не просто блеском ее, а “голым блеском” [20]. Этот блеск показывал “сырую плесень развалин”. Вот тут рассказчик пытается уйти от луны, которая обретает функции молчаливого судьи, он хочет “выключить” луну, т.е. совесть, хочет выхода солнца, т.е. хочет прийти без сомнения к революции и всему ею творимому. Но “атласный Ромео” закрыт тучами. И, может быть, это спасает героя от морального падения. В конце новеллы это впрямую подтверждается. Прочитав письмо “тоскующего убийцы” Сидорова, Лютову надо было искать избавления от мрачных мыслей, ему надо было вернуть веру в себя. Сидоров задавил огарок свечи, погрузив не только комнату, но и душу Лютова в темень. И снова “космическая” луна приходит рассказчику на помощь. “Только окно, заполненное лунным светом, сияло как избавление” [22].

После этой новеллы луна уже не будет судьей, она будет попутчиком, не настраивающим, а отражающим настроение героя. Немудрено, что в новелле “Гедали” образа луны нет. Есть закат, есть рассвет, а луны нет. Лишь где-то подспудно луна сопровождает героя. Гедали, ищущий “сладкую революцию”, не так уж далек от рассказчика. Млечный путь — путь правды и справедливости — еще не закрыт от Лютова. Глаза неба с ним, и это Бабель показал всего одним штрихом: “И мы увидели первую звезду, пробившуюся вдоль млечного пути” [25]. “Юная суббота”, пришедшая из “синей тьмы”, настойчиво зовет Лютова, зовет к завету с богом*.

Старый завет разрушен, а новый приняли не все. Рассказчик выбрал Конармию, но он выбрал и “новый обет” пана Аполека. В нем осталось умение самосуда. Особенно это заметно в новелле “Мой первый гусь”. Чтобы до конца понять функцию луны и солнца, опять приходится обращаться к их фольклорному значению. На закате входит Лютов к казакам, куда его определили на жительство. Поэтому солнце (справедли­вость) заходит, по Бабелю, “испускает... свой розовый дух”**.

“Умирающее солнце” — это щит, который отняли у рассказчика. “Розовый закат” или “кровавая заря” в фольклоре — это мысль о пролитой крови. Это прекрасно осознает герой. Кровь везде, без нее не обойтись. Солнце призывает к ней. Недаром Лютов, получив от казаков отпор, ощущает, как солнце “падало” на него. Оно звало к убийству, как звало и конармейцев. И Лютов совершает убийство — он убивает гуся. Это резко изменило отношение к нему казаков, но также изменило и отношение Лютова к самому себе. Он “томился”, и это отразила луна. Она висела над двором, “как дешевая серьга” [28], символизируя “дешевую” победу, “дешевый” успех у казаков, что впоследствии и будет доказано Бабелем.

Далее, до новеллы “Вечер”, луна не появляется на страницах “Конармии”. Есть описание вечера, заката, ночи, но луна-судья не появляется. Лишь в “Смерти Долгушова” появится млечный путь, появится как предзнаменование беды; да в новелле “Сашка Христос” Тараканыч, давая бродяжке монету, скажет: “Ссудишь его (пятачок) господу богу, пятачок заместо луны светить будет”, только здесь луна замещает собой божью милость. Новелла “Вечер” возвращает нам луну-судью, луну-спут­ника Лютова. Здесь луна торчит, “как дерзкая заноза” [64], заноза для рассказчика, который не может понять таких, как Галин, который своей правдой оказывается не нужным любимому человеку.

Следующие пять новелл опять не требуют появления луны. Истории Афоньки Виды и Трунова, хоть и рассказаны Лютовым, не нуждаются в оценке. За свои поиски коня Афонька лишился глаза, а Трунов погиб, искупая свой грех. В новелле “У святого Валента” Лютов впрямую отреагировал на осквернение церкви — написал рапорт, т.е. внутреннего спора с собой у героя нет. А вот в новелле “Вдова” луна впервые судит уже не Лютова, а конармейцев: Левку с Сашкой. На глазах умирающего Шевелева его бывшая “жена” Сашка совокупляется с адьютантом Шевелева Левкой. Луна является невольным свидетелем этой сцены. Но на нее никто не обращает внимания. Все заняты своим делом, моральные изыски героев новеллы не интересуют. Вот и оказывается луна в роли нищенки, выпрашивая у людей покаяние. “Мглистая луна шлялась по небу, как побирушка” [90].

Луна пыталась прийти не только к рассказчику, но оказалось, что кроме него она никому не нужна. Да и к Лютову она приходит все реже, а точнее, до конца цикла она появится еще один раз — в новелле “Сын рабби”. Но луна уже потеряла здесь свои функции судьи. Она выступает как воспоминание о хорошем, прекрасном прошлом. В остальных же новеллах цикла отношение природы к происходящему также дано на фольклорной основе.

После разграбления костела святого Валента конармейцев сопровождает мотив военных неудач, а это рождает ответную жестокость. Вот, например, как в новелле “Замостье” (где впервые была сказана фраза “Мы проиграли эту кампанию”) Бабель показал отторжение природной войны : “Шел дождь. Над залитой землей летел ветер и тьма. Звезды были потушены раздувшимися чернилами туч [92]... Снова пошел дождь. Мертвые мыши поплыли по дорогам. Осень кружила засадой наши сердца, и деревья, голые мертвецы, поставленные на обе ноги, закачались на перекрестках” [94]. Казалось бы, это всего лишь описание осенней природы, но если вспомнить, что в фольклоре туча — это орудие для раздувания грозного пламени, тьма — наказание за грехи, то ясно, что подобное описание природы (т.е. взбунтовавшегося Перуна) несет еще и некоторое аллегорическое значение. Небо закрыло глаза (звезды), прокляло поход. Это подтверждается и в других новеллах. В “После боя”, например, такое описание: “Деревня плыла и распухала, багровая глина текла из ее скучных ран. Первая звезда блеснула надо мной и упала в тучи. Дождь стегнул ветлы и обессилел. Ветер взлетел к небу, как стая птиц, и тьма надела на меня мокрый свой венец” [105]. В “Аргамаке” прикрытием для поляков послужил ураган, секущий дождь, летняя тяжелая гроза, “опрокинувшаяся на мир в потоках черной воды” [112]. Но как только Конармия перешла польскую границу обратно, т.е. вернулась на свою территорию, погода меняет гнев на милость: “Обещая жаркий день, пригревало солнце” [119]. Люди солнца вернулись на свою землю.

Лютов больше не сомневается, его дорога выбрана. Он с людьми солнца, хотя многое из того, что они творят, он принять не может. Но Лютов уже не судит ни их. ни себя. Именно поэтому луна ушла от него. Трансформация функций луны отражает внутреннее движение характера, образа мышления, жизненную философию Лютова. Есть еще одна причина, как нам кажется, по которой луна покинула рассказчика: звезды и луна — это мир Гедали, мир тишины и покоя. А покоя Лютов уже никогда не найдет.

Примечания

¹ См.: Скороспелова Е.Б. Идейно-стилевые течения в русской советской прозе первой половины 20-х годов. М.. 1979.

² Бабель И. Конармия. М.. 1990. С.З. Далее ссылки на это издание приводятся в тексте с указанием страницы.

³ Афанасьев А.Н. Древо жизни. М.. 1982. С.47.

* “Синяя” — значит ночная, но уже предрассветная, когда сквозь черный мрак пробиваются первые солнечные лучи, то есть как бы “повторяется ежедневная борьба за владычество над миром между богами света и тьмы. Ранним угром на краю неба, одетого ночною пеленою, Солнце, казалось, как бы рождается из тьмы” (Афанась¬ев А.Н. Древо жизни. М , 1982. С.49).

** Розовый цвет здесь играет двойную роль: 1 — показывает, что красный цвет зари уже покрылся мраком ночи, т.е. солнце “умирает” в ночи; 2 — это цвет живого человеческого тела, т.е. смерть солнца — смерть живого (человеческого) существа, — явная параллель между человеком и природой.