Жизнь и смерть утопии
С. Зенкин
«Войну конца света» легко, казалось бы, определить как роман-эпопею. Мало того, что книга обладает общими признаками этого жанра — такими, как панорамный охват исторического материала или множественность героев, ни один из которых не является «главным»; она и фабулой своей ассоциируется с самой знаменитой эпопеей в мировой литературе — «Илиадой» Гомера. Перед нами еще одна история «осады Трои», кровавой, беспощадной борьбы с заранее предрешенным трагическим исходом. Перуанский писатель обратился к истории другой латиноамериканской страны — Бразилии. В 90-х годах прошлого века несколько тысяч восставших крестьян во главе с бродячим проповедником по прозвищу Антонио Наставник захватили в бразильском штате Байя поместье Канудос и сделали его своим оплотом, который стойко оборонялся от правительственных войск и пал лишь после долгой борьбы против целой армии с пулеметами и тяжелой артиллерией.
Об этих эпических по духу событиях Марио Варгас Льоса написал роман. Действительно, в эпосе суть конфликта борющихся сил изначально ясна, всякого рода загадки и разночтения — область уже романа. А книга Варгаса Льосы полна нерешенных вопросов и разноречивых ответов на них. Что все-таки произошло в Канудосе, каков исторический и нравственный смысл разыгравшейся там трагедии? Персонажи романа судят об этом по-разному.
С точки зрения тех, кто подавлял восстание, Канудос — часть широкого монархистского заговора против недавно провозглашенной в Бразилии республики; этот заговор якобы инспирирован байянскими помещиками-сепаратистами и получает тайную поддержку со стороны Англии. На самом деле версия об «английской помощи» цинично сфабрикована республиканскими политиканами, которые, не стесняясь в выборе средств, пытаются обставить ее «доказательствами». А вот что касается монархизма — отчасти правда, и насчет сепаратизма — тоже, прямого сговора между крестьянами и помещиками нет, но латифундисты, при всей ненависти к повстанцам, склонны к компромиссу с ними, пытаются от них откупиться и вообще до какой-то степени находят с ними общий язык; все они — земляки-байянцы, связанные общими традициями, а республиканцев воспринимают как враждебных пришельцев из других краев. Так в повествовании звучит тема местного, «почвенного» своеобразия, сопротивляющегося давлению буржуазной цивилизации больших городов.
Иную версию проповедуют Антонио Наставник и его соратники — версию мифологическую и оттого неотразимо убедительную для неграмотных и религиозных крестьян. Согласно ей, происшедшая в стране смена правления означает близкий конец света; республиканцы суть «масоны и протестанты», прямые слуги Антихриста, которых следует безжалостно истреблять, как бешеных собак. Правоверные католики должны готовиться к Страшному суду, к скорой и избавительной смерти, удалившись вместе с Наставником в священный город Бело-Монте (переименованный Канудос) и защищая его от дьявольского воинства. Так в романе возникает тема религии со свойственным ей эсхатологическим мироощущением, верой в грядущее светопреставление.
Наконец, третью версию событий высказывает всего лишь один персонаж — правда, именно он больше других мог бы претендовать на роль главного героя книги, если бы не исчез из нее в середине повествования. Это шотландец-революционер, живущий в Бразилии под именем Галилео Галля и пытающийся пробраться в Канудос, чтобы связать его защитников с «революционным движением во всем мире». По его мнению, в степях штата Байя происходит революционное выступление крестьян, которое хотя и отягощено религиозно-фанатическими формами, но по существу преследует прогрессивную цель — «уничтожение экономического, социального, военного оплота классового общества». Так в романе ставится проблема революции, политического творчества масс.
По своим политическим взглядам Галилео Галль не марксист, а последователь Бакунина, и все же его соображения о сути событий в Канудосе — это попытка самого настоящего классового анализа, и к ним нельзя не прислушаться, тем более что и человек он во многом привлекательный—самоотверженный, мужественный, бескорыстно преданный революционной идее. Однахо в романе и идея и личность этого персонажа безнадежно скомпрометированы той плачевной, трагикомической участью, которая его постигает. Попытка Галля отвезти оружие для восставших заканчивается полным крахом, а сам он, не добравшись до Канудоса, бесполезно гибнет — главным образом из-за своего непонимания латиноамериканских нравов, неумения и нежелания с ними сообразоваться. Втянувшись по стечению обстоятельств в бессмысленную, с его точки зрения, борьбу из-за женщины, он уклоняется от священного в здешних краях долга — защиты своей мужской чести, за что местные жители его презирают и фактически выдают алчущему крови сопернику. По иронии судьбы даже письма-отчеты о бразильских событиях, регулярно посылавшиеся им в Европу, шли, как выясняется, в пустоту: французская анархистская газетка, для которой они предназначались, уже давно закрылась...
Никчемная, дурацкая смерть Галля многое объясняет в проблематике романа. В «цивилизованной» Европе Галль — отважный заговорщик, боец Парижской коммуны — был героем; в «дикой» Латинской Америке он оказывается в роли нелепого паяца. Его готовность к самопожертвованию ни на кого не производит впечатления, ибо здесь все готовы к гибели, и грандиозный символ этой эпической жертвенности — Канудос. Действительно, религиозное движение Антонио Наставника основано на культе смерти. Начиналось оно с благочестивого дела — ухода за могилами и кладбищами; в своем городке Бело-Монте последователи Наставника также превыше всего заботятся о соблюдении похоронных обрядов — а над телами убитых врагов дико глумятся. Они живут в ежечасном напряженном предощущении конца — личной смерти и всеобщего светопреставления. В ожидании этого близкого конца, а также и из-за постоянных военных действий они практически не занимаются производительным трудом (не считая рытья окопов и возведения божьего храма). Съестные припасы они получают извне — как приношения местных жителей, как контрибуцию с помещиков, как трофеи, взятые при налетах на войсковые обозы. Военизированный, ничего не производящий, умерщвляющий других и сам готовый к гибели город-государство Антонио Наставника безвозвратно засасывает из внешнего мира стада скота, оружие, боеприпасы, человеческие жизни.
Ошибкой было бы видеть в этом царстве смерти искаженный, тенденциозно нарисованный писателем образ народной революции. На такую мысль, казалось бы, наводят политические взгляды Варгаса Льосы — в последние годы он активно участвует в политической жизни Перу, выступая с позиций отчетливо консервативных; однако к его роману это отношения не имеет. То, что изображается и исследуется в «Войне конца света», вообще нельзя назвать революцией; скорее это утопия — своего рода попытка осуществить утопию в действительности.
Подобная проблема уже затрагивалась в романе Варгаса Льосы «Капитан Панталеон и Рота добрых услуг», вышедшем в 1974 году, за семь лет до «Войны конца света». Один из его персонажей явно предвещает Антонио Наставника — это некий брат Франсиско, глава секты, устраивающей ритуальные распятия на крестах (поначалу распинали всякую мелкую живность, потом добрались и до людей...). Параллельно же с рассказом об этой секте развивался и собственно утопический сюжет — гротескная история армейского публичного дома, который благодаря служебному рвению своего командира сделался идеальной обителью порядка и справедливости. Судьбы бродячего проповедника и сверхстарательного военного администратора комически отражались одна в другой. В «Войне конца света» ситуация изменилась: между религиозной сектой и армией — не насмешливый параллелизм, а трагический конфликт, и военные заняты не легкомысленными заботами о специфическом «обслуживании» личного состава, но своим прямым и жестоким делом — они воюют, уничтожают утопию Антонио Наставника.
Утопия эта изначально обречена на поражение: замкнувшись в себе, встав на путь самоизоляции, ухода из мира, она не желает знать, отвергает как сатанинское наваждение весь этот большой мир с его историческими законами и проблемами (здесь-то и коренится утопизм). Более того, такая историческая самоизоляция оборачивается и отказом от принципов гуманизма. Правда, Бело-Монте не полицейское государство, существующий в нем порядок основан на равенстве и набожности и соблюдается всеми жителями добровольно; но порядок этот осенен смертью, зиждется на полном безразличии к ценности человеческой жизни. Изуверская жестокость канудосских воинов, ничуть не уступающая жестокости правительственных солдат,— прямое продолжение все того же культа смерти, когда жизнь человека совсем не ценится, тем более если речь идет о «чужаках». В этой темной враждебности к окружающему миру религиозная вера причудливо соединилась с байянским сепаратизмом, тягой к «почвенной» обособленности — залогом физической и моральной гибели движения.
Однако парадоксальная, трагическая логика общественной борьбы такова, что даже исторически обреченное, ложное по своим целям народное движение может словно по волшебству преобразить человека. И мрачная утопия Антонио Наставника, со своим средневековым, фанатическим духом («раскольничьим», сказали бы мы, пользуясь аналогией из русской истории), на практике все-таки возвышает людей, дает им идеал — пусть иллюзорный, предоставляет им возможность стать героями — пусть не в жизни, но в смерти. По словам одного из участников восстания в Канудосе, «тамошних людей осенила благодать»: как в житиях святых грешники внезапно делаются праведниками, так и тут кровавые убийцы, отпетые бандиты и насильники обнаруживают способность к подвигу, самопожертвованию, благородно-рыцарскому отношению к женщине; из отверженных, изгоев мира сего получаются блестящие военачальники, талантливые организаторы, вдохновенные ученики Наставника. То, что последователям проповедника кажется чудом и благодатью, на самом деле объясняется вполне рационально: самостоятельно определяя свою судьбу, люди и сами изменяются, распрямляются внутренне. «...Это не мистическое преображение, это взрыв человеческого достоинства, превращение «угнетенной твари» в творящего историю человека», — сказано в предисловии к советскому изданию книги. В нравственном возрождении людей Канудоса проявились неисчерпаемые потенции человека, огромная духовная энергия, заключенная в народе; Трагедия состоит в том, что эта революционная по сути энергия на практике вылилась в нереволюционные, религиозно-утопические формы.
Из резни, устроенной солдатами после разгрома восстания, мало кто выбрался живым. Уцелел нескладный, невзрачный газетный репортер, который провел в Канудосе последние, самые страшные месяцы осады и намеревается, вопреки складывающемуся заговору молчания, написать о происшедшем правдивую книгу; для него и для его подруги (той самой женщины, из-за которой понапрасну погиб Галилео Галль) путешествие в «царство смерти» явилось как бы очистительным паломничеством, оно сделало возможным и освятило их союз. Из самих же защитников городка случайно остались в живых лишь два тезки Наставника — неудачливый торговец Антонио Виланова, ставший в Бело-Монте главным хозяйственным распорядителем, и пиротехник Антонио Огневик, который вместо карнавальных шутих изготовлял для участников обороны ручные гранаты. Среди уцелевших нет крестьян: патриархальная крестьянская утопия стерта с лица земли, и свидетельствовать о ней дано уже людям другой, буржуазной цивилизации — журналисту, торговцу, ремесленнику. Им предстоит донести трагический опыт Канудоса до широкого мира, от которого сам Канудос столь яростно отгораживался. Этот опыт заставляет вновь задуматься о нравственных целях и средствах революции, которая способна обрести свое величие не в фанатичной замкнутости под знаком смерти, а лишь в уважении к свободным творческим способностям живого человека.
Л-ра: Иностранная литература. – 1988. – № 8. – С. 239-241.
Произведения
Критика
