Жанрообразующая функция недавнего прошлого в романе Р. Олдингтона «Смерть героя» (к проблеме традиции и новаторства)
Е.И. Авраменко
Рассматривается жанрообразующая функция образа недавнего прошлого в связи с вопросом о классической традиции английского романа XIX ст.
В ряду жанровых модификаций английского социального романа XIX-XX вв. особый исследовательский интерес представляет социально-психологический роман о недавнем прошлом, контуры которого были впервые намечены в романном творчестве В. Скотта и обрели художественную определённость в романе У.М. Теккерея. Изучение этой жанровой модификации может существенно дополнить историю романного повествования о прошлом и открыть новые грани жанрово-стилевого своеобразия произведений, между временем действия которых и временем автора наблюдается дистанция, в среднем равная жизни одного поколения. Современная наука о литературе, вслед за К. Тиллотсон, называет такие романы - романами о недавнем/памятном прошлом.
Роман Р. Олдингтона «Смерть героя» может быть причислен к типологическому ряду социально-психологических романов о недавнем (памятном) прошлом. Представляется, однако, что не во всех романах о недавнем прошлом образ выступает в виде ведущего жанрообразующего признака как целостный художественный образ, органично вырастающий из общего контекста романного повествования и в известной степени определяющий своеобразие его проблематики и характер конфликта, а также тип героя. Думается, что образу недавнего прошлого в социально-исторических романах названного типа генетически предшествует явление местного и национального колорита, восходящее к традиции Г. Филдинга и Л. Стерна, развитое романтиками и с наибольшей художественной силой и выразительностью воплощённое в исторических романах В. Скотта. Представляется также, что понятие образа недавнего прошлого является более широкой категорией, не только включающей в себя приметы места и времени, но и связанной с художественным историзмом романного повествования и являющейся одной из его существенных характеристик.
Понятие целостного образа недавнего прошлого органически связано с идеей «связи времён», т. е. с пониманием нетождественности прошлого и настоящего, с осознанием резкого различия этих эпох - различия, обусловленного исторической дистанцией между временем автора и временем романа и пониманием неразрывной их связи и взаимообусловленности. В основе образа недавнего прошлого в романе «Смерть героя» обнаруживается именно такая идея «связи времён», выражающая авторское понимание исторического рубежа веков.
Поздневикторианская Англия (время юности родителей Джорджа Уинтерборна и время его детства) и Англия предвоенная (время отрочества и юности героя) - обычаи, быт и нравы этих двух разных эпох - изображаются в их исторической связи, составляя двухслойный и двуединый образ недавнего, поздневикторианского и предвоенного, прошлого - образ контрастирующий и отчётливо выделяющийся на фоне авторской современности (роман написан в
Вопрос о жанровой специфике романа «Смерть героя» является одним из спорных и в то же время исследовательски увлекательных в современной олдингтониане. Многое остаётся непрояснённым и в вопросе о традиции и новаторстве Р. Олдингтона. Так, М.В. Урнов отмечает близость «Смерти героя» к традиции романа воспитания и определяет его жанр как биографический антивоенный, называя его также «разновидностью интеллектуального субъективно-психологического романа», связанного со школой «потока сознания» (сущность понятия «интеллектуальный роман» при этом не конкретизируется). В то же время учёный отмечает влияние на творчество его создателя Т. Гарди, С. Батлера и Д.Г. Лоуренса. О связи романного творчества Олдингтона с традицией английских классиков от Дж. Чосера до Г. Филдинга писал Мак Гриви. Подчёркивает взаимосвязь романа Олдингтона с традицией классического английского романа XVIII в.: учёный упоминает имена Смолетта и Свифта, усматривая в «Смерти героя» «семейную хронику, начинающуюся до рождения героя». Близостью к этой традиции он до известной степени объясняет и художественную функцию образа автора в этом романе.
Нельзя не заметить, что при таком разбросе имён (от Свифта до Лоуренса и Джойса) современное отечественное литературоведение оставляет неисследованным вопрос о характере связи этого произведения с великой традицией романистов «блестящей плеяды» - прежде всего с традицией Ч. Диккенса и У. Теккерея. Между тем эта связь представляется не только очевидной, но и весьма существенной для прояснения некоторых важных особенностей идейно-художественного своеобразия олдингтоновского романа. В «Смерти героя», несмотря на язвительные выпады автора в адрес викторианцев вообще и викторианского романа в частности, обнаруживается большое количество художественных перекличек с вершинным произведением Теккерея «Ярмарка тщеславия» - перекличек, «работающих» на разных уровнях произведения: от отдельного художественного приёма до идейно-художественной концепции и жанровой специфики романа в целом. В самом деле, через внешне ироническое использование реалий ушедшей эпохи и тончайшую сеть аллюзий на викторианский роман и культурные ценности викторианства Олдингтон осуществляет модернизацию великой традиции романистов «плеяды». Эти реалии и аллюзии, органично вплетённые в художественную ткань «Смерти героя», в совокупности своей воссоздают неповторимый национальный и исторический колорит Англии 1880-90-х гг. подобно тому, как Теккерей воссоздаёт в «Ярмарке тщеславия» колорит эпохи Регентства.
В романе Р. Олдингтона этот колорит несёт на себе неуловимую печать XIX в., являя собой предметное, осязаемое воплощение образа памятного викторианского прошлого. Путешествие папы Джорджа Уинтерборна на поле Ватерлоо и деревушка Дингли Делл, где он останавливался во время своей поездки в графство Кент; его привычка пить кларет («Джентльмены всегда пьют кларет», - утверждала одна из героинь романа Теккерея); встреча с «сиреной» (так именуется в «Ярмарке Тщеславия» обольстительная Ребекка Шарп) - будущей женой и матерью героя Изабеллой Хартли - все эти детали воскрешают в памяти образованного читателя страницы диккенсовских и теккереевских романов, а образ жизни и история семьи Хартли по сути являют собой прозаически сниженный и ироничный пересказ баллады Р. Киплинга «Мэри Глостер». Эта сложная и тончайше организованная сеть аллюзий на классические тексты викторианской эпохи придаёт повествованию Олдингтона историчность, позволяющую читателю увидеть сущность изображаемой эпохи в понимании автора.
Среди художественных приёмов, сближающих «Смерть героя» со стилевой манерой автора «Ярмарки Тщеславия», особо следует отметить наличие и активную роль образа Автора-рассказчика, а также способ его художественной реализации посредством лирико-философских отступлений и комментариев Автора, лично «знакомого» со своими героями. Другая особенность повествования в «Смерти героя», сближающая этот роман с «Ярмаркой Тщеславия» - подчёркнутое внимание автора к историко-культурному своеобразию памятного прошлого, а также многократное, хотя и различно эмоционально окрашенное, подчёркивание обоими авторами связи времён - через уже упомянутое нами вкрапление в текст реалий изображаемой эпохи и аллюзий на его культурный контекст. При этом художественная функция образа прошлого у Олдингтона более интенсивна: её семантическая нагруженность высока настолько, что определяет жанровую сущность романа, позволяя говорить о своеобразном наследии и развитии антивикторианцем Олдингтоном классической традиции той интеллектуальной разновидности викторианского романа, которую представляет собой шедевр У. Теккерея.
Образ недавнего, памятного Автору и герою прошлого является одним из важных способов художественного воплощения центральной проблемы «Смерти героя» - проблемы возможности человеческого счастья. По-видимому, жанровая специфика интеллектуального социально-психологического романа о недавнем прошлом определяется своеобразием конфликта, который заключается в столкновении двух (или нескольких) типов мировосприятия. Один из этих типов мировосприятия принадлежит авторской современности, а остальные - отображенной в романе эпохе (или эпохам) недавнего прошлого, с которыми современность неразрывно генетически связана; специфика эта обусловлена также типом героя, чья судьба определяется сменой эпох, разламывающей надвое жизнь человека; при этом герой остро ощущает свою принадлежность двум (или более) эпохам одновременно. Представляется, что для интеллектуального социально-психологического романа о недавнем прошлом характерен также тот особый тип критичности, когда осуждаются не просто отдельные общественно-политические особенности мироустройства, но мир людей в целом - человечество как таковое во всём его несовершенстве.
«Смерть героя» представляется поэтому социально-психологическим романом размышлений о недавнем прошлом и современности - интеллектуальным романом-диалогом, в котором звучит яростная полемика юного XX в., вышедшего из горнила первой мировой войны, с XIX ст. В «Смерти героя» на уровне поэтической семантики воплощается теснейшая взаимосвязь не только с веком королевы Виктории, но и с эпохой романтизма - через перекличку с поэзией Китса и Вордсворта и с поэтикой прозы лондонских романтиков, а также с ещё более ранней культурно-исторической эпохой - с веком XVII. Интеллектуальная и художественная перекличка с эпохой барокко звучит в одном из самых последних, «предсмертных» эпизодов романа, когда Джордж Уинтерборн после артобстрела Камбрэ подбирает в разрушенной сельской школе книгу, и книгой этой оказывается Паскаль - «Мысли о христианстве». Ключевая проблема «Мыслей» Б. Паскаля - проблема места человека в мироздании - созвучна трагическому мироощущению первого поколения века XX - мироощущению «потерянного поколения», которое, подобно людям барокко, ощутило себя лишь песчинкой, атомом на общем лоне сущего: ведь и в XVII, и в XX ст. стабильный, устоявшийся в предшествующие эпохи образ мироздания - «образ завершенного в себе, замкнутого, внутренне гармоничного целого, где человек занимал твёрдо установленное и весьма почётное место», расшатался, - и возникло резкое несоответствие между масштабом человека и масштабом Вселенной. Художественное воплощение этого несоответсвия автор «Смерти героя» реализует посредством приёма культурной аллюзии, столь характерной для образного строя теккереевского романа.
Отличает же роман Олдингтона от «Ярмарки Тщеславия» яростная экспрессия обнажённой, глубоко личной эмоции Автора, - эмоции, открыто выплеснутой в авторских отступлениях и непохожей на ностальгически мягкие лирико-философские ноты отступлений Кукольника У. Теккерея. Хотя лиризм олдингтоновского «воспоминания о будущем» - эсхатологического отступления о цветах английской весны и о той страшной участи, которая ждёт английские цветы и английских поэтов - перекликается с лиризмом теккереевских воспоминаний о недавнем прошлом. В перекличке этой у Олдингтона сквозит предчувствие грядущих бомбардировок Лондона, предчувствие Ковентри, до которого осталось немногим более десятилетия; и в этом автор «Смерти героя» близок не только Теккерею (по форме), но прежде всего (по содержанию и настроению) своим современникам - творцам интеллектуальных романов-антиутопий, предсказавшим и клонирование людей в стеклянных бутылях, и нечеловеческую деятельность Министерства Правды, и уход земного населения в подземные жилища - уход, имеющий произойти в эпоху, когда не будет больше «цветов и поэтов»...
Жанрообразующая функция образа недавнего прошлого в «Смерти героя» более интенсивна и напряженна, нежели в «Ярмарке Тщеславия»; отчасти именно в силу этой напряжённости роман Олдингтона можно считать интеллектуальным романом-диалогом - ведь яростная полемика с недавним прошлым, звучащая на философско-публицистическом уровне повествования и выраженная прежде всего в размышлениях героя и в обширных авторских размышлениях и комментариях, являет собой «голос» лишь одного из участников этого диалога. Другой же «голос» звучит на образном, семантико-поэтическом уровне, и он говорит читателю не только о преемственности и взаимосвязи эпох и культурных традиций, но также о нетленности и красоте тех ценностей (и в том числе не только художественных), которые оставил человечеству XIX в.
В этой связи представляется необходимым прояснить вопрос о философии истории Р. Олдингтона и У. Теккерея. Концепции социально-исторического развития у обоих романистов созвучны: все попытки исправить человеческую природу тщетны, и изменение нравов в лучшую сторону невозможно, человечество обречено на вечное повторение своих дурацких ошибок.
При этом у Олдингтона, осмыслившего опыт не только послетеккереевской эпохи, но и первой мировой войны, скепсис и разочарование горше и безнадежнее, чем у автора «Ярмарки...», и выражены они с яростной экспрессией, породить которую мог только страшный опыт первых трёх десятилетий XX в. Более того: историософия Олдингтона воплощена в романе с большей художественной последовательностью, нежели теккереевская концепция исторического развития; в «Ярмарке Тщеславия» наличествуют лишь отдельные черты философского романа-притчи, не складывающиеся в этот жанр последовательно и до конца (его разрушает живость социально-психологического романа - «куска жизни», романа-картины памятного прошлого, каким по сути своей и оказывается «Ярмарка Тщеславия». В «Смерти героя» же точная выверенность идеологемы, заложенной в роман в виде двупланового и двуединого конфликта, уходящего корнями в викторианство и во многом питаемого его духовной атмосферой, выступает в виде жанрового «костяка» произведения и позволяет говорить о нём как об интеллектуально-философском «романе-притче», созданном писателем-модернистом, для которого скрытая связь с классическим наследием прошлого концептуально необходима.
В самом деле, отношение к прошлому, прежде всего к прошлому недавнему, к предшествующей эпохе является ключевой проблемой модернизма, - ведь модернизм всегда вырастает из конфликта, отрицания, деструкции старого, предшествующего, которое возникло раньше, но существует параллельно во времени. Ю. Хабермас, исследовавший соотнесённость модернизма с классикой, указывает, что современность у модернистов черпает силу «не в авторитете прошедшей эпохи, а лишь в подлинности тогдашней актуальности». Думается, что центральная философема «Ярмарки» - мотив «суеты сует», восходящий к Экклезиасту, представлялась Олдингтону истинной и достойной дальнейшего художественно-философского воплощения на основе модерного опыта XX в. Сам же «авторитет прошедшей эпохи» - авторитет викторианства как такового - нестерпимо его раздражал, и это тоже нашло своё художественное воплощение в амбивалентном образе памятного прошлого.
Как отмечает современная исследовательница модернизма, в XX веке «між модерністю як суспільною практикою й теорією», неотъемлемой составляющей которой было оптимистическое видение социально-исторического процесса, уходящее корнями в середину XVII в., и «модерністю як естетикою поглибилося напруження, відчутне у європейських культурах приблизно з середини XIX ст. Саме в цей час модернізм як естетичний рух, що зароджувався до великої міри як засіб наближення до модерності, дедалі більше зосереджувався на її критиці й навіть на цілковитому відчуженні від неї». Представляется, что у Олдингтона эта напряжённость между модерностью как общественной теорией и практикой и модерностью как практикой эстетической послужила одним из источников художественного конфликта его романа - интеллектуального романа идей и размышлений. Автора «Смерти героя» тревожит и мучает совокупный результат философии и эстетики, воплотившийся в страшной общественной практике 1900-х и - как результат - в страшной судьбе главного героя. Эта тревога, горечь и боль наиболее ярко воплощены в эпизоде встречи Джорджа Уинтерборна, получившего короткий отпуск с передовой, с м-ром Апджоном, за карикатурным образом которого легко угадывается знаменитый теоретик англо-американского модернизма 1910-х гг. Эзра Паунд. Думается, именно конфликт идей - конфликт двух концепций современности, одна из которых принадлежит недавнему (предвоенному) прошлому, а другая - авторской современности (концу первого послевоенного десятилетия) - и составляет главный конфликт того жанрового пласта романа, который мы называем интеллектуальным.
Основная же коллизия социально-психологического пласта романа - конфликт между героем и его окружением, и прежде всего - женой Элизабет и любовницей Фанни - в своей основе также имеет своеобразную идеологическую контроверзу: столкновение одиозного «Генерального Плана Отношений Между Полами», к которому питает сильную приверженность «передовая» Элизабет, с реальной практикой интимных человеческих взаимоотношений, о которых более здраво судит Джордж.
В художественном воплощении этого конфликта, равно как и предыдущего, образ прошлого тоже играет ведущую роль; в этом случае на первый план выступает более отдалённое - викторианское - прошлое, отношение автора к которому амбивалентно: с одной стороны, в викторианском ханжестве, породившем безжизненную сентиментальную «ах-любовь», он видит первопричину «модерных идей» и отсутствия нужды в сексуальной верности друг другу; эти идеи оказываются крайней максималистской реакцией на викторианскую табуированность всего, что связано с сексуальностью. С другой стороны, художественная логика развития сюжета показывает, что сексуальная верность является всего лишь частным случаем простой человеческой порядочности и надёжности; именно отсутствие этих с виду допотопных и очень «викторианских» добродетелей в ментальности предельно «модернизированных» молодых героинь романа и приводит героя к гибели, а читателя - к размышлению о том, что не всё в проклятом Автором викторианском прошлом было так плохо.
Важным фактором, имплицитно приводящим читателя к этому выводу, является сложный и многоплановый образ викторианского прошлого - образ, включающий множество литературных и культурных реминисценций из классической эпохи Виктории, представленной в «Смерти героя» аллюзиями на произведения «блестящей плеяды» английских романистов и прежде всего на один из самых интеллектуальных шедевров той эпохи - блистательный роман Теккерея о недавнем прошлом. В романе Олдингтона образ прошлого многослоен и включает в себя не только викторианскую эпоху, но и «эдвардианское» и «георгианское» прошлое Англии и пронизывает собой все формально-содержательные пласты произведения, определяя его проблематику, характер и судьбу героя, обусловливая специфику авторского критицизма и тем самым определяя сущность жанровой природы этого интеллектуального и лирического романа размышлений о недавнем прошлом Англии, находящейся на историческом рубеже между двумя мировыми войнами.
Л-ра: Від бароко до постмодернізму. – Дніпропетровськ, 2002. – Вип. 5. – С. 189-196.
Произведения
Критика
