Негритянская проблема в творчестве Юдоры Уэлти
О. С. Федорович
Представительница старшего поколения «южной школы» Юдора Уэлти всегда проявляла большой интерес к жизни негритянского населения страны. Она хорошо знает негритянский фольклор, обычаи, ритуалы, интересуется их музыкой. Работая младшим агентом по издательским делам, писательница много путешествовала по штату Миссисипи, писала статьи и заметки, фотографировала. Позднее она скажет, что эта работа дала ей возможность встречаться с различными людьми, лучше узнать жизнь негров на Миссисипи, тогда же ей удалось сделать серию удачных снимков, рассказывающих об этой жизни. В 1936 году некоторые из них были представлены на выставке в маленьком фотомагазине в Нью-Йорке. Выставка привлекла внимание, так как здесь одновременно проявились и мастерство художника, умеющего отобрать и представить материал, и вдумчивость писателя проникающего в самую суть явлений.
В 1971 году Юдоре Уэлти удалось издать этот фоторепортаж отдельным альбомом, перелистывая который можно понять, что такое тесное знакомство с жизнью негров стало источником многих рассказов, зарисовок, эссе, например, «Уродец Кила», «Исхоженная тропа», «Пауэрхаус и его блюзы» (сб. «Зеленый занавес», 1941), «Ливви» (сб. «Широкая сеть», 1943), «Сожжение» (сб. «Невеста с «Иннисфолена 1955), «Ида М’Той» (1942), «Карнавальное шествие птиц (1943), «Откуда доносится голос?» (1963), «Демонстранты» (1966) и др. Одновременно оно способствовало формированию почвы и того духовно-лирического настроя, которые позволили писательнице проникнуться эмоциональной атмосферой Юга, явилось основой ее исторического видения.
На первый взгляд может показаться, что у Юдоры Уэлти нет специальной разработки негритянского вопроса, как, скажем, у У. Фолкнера, К. Маккаллерс, Р. П. Уоррена, Ш. Э. Гра и др. На самом деле это не так. Ведь все ее творчество — это раздумье над судьбами страны, над которой тяготеет проклятье рабовладения. Даже если она пишет только о белых, тени рабов и истребленных индейцев незримо витают над ними, как бы предопределяя их судьбу.
Во многом опираясь на традиции У. Фолкнера и Р. Эллисона, Ю. Уэлти идет дальше по пути интерпретации смысла фольклорной традиции американских негров, что помогает ей по-новому отнестись к настоящему Америки, сопряженном для нее, как и для всех писателей Юга, с прошлым. Так, говоря о своеобразии Фолкнера-писателя, Ю, Уэлти отмечала, что его произведения отличает свое постоянное чувство места, времени и истории. Его полотна населены более плотно на «срединном уровне». «Поколения, стоящие за характерами, действующими в настоящее время, являются самыми значительными и несут на своих плечах всю тяжесть прошлого», а прошлое для Америки — это варварское уничтожение коренного населения (индейцев), это история захвата и увоза в рабство жителей Африканского континента. Все это привело к тому, что земля, с которой выходцы из Европы связывали надежды на лучшее будущее, на возможность создать новую историческую общность, надежды на возрождение всего человечества, — оказалась враждебной по отношению к ним, так как уже в основе их деятельности было предпринимательство ради наживы.
Новый человек и не заметил, как вместо пути к возрождению проложил прямую дорогу к капиталистической цивилизации, «которая беззастенчивой жаждой наживы исказит все, что было хорошего в обществе фронтира — демократизм превратит в буржуазную демократию, практичность — в делячество, оптимизм — в тупую уверенность в собственном превосходстве».
Поэтому именно в прошлом надо искать причину той дисгармонии и бездуховности, которые царят в современном мире и приводят в отчаяние многих прогрессивных людей Америки.
«Наследуя прошлое, мы наследуем не только такие качества как доблесть, благородство, мужество и выносливость (которые бесспорно были присущи первым поселенцам Америки — прим. О. Ф.), но и чувство вины» — таково убеждение Ю. Уэлти. Чувство вины за то, что для достижения желаемых результатов, белый человек был не очень-то разборчив в средствах. Настоящая же действительность теперь мстит белым хозяевам, и никакая легенда, никакой миф не смогут скрыть правду об истории жестокого освоения земель.
Традиция такого подхода к американской мечте, восходящая к творчеству Н. Готорна, нашла свое продолжение в произведениях писателей более позднего периода: М. Твена, У. Фолкнера, Р. П. Уоррена, Ф. С. Фицджералда и др. Южная разновидность этой мечты, противопоставляющая Юг как хранителя «подлинной культуры, подлинных духовных ценностей» коммерческому буржуазному Северу, также не выдержала проверки временем, так как не соответствовала правде жизни. Пасторальная традиция, живописующая идиллическую картину жизни на Юге, исчерпывает себя.
Разнообразны эстетические позиции писателей: одни из них теряли веру в то, что человек сумеет противостоять захлестнувшей его волне пошлости, накопительства и стяжательства, другие твердо верили в то, что человек выстоит, что живое человеческое чувство пробьется сквозь слой черствости и безразличия, но объединяющим для всех звеном был вывод, что американцу не удалось начать свою историю, как Адаму, сначала, сбросив груз прошлого, которое тяготеет над Европой.
Мещанство, пошлость, утрата подлинных ценностей и разрыв связей с природой как одно из проявлений деградации человеческой личности — вот лицо современной Америки, а следовательно, тема многих прогрессивных писателей, в том числе и Ю. Уэлти, которую отличает свое художественное осмысление и воспроизведение настоящего путем проецирования на него прошлого всей страны и, в частности, — Юга как частицы истории, связанной с этапом рабовладения и самой яростной попыткой его сохранить.
Действительность осмысливается писательницей как с точки зрения прошлого, то есть средств, что включает в себя истребление индейцев (показателен в этом плане роман-повесть «Жених-разбойник»), и разрыв связей с природой, уничтожение ее в целях наживы — в результате природа становится враждебной силой, и рабовладение; так и с точки зрения настоящего, то есть полученных результатов, которые сами по себе довольно сомнительны по гуманистической сущности, так как в погоне за богатством человек растрачивает лучшие порывы своей души, превращается в раба, подчиняя все свое устремления умению делать деньги, что становится национальной чертой американца.
В лучших чеховских и андерсоновских традициях отображает она современную действительность с точки зрения утрат подлинных ценностей, распада человеческой личности. Рассказы писательницы «Смерть коммивояжера», «Лили Доу: три леди», «Почему я живу на почте», «Остолбенелый человек», «Визит благотворительности», «Воспоминание» и др. становятся глубоким исследованием такой переплавки характера под давлением буржуазной морали, проникнутой психологией стяжательства, в модель Ризмена.
Вряд ли можно, не погрешив против совести, признать духовное превосходство Юга, благополучие которого зиждется на рабовладении. Это рельефно очерчено Юдорой Уэлти во многих произведениях, в частности в романе «Свадьба в Дельте». Не будем сейчас останавливаться на многочисленных и противоречивых отзывах критиков об этом романе. Обметим только, что совсем не верно мнение, будто это ностальгия по умирающему, уходящему прошлому, по распадающемуся Югу. Как раз напротив — это тонкий психологический этюд, воссоздающий обстановку на Юге в 20-е годы, то есть в тот период, который характеризуется, по свидетельству автора, стабильностью экономики, плавным течением времени, кажется, ничто не угрожает спокойной жизни обитателей плантации Шелмаунда, но внутри общины, тем не менее, чувствуется напряжение. В ней все застыло, как перед грозой. В центре вннмания писательницы два аспекта: отношение семьи к «чужакам» и ее плантаторская сущность, то есть отношение к батракам и неграм. Именно такой подход позволяет ей выразительно обрисовать характеры членов семьи.
Семейство Фэрчайлдов боится Троя — управляющего плантацией, чужака, — который пытается войти в их семью, женившись на Дэбни Фэрчайлд, боится, что не обладая способностью понять тонкость и сложность их натур, постичь их богатый внутренний мир, он разрушит идиллическую атмосферу, царящую в клане. Фэрчайлды упорно не хотят замечать, что эта идиллия иллюзорна, существует только в их воображении, что далеко не все члены клана так счастливы, как принято думать. Несчастна и одинока Элен, жена Бэтла — главы семейства, мать восьми детей, прожившая в клане много лет, она так и осталась чужой и не признанной ими. Трудно переживает отчужденность Робби, жена Джорджа Фэрчайлда. Борется за признание Лора Мак Рейвен, девятилетняя девочка, отец которой не принадлежит к этой общине.
Так, в отношении клана к «чужакам» вырисовывается одна из черт характера: безразличие, граничащее с жестокостью по отношению к тем, кто, может быть, нуждается в заботе, понимании, ласке и не найдя их, обречены на страдание, одиночество. И, наверное, нет ничего удивительного в том, что члены семьи столкнутся с таким же безразличием сами в свое время, в другом, поколении. Юдора Уэлти будет возращаться к этой теме в ряде произведений, в том числе в романе «Дочь оптимиста», в котором Лоурел, пытаясь понять причину распада и соединить рвущиеся звенья, связывающие членов семьи, придет к выводу, что это конечный' и закономерный результат цепной реакции разрыва связей между человеком и человеком. Но это задача будущего романа, а сейчас Шелли, дочери Бэтла, суждено вплотную подойти к открытию той истины, что неотесанный чужак Трой мало чем отличается от ее отца.
Фэрчайлды опасаются Троя не напрасно. Он не похож на всех прежних чужаков, вошедших в их семью. Ему не свойственна страдательная роль отвергнутого и непризнанного.
Большую роль в раскрытии характеров членов семьи (особенно Бэтла) и Троя, а также смысла основного конфликта произведения играют негры, использующиеся как фон, как крест, бросающий тень на все белое население Америки. Этот образ-символ сознательно писательница заимствует у У. Фолкнера.
Критической является сцена объяснения Троя с неграми. Мы не знаем, в чем заключается конфликт, что произошло между управляющим и неграми. Мы, как и Шелли, отправившаяся разыскивать Троя, чтобы поторопить его домой, где все готово для репетиции свадебной церемонии, становимся случайными свидетелями хладнокровного выстрела, которым он ранит негра. Шелли потрясена и в то же время как истинная Фэрчайлд неожиданно радуется, что теперь-то можно воспрепятствовать этой нежелательной для всех свадьбе. Развч можно выходить замуж за человека, на котором следы крови. И все же она понимает, что вопреки всем своим намерениям никому ничего не скажет, ничего не предпримет. Она перешагнет через кровь на пороге, как повелевает ей Трой. При этом в ней шевельнулось смутное неосознанное еще чувство, что он - сделает это не в первый раз.
В смятении возвращаясь домой, Шелли думала о том, что Трой продемонстрировал свои врожденные способности управляющего, вряд ли какой южанин мог сделать это лучше. Однако в своих действиях он еще и явно подражал кому-то. Неожиданно девушка вспоминает, что Трой во всем старался копировать ее отца. Неужели и отец способен на такое? Подойдя вплотную к правде, к истокам жестокости, лежащей основе многих поступков мужчин, которые порой бездумно подражали друг другу в стремлении достичь высот благополучия, Шелли, теряется. Она пугается жизни, самой жизни и за жизнь. Получается, что все люди постоянно перешагивают через кровь и отец... тоже.
Действительно, на протяжении всей истории освоения Америки, в схватке со стихией и трудностями, человек, которому понадобилось все его мужество, воля, смелость и бесстрашие, не заметил, как эти положительные качества превратились в жестокость, бездушие, варварство, иногда даже перерождались в полную свою противоположность: трусость и лень. В этой сцене мы становимся свидетелями того, как человек общается с себе подобным, только с другим цветом кожи, как со скотом. Все это происходит не только с разрешения, но и благословения «добрых аристократов».
Этой же сценой Ю. Уэлти хочет показать, что американец разрушивший цельность человеческой натуры, обративший доблесть и отвагу в их противоположность, вряд ли может достичь внутренней гармонии, близости с природой, видя в этом ответ на вопрос: «Почему человек, в особенности южанин, не счастлив? Почему не может преодолеть одиночество?» Вопрос, поставленный писательницей во многих рассказах, в том числе: «Клити», «На пристани», «Ветры». Холодность и надменность по отношению к окружающим теперь обволакивает их плотным кольцом одиночества и отчуждения. Однажды породив зло, они теперь не в состоянии с ним справиться.
Однако Ю. Уэлти далека от намерения констатировать что-то как раз и навсегда данное, как абсолютную истину, это противоречит ее творческим установкам. Она художник-исследователь, изучающий действительность с различных сторон, под разным углом зрения. Она должна все проверить: ведь есть же в легенде о Юге свое очарование, может быть, еще рано заявлять о духовном и интеллектуальном вырождении аристократии.
Снова и снова обращается художница к истокам, к прошлому. Она как бы выверяет легенду об особой духовной жизни аристократической общины. Рассказ «Родственники» (1955) — это еще одна попытка понять причину столь быстрого распада прежде казавшихся незыблемыми ценностей. Дайси, молодая девушка, приехавшая навестить родственников, живущих в Минго, видит во всем следы разложения. Дядя Феликс, который являлся символом величия и незыблемости старого миропорядка, теперь, превратившись в развалину, олицетворяет трагедию всего Юга. Напряженно вглядываясь в портрет своей прабабушки Эвелины Джерролд, Дайси неожиданно для себя открывает, что ни в образе этой женщины, ни в легенде, ничто не отвечает правде жизни. «...головка этой темноволосой черноглазой леди... была написана и вставлена в готовую картину, и сделал это художник, однажды явившийся в дом, — уверена, он захватил семейство врасплох и сумел сыграть на их гордости. Желтая юбка веером, соломенная шляпка на ленточке, которую держала рука девушки, оранжевые бусы, огромные, как персиковые косточки (чтобы скрыть стык подставного холста), ничто из всего этого, не говоря уже о лесном пейзаже, столь нелепом в безлесных просторах Миссисипи... или хмурых облаках, затянувших небо над головой хрупкой спокойной фигуры со скрещенными ногами, ничто из этого — ни в природе, ни в образе — не отвечало правде. Она ела медвежье мясо, видела индейцев, она обручилась с глушью Минго, с дотоле неведомым ей миром. На руках ее умирали рабы...» Страстный монолог Дайси, приоткрывая занавес, скрывающий семейные тайны, одновременно проливает свет на тайны всего старого Юга. Художник, сыгравший на гордости аристократов, огромные бусы, скрывающие стык подставного холста — так создавался легендарный образ, мало в чем соответствующий действительности. Нужны очень зоркие и пытливые глаза, чтобы увидеть свирепость мира за пейзажами для дам.
До сих пор мы говорили о тех произведениях Юдоры Уэлти, где речь шла только о белых, читая которые, мы становимся свидетелями того, что зачастую на их долю выпадает одиночество, неспособность справиться с обстоятельствами. Писательница как бы выверяет право последних на счастье, а также соответствие легенды о «превосходстве южной аристократии» — действительности. Образы негров в них были только фоном, своеобразной окраской, оттеняющей характеры их хозяев. Этим фоном Ю. Уэлти подчеркивала, что став однажды причиной несчастья других, человек не имеет морального права на счастье. Такой же вывод и рассказа «Уродец Кила», в котором ведущим является мотив искупления за совершен злодеяние.
Подобно старому мореходу Кольриджа, Стив, рассказывает о своем преступлении, пытается обрести покой и прощение, но безрезультатно. Нет для него ни прощения, ни возможности искупления того зла, которое он причинил.
Интересен в этом плане рассказ «Сожжение» — единственное произведение писательницы, посвященное событиям гражданской войны. В нем тоже надежда на возрождение, будущее остается за неграми, в то время как аристократы, сломленные духом, гибнут, не умея приспособиться к ходу времени и истории.
Это и новая попытка разобраться в причинах гибели южной цивилизации. Однако неверен вывод, что Ю. Уэлти оплакивает гибель Юга, как считает Брайент, ибо образ негритянки Дилайлы дан уже не как фон, а как жизнеспособное начало, противостоящее хозяйкам Мисс Майре и Мисс Тео, которые после взятия и сожжения особняка кончают жизнь самоубийством, заставляя Дилайлу стать свидетелем и даже помощницей. Близкая к помешательству, Дилайла возвращается на пепелище сожженного дома. Среди развалин она находит старинное венецианское зеркало, которое могла бы узнать где угодно. Это зеркало с двух сторон поддерживали литые фигуры негров. В него смотрели сестры, наблюдая вторжение армии генерала Шермана, в него же всматривается теперь негритянка, воскрешая картины жизни в Джексоне до этого вторжения.
Дилайла — свидетельница того, что было, что стало, увидит она и то, что будет, а вот сестры, смотревшие только в зеркало, поддерживаемое с двух сторон неграми, уже никогда не смогут принять участие в поступательном ходе истории. Духовно они погибли задолго до самоубийства.
Образ негритянки нарисован выразительно и задушевно. Много страданий и ужасов выпало на ее долю, но, в отличие от хозяек, она находит в себе силы жить. Рассказ символизирует духовную и моральную гибель общества, связывая будущее Америки с неграми. Дилайла в конце рассказа как бы сливается с водой: покинув развалины дома, она направляется к реке, становится на колени, чтобы напиться и почерпнуть в ней силы, затем медленно входит в воду. «...Вода доходила ей по пояс, по грудь. Вытягивая шею над темной непроницаемой гладью воды, она шла все дальше и дальше... Погружение в воду — это ритуал возрождения, столь характерный для негритянского народного творчества. С образом воды, реки всегда связываются надежды на будущее обновление. Вода всегда представлена в негритянских сказках, песнях, блюзах как быстрая и спокойная, плавная; бурлящая, сердитая и добрая, ласковая; задумчивая, полная загадок и тайн, наводящих на размышления, манящая, полная обещаний и надежд. Везде вода — нечто живое, одушевленное, олицетворяющее одновременно силы добра и зла.
Именно такой подход характерен и для Ю. Уэлти во всех ее произведениях. Достаточно вспомнить Ниагарский водопад — символ надежды на взаимопонимание и счастье («Ключ»), реку Жемчужную, наводящую на размышления, глубокие философские раздумья и психологический анализ («Широкая сеть»). В рассказе «На пристани» вешняя вода является символом свободы и обновления, а вздымающийся тяжелый океан в рассказе «Музыка из Испании» — символом бунта и непримиримости, столь свойственными человеческой натуре.
Нет, пожалуй, у писательницы ни одного произведения, где вода (река, океан, водопад, дождь...) не несла бы определенной смысловой и символико-образной нагрузки. Этим углубляет и развивает открытия негритянского народного творчества.
Мы уже отмечали, что в свете раздумий Ю. Уэлти над судьбами страны и южной аристократии, большое значение приобретает обращение к негритянским образам, их народному творчеству. Знакомясь с ее творчеством, могли убедиться также, что белым хозяевам она отказывает в праве восстановить свою душу, индивидуальность, растраченные в погоне за материальным успехом. Только для некоторых из них намечает путь преодоления гордыни, обособленности и разобщенности, но, как правило, они терпят поражение, почти никогда не преодолевают чувство тоски и неудовлетворенности («Уродец Кила», «Клити»), чувство любви не материализуется в реальном мире («Для тебя нет места, моя любовь», «Воспоминание», «Невеста с Иннисфолена», «Новость»), а если обретают любовь, то быстро теряют («Первая любовь», «Зеленый занавес», «На пристани»), и тогда вся их последующая жизнь — это поиск утраченного чувства.
В описании негритянских характеров Ю. Уэлти руководствуется совсем иным принципом и подходом. Меняется тон повествования: он становится задушевным, спокойным. Образы даются с необыкновенной симпатией и любовью (примером может служить образ Дилайлы).
Отказываясь, подобно Р. Эллисону, от традиционной схемы, лежащей в основе большинства произведений о неграх: герои, пытающиеся выжить в безжалостном американском обществе, в конце концов гибнут, побежденные безликой силой, она, однако, не сосредоточивает внимание на более сильных личностях, способных выстоять в тяжких социальных условиях.
Роль, которую отводит писательница негритянскому населению, безусловно, страдательная, но не это интересует исследователя. Главным для себя считает не описание бесправного положения негров в духе Г. Б. Стоу и других писателе: аболицинистов, не желая повторять того, что уже сделано.
Ю. Уэлти отличает почти созерцательная позиция человека, удивляющегося и восхищающегося тем, что как бы им было трудно, как бы много ни приходилось вытерпеть, они почти никогда не утрачивают чувства внутренней гармонии. Само страдание их величаво, в этом страдании и в том, с каким достоинством, стоицизмом и терпением его переносят, заключен тот загадочный источник их силы и способности выдержать и выстоять, о котором говорит У. Фолкнер в рассказе «Медведь» (1942).
Безусловно, прав А. Эппел, подчеркивая, что «...рассказы писательницы о неграх ближе к мифу, фольклорной традиции, легенде, чем к социальному протесту».
В обращении к истории и культуре американских негров, включающей традиции, сказки, фольклор, музыку (блюзы, спиричуалы), Ю. Уэлти видит не только большие возможность: в плане ответа на вопрос о причинах полного внутреннего разлада белого населения и цельности и гармоничности негров, но и возможность понять, как народу, жестоко угнетаемому, на долю которого выпало столько страданий, оторванному от дома, удалось не только сохранить эту культуру на чужбине, но и оказать заметное влияние на американскую культуру в целом.
Достаточно вспомнить джазовую музыку XX века, художественные произведения, которые явно несут в себе элементы негритянского народного творчества.
Непосредственно обращаясь к этому источнику, Ю. Уэлти постоянно делает для себя настоящие открытия.
Интересно высказывание Р. Эллисона: «Для меня в нескончаемой, быстро изменяющейся и разнообразной американской культуре устойчивость фольклорной традиции американских негров приобрела бесконечную ценность как результат литературного открытия. Взятая в целом, спиричуалы. блюзы, джаз и сказки, эта традиция может многое рассказать нам о вере, юморе и умении приспособиться к действительности, что является столь необходимым в мире, в основе которого — ненадежность и абсурдность бытия... Для тех. кто способен интерпретировать смысл этой традиции и выразить его с помощью нужных слов, она действительно имеет большое значение».
Ю. Уэлти несомненно обладает этим умением. Для нее характерна своеобразная интерпретация народного негритянского творчества и использование его в сочетании с мифами и легендами народов мира, что лежит в основе ее неповторимой художественной структуры, которой присущи и элементы символики. Многие ее произведения непосредственно вырастают из негритянского фольклора.
Для Юдоры Уэлти негритянские образы являются воплощением добродетелей, которые почти исчезли из современной жизни, те простые добродетели, которые необходимы для того, чтобы выстоять.
С удивительной теплотой и симпатией относится Юдора Уэлти к негритянским женщинам, полагая, что именно их доброта, сила воли и твердость духа во многом помогли этому народу выстоять. «Исхоженная тропа» — рассказ, несущий символическую нагрузку, по структуре своей и интонации очень близкий к блюзу.
Интересно определение блюза, данное Ральфом Эллисоном. «Блюз — это порыв удержать болезненные детали или эпизоды, рассказывающие о жестоком опыте, которые живут в нашем воспаленном сознании... и переступить пределы этого опыта не с помощью успокоительной философии, а выжав из него одновременно трагический и комический лиризм. По форме блюз — это автобиографическая хроника индивидуальной катастрофы, выраженной лирически». В образе негритянки Феникс отражена многовековая боль и усталость народа, которому, порой, бывает невмоготу больше терпеть.
Но об этом Ю. Уэлти нигде не говорит открыто. Это чувство вырастает из подтекста. Местом действия рассказа является тропа, ведущая на Натчез. Удивительно прост сюжет: старуха-негритянка идет через лес в город за лекарством для своего больного внука: он проглотил щелочь и теперь прикован к постели уже много лет. Ему трудно и больно глотать, он задыхается. Каждый раз, когда начинается обострение, Феникс отправляется в город за лекарством, чтобы облегчить его страдания, продлить жизнь. Феникс измучена, она почти лишилась памяти и рассудка от времени и забот, но одно очень прочно отпечатано в ее воспаленном мозгу: «Мой мальчик страдает, и этому нет конца». Больше ничего не сказано, но мы ясно слышим: «и пока он страдает, я буду жить и совершать этот непосильный мне путь».
После прочтения рассказа остается твердая уверенность. Феникс жила и будет жить все то время, пока длится испытание, у нее хватит сил, чтобы пройти весь этот путь испытаний и надежд.
Однажды Ю. Уэлти получила письмо от школьников, где они спрашивали, выжил ли мальчик, на что писательница отозвалась заметкой, которая так и называлась «Жив ли внук Феникс?» Ю. Уэлти подчеркнула, что не это было, для нее важно. Важно, что пока жива Феникс, она будет совершать свой путь по дороге добра и подвига. Это еще одно подтверждение того, что рассказ следует интерпретировать именно в этом направлении. Пока силен и тверд духом народ, он будет жить.
Иная разновидность возрождения и терпения отражена рассказе-блюзе «Пауэрхаус». В нем нашла отражение боль страдающего, но гордого в своем страдании человека. В основе рассказа — реальный образ певца и исполнителя негритянских блюзов — Фэтса Уоллерса, на концерте которого Юдоре Уэлти посчастливилось побывать.
Именно такими, гордыми, честными и добрыми видит негритянское население писательница. Они обладают чувством юмора, подшучивают над собой.
Такими хочет она их представить на страницах своих произведений. Такими они предстают на страницах фотоальбома.
Писательница открывает для себя и хочет показать всем их богатый духовный мир, которого явно не хватает их белым хозяевам. Чувство вины аристократического населения перед неграми непреходяще. Эта тема проходит через все творчестве писательницы. При этом, опираясь на традиции русской литературы, у которой тоже богатый опыт в этой области, она говорит о тлетворном влиянии рабовладения не только и не столько на рабов, сколько на самих хозяев. Именно такая трактовка темы свойственна рассказам Ю. Уэлти, в которых она очень тонко, но твердо и уверенно заявляет, что нежелание бывших хозяев мириться с потерей своих прав и привилегий ведет к духовной смерти.
Так, в публицистическом рассказе-памфлете «Откуда доносится голос?», который явился откликом на события 1960 года на Миссисипи, связанные со зверскими расправами над негритянскими лидерами, мы слышим монолог разгулявшегося расиста, с явным наслаждением рассказывающего о том, как он убил беззащитного негра. Повествование ведется от первого лица: звучит только этот захлебывающийся от ненависти голос оголтелого «белого хозяина», утрачивающий человеческое звучание. По сути дела — это исповедь мертвеца, хотя он живет и несет смерть другим. Чтобы нарисовать эту страшную картину, представить жуткий портрет существа, утратившего все человеческие чувства, снедаемого ненавистью к неграм и выплескивающего ее в монологе-исповеди, Юдора Уэлти прибегает к одному из своих излюбленных приемов повествования: она, дав ему высказаться «правдиво» и до конца, представляет читателю возможность взглянуть на героя со стороны в тот момент, когда он упивается своим геройством. В рассказе нет множественности точек зрения, никто не противостоит герою, писательница не делает никаких выводов, но эта отрешенность автора только кажущаяся. На самом деле по силе воздействия рассказ вряд ли уступает другим произведениям американских прогрессивных писателей, имеющих дело с расизмом США. Мастерски используя деталь, прибегая к стилизации речи персонажа, Ю. Уэлти выразительно очерчивает портрет человека, откровенно «изливающего свою душу» и даже не понимающего, насколько он отвратителен в своей ненависти.
Писательницу интересует внутренний мир негра, который она противопоставляет миру южной аристократии. Это противопоставление явно не в пользу последней. В умении сохранить душу в этом жестоком и свирепом мире капиталистического предпринимательства видит залог возрождения, подобно Фениксу, целого народа.
Л-ра: Проблемы традиций и новаторства в англо-американской литературе ХIХ-ХХ веков. – Москва, 1985. – С. 89-101.
Критика
