Альбрехт Галлер. Глава седьмая

Конфликт между Галлером-поэтом и Галлером-натуралистом

Понимал ли профессор Геттингенского университета, что стихи его звучат как нравоучения моралиста-христианина, а вся деятельность передового натуралиста и врача противоречит его же убеждениям? По-видимому, нет. Он рассматривал свои поэтические произведения всего лишь как «плод бессонных ночей», а ставя со своими учениками сотни физиологических и эмбриологических опытов и обнаруживая объективные закономерности природы, он считал, что познает премудрость бога. Но вот в 1745 г. в Лейдене выходит книга, автор которой Ж. О. Ламетри объясняет читателям, что глубоковерующие кальвинисты Герман Бургав и его ученик Альбрехт Галлер сеют неверие, разрушают религиозные мифы о душе и своими опытами и обобщениями помогают материалистам бороться с религиозными предрассудками. Галлер был потрясен и попытался защищать Бургава, разъясняя Ламетри, что их общий учитель еще в 1690 г. в своей богословской диссертации громил Эпикура и Спинозу, а в лекциях делал оговорку, что «наши ощущения есть результат беседы с богом».

Появление через два года «Человека-машины» с едким посвящением «господину Галлеру, профессору медицины в Геттингене» и логическое развитие некоторых положений Бургава и Галлера философом-врачом Ламетри ошеломило Галлера. Он возмущался, заверял ученый мир, что стал жертвой клеветника, но отныне возник внутренний конфликт, и хотя он и был запрятан вглубь, Галлер не мог избавиться от сознания, что он предает свое религиозное чувство и своей научной деятельностью способствует разрушению христианства и торжеству атеизма!

Можно предполагать, что после столкновения с Ламетри и его ехидным истолкованием смысла стихотворения «Дорис» Галлер прекратил писать стихи. Но в дальнейшем он возвращался к написанным стихам, шлифовал их. Известны 11 прижизненных изданий его поэтических произведений. Попробуем познакомить читателя с тематикой поэзии Галлера хотя бы бегло, по названиям. Его детские стихи погибли. Из известных стихов самое раннее — «Тоска по родине», написанное в Лейдене в 1726 г В Швейцарии он стал писать систематически. К этому периоду относятся: «О чести» (1727 г.), поэма «Альпы» (1728 г.), «Мысли о разуме, суеверии и неверии» (1729 г.), «О добродетели» (1729 г.), «Фальшивость добродетелей человека» (1729 г.), «Дорис. Счастье заниматься наукой» (1730 г.), «Испорченные обычаи» (1731 г.), «Человек и вселенная» (1733 г.), «Стихи господину Гесснеру»

(1733 г.), «Ночное исцеление духа» (о положении поэта в обществе) (1734 г.), поэма «О происхождении зла» (1734 г.). В Геттингене им написано: элегия «На смерть Марианны» (1736 г.), «О том же самом» (вторая элегия на смерть жены) (1737 г.), «Элегия на смерть Елизаветы Бухер» (1740 г.) и «Несовершенные стихи о вечности» (1748 г.).

Выше мы приводили небольшое стихотворение, написанное Галлером во время его путешествия по Германии летом 1726 г., которое он не включал в сборники своих поэтических произведений. В нем были выражены симпатии студента-поэта к угнетенным и бесправным крестьянам германских государств.

Историки литературы Германии отмечали, что поэзия Галлера оказала большое влияние на С. Гердера, Ф. Клопштока и Ф. Шиллера. Галлер основал новое направление в поэзии: он призвал своих современников-поэтов отбросить слащавую лирику, стремиться к общению и единению с природой, он выдвинул на первое место гражданские и моральные мотивы и настаивал на том, чтобы поэт был учителем жизни! Поэтические произведения Галлера, в особенности поэма «Альпы», были подчинены его желанию убедить читателей в том, что красота и мощь природы, ее богатство должны служить на благо человеку. Только в близости к природе и богу человек поймет свое назначение, воспитает в себе добродетели, отбросит от себя зло и пороки. В поэзии Галлера нет места любовным переживаниям и лирике, в них преобладает моральный элемент. Вся его поэзия замкнута в треугольник: бог, природа и человек. Из положения его, что человека следует считать полузверем-полуангелом, логически развивался морально-этический мотив — основной, по его мнению, мотив литературы вообще. По его представлениям, поэзия может и должна стать важным элементом воспитания человека в союзе с педагогикой. Уже перечисление тем, которые нашли отражение в поэзии Галлера, показывает, что он смог затронуть важнейшие вопросы бытия и сознания и тесно сомкнул поэзию с вопросами богословия! Бог и человек, свобода и необходимость, счастье человека и зло мира, мужество и честь, вечность и бессмертие души, благочестие и безбожие, природа и душа человека — все эти темы варьировались и разрабатывались им с пафосом искателя истины и проповедника!

В предисловии к 11-му изданию своих стихов Галлер писал, что они — плод «бессонных ночей... досуга и поэтической болезни». И в то же время совершенно очевидно, что он придавал им большое значение.

Галлер писал: «... поэт не является мировым мудрецом, он рисует и касается души, но не поучает». Но ему самому не удалось уклониться от соблазна поучать читателя. Так, например, в поэме «О происхождении зла» он приписал возникновение зла в человеческом обществе несовершенству природы самого человека. Звериная природа человека мешает ему воспринимать добродетели, провозглашенные догматами христианства — так зло проникает в человеческое общество в виде войн, жестокости, рабства, обмана, низости. Не называя философов-материалистов, Галлер в рассуждениях о человеке и его природе скрыто полемизирует со Спинозой. И этот полемический тон является составным элементом его поэзии.

Современный читатель может прийти к мнению, что поэзия Галлера занята защитой догматов христианства против свободомыслия поэтов и философов. Но подобный вывод сужает значение поэзии Галлера для литературы Германии и Швейцарии. Можно сказать, что поэзия Галлера («Альпы» и другие стихи) оказалась предтечей призывов Ж.-Ж. Руссо к единению человека с природой.

Поэма «Альпы» была создана не в тиши кабинета, а во время странствий с другом Иоганном Гесснером по горам и долинам Швейцарии. Яркий контраст природы горной страны с природой низменной Германии и Голландии, блеск ледников и грохот лавин, радуга водопадов, ковры альпийских лугов и простор горного пейзажа — все это вдохновляло молодого ученого на поэтическое восприятие природы и истории своей родины. Для него Альпы стали антитезой низменной Голландии, с ее дюнами и каналами, дамбами, аккуратно подстриженными деревьями, упорядоченным бытом богатой страны. Там природа была делом рук человека и его терпения, результатом многовековой борьбы людей с морем. Это не могло не изумлять швейцарца, но именно Голландия вызывала у него тоску по горам родины. В Швейцарии Галлер ощущал во всей полноте величие и мощь природы, суровой, прекрасной и таинственной. Поднимаясь в гору, он не только собирал в свой гербарий растения разных зон по вертикали, но и раздумывал о том, что ледники гор при таянии дают воду и начало больших рек Европы, которые соединяют его родину с разными морями и океаном: река По впадает в Адриатическое море, Рейн несет свои воды в Северное море, Рона — в Атлантический океан, а Дунай связал Швейцарию с Черным морем. Прекрасна его родина, но и народ ее достоин того, чтобы жить здесь! Его мужество, стойкость и упорство восхищали Галлера и раньше. И неудивительно, что он создал эту поэму не в жилище физика Пассавана в Базеле, у которого он квартировал, а на просторе гор и равнин. И там же юный поэт педантично описывает состав альпийских лугов, воспевает патриархальный быт пастушеских селений в' прошлом. Идиллические картины мешают ему видеть, как властно в жизнь вторгается новое, что молодежь покидает страну, что талантливые ученые вынуждены искать место под солнцем за границей, в Голландии, Германии, России, Франции.

Мы не станем подробно рассматривать стиль, тематику и содержание всех поэтических произведений. Задачи нашей работы иные. Следует, однако, привести мнение Ф. Шиллера о поэзии Галлера: «Сила, глубина и патетическая серьезность характерны для этого поэта... Только всюду понятия преобладают над его образами, так же как в нем самом его разум стал хозяином над его чувствами» [32, с. 454]. Философ И. Кант высоко ценил Галлера как поэта. Гёте, чье развитие проходило под влиянием двух почитателей Галлера — Гердера и Лафатера, — относился к нему критически. В 1820 г. он подверг разбору стихотворение «Дорис», где Галлер писал о невозможности познать сущность вещей, и назвал его филистером. Кстати, можно полагать, что естественнонаучные работы Гёте о строении черепа и по ботанике все же во многом были связаны с исследованиями Галлера по сравнительной анатомии и ботанике.

Почему же Галлер после. 1748 г. перестал писать стихи? Ответить на этот вопрос мы не беремся. Очевидно одно: после спора с Ламетри Галлер полностью посвящает себя науке. Если мы посмотрим на его продукцию в 1751 г., то заметим в ней следы раздвоения его интересов. Он опубликовал в Амстердаме два тома сочинения «Методы Бургава по изучению им медицины» (1080 страниц), где пропагандировал экспериментальный метод в биологии и медицине и критиковал умозрительные теории. Затем он издал большую брошюру в защиту Бюффона от нападения богословов Сорбоны — «О пользе гипотез», где отстаивал право ученого мыслить свободно, не подчиняясь цензуре богословов. Он выпустил в свет книгу на латинском языке «О раздражимости и чувствительности частей животного организма», где представил обширный экспериментальный материал в пользу своего учения о раздражимости и чувствительности. В рецензии на I том «Энциклопедии» Дидро и Д’Аламбера он приветствовал начатую ими пропаганду науки среди населения Европы. Но в том же году он печатает брошюру, где защищает догматы христианства от натиска свободомыслящих философов и иных атеистов. А ведь, судя по книге Готца Селля, в то время в Геттингенском университете профессоров богословия и философии было больше, чем медиков, и желающих защищать христианство нашлось бы рядом предостаточно. И все же крен в сторону науки и ее защиты у него более выражен, чем поклоны перед богословием.

Незадолго до кончины Галлер написал три исторические повести: «Узонго», «Альфред—король англосаксов», «Фабий и Катон». Галлер знал, что не обладает даром романиста — какая же причина побудила его вторгнуться в чужую сферу? Человека, прочитавшего три исторические повести Галлера, может удивить, с какой последовательностью автор доказывает, что любовь к родине, самопожертвование отдельного человека необходимы для благополучия общества, для процветания отечества. Главная задача человека — воспитывать в себе добродетели, умение подчинить свои мелкие личные интересы интересам общества. Совершенно очевидно, что моралист Галлер ведет здесь скрытую борьбу против какого-то писателя, который возвестил всему миру об иных идеалах, критиковал те добродетели, которые, по убеждению Галлера, украшают людей, обеспечивают благополучие государства и общества.

В этих повестях звучит страстный голос автора, который считал своим долгом выступить против опасного врага, талантливого и злого, сеющего атеизм, внушающего своим читателям, что жизнь коротка и должно искать наслаждения и не думать об общем благе. Кто же этот опасный развратитель молодежи? Не кто иной, как живущий недалеко от Женевы, в местечке Ферней, знаменитый мыслитель, драматург, поэт и историк Франсуа Мари Аруэ, более известный под псевдонимом Вольтер.

Взаимоотношения Галлера с Вольтером

Интерес Галлера к творчеству Вольтера возник, по-видимому, в связи с настойчивой пропагандой Вольтером английской науки. Именно Вольтер популяризировал физику Ньютона, познакомил французов с работами математиков и биологов Англии и способствовал тому, что учение Р. Декарта потеряло свое значение у себя на родине. Галлер был сторонником учения Ньютона о силах и видел в Вольтере в некоторой степени единомышленника.

В 1787 г. были опубликованы Гейнцманом 2 тома статей, рецензий Галлера, выдержек из дневников. Здесь мы находим 15 рецензий Галлера на пьесы, поэмы и книги Вольтера. Рецензии были благожелательными, Галлер восхищается талантом, глубокомыслием французского философа и поэта. В 1756 г., уже будучи в Берне. Галлер напечатал в «Геттингенской газете научных событий» рецензию на переиздание «Орлеанской девственницы» Вольтера, где писал, что «30 лет тому назад эта поэма, посвященная драматическому периоду в жизни Франции, принесла огромный успех талантливому автору» [26, с. 141]. Большая рецензия по поводу выхода в свет 17 томов произведений Вольтера написана более сдержанно. Галлер критиковал тенденцию Вольтера рассматривать мировую историю как сцену, на которой действуют люди, забывшие о справедливости, доброте, мужестве и самопожертвовании. Его герои подчиняются своим страстям, ищут наслаждений и глухи к несчастьям близких и окружающих их людей.

О других рецензиях мы сообщим несколько ниже. А сейчас уместно рассказать читателю о переписке между Вольтером и Галлером. Эта переписка впервые была опубликована в 1840 г. Герминой Шаванн, родственницей Галлера.

Первое письмо Галлеру датировано 13 февраля 1759 г. Вольтер написал Галлеру в Роше, спрашивая у него совета. Его, Вольтера, избрали членом Академии наук города Лозанны. Но что собою она представляет, каково мнение о ней Галлера — члена этой академии. Он слыхал, что Грассе и его друзья завзятые безбожники, на заседаниях они критикуют любое правительство. Но делают ли они что-либо достойное? Вольтер интересуется мнением Галлера о несчастном Мигуэле Сервете, испанском враче и богослове, который после богословского спора с Кальвином был сожжен в Женеве в 1553 г.

Галлер отвечал незамедлительно, 16 февраля 1759 г. Он считал для себя «великой честью получить письмо от человека, талантом которого он давно восхищается, чтит его независимый ум и умение влиять на разные слои общества, от королей до простых людей». Далее он уверял Вольтера, что слухи о гнезде безбожников и пустословов ложны. «Что касается Грассе, — писал он, — то он помогает мне заключить договор на издание моих „Библиотек”». Далее Галлер замечает, что «осуждает распоряжение Кальвина сжечь Сервета».

Шаванн сообщает, что было письмо Вольтера от 19 февраля и быстрый ответ Галлера, но писем этих не приводит. 26 февраля 1759 г. Вольтер отправляет третье письмо, в котором он благодарит Галлера за сведения об Академии наук города Лозанны. Он убежден, что «ее члены поют те же песни, что пел Ламетри». Далее он выражает свое восхищение поэмой «Альпы», «которую 30 лет назад написал блестящий Галлер». Обмен комплиментами состоялся.

Галлер замедлил с ответом. 16 марта 1759 г. в своем очередном письме к Вольтеру он пишет: «... я так остро воспринимал произведения Ламетри, что он был человеком моей профессии и одного со мною возраста. В своем последнем произведении Ламетри оклеветал меня. Но я не обращался с жалобой на него ни к королю Пруссии, ни к послу Англии в Берлине, а написал одному своему другу и самому Ламетри. Но, к сожалению, он скоро скончался». В конце письма Галлер выразил сожаление, что «Ламетри был экстравагантным человеком и по-своему понимал свободу писать что угодно».

Вольтер поспешил ответить. В своем письме он опять поднимает вопрос о сожжении Сервета в Женеве. Его интересует более подробное мнение Галлера по этому поводу. После продолжительного молчания Галлер написал большое письмо (11 августа 1759 г.), где не только осуждал Кальвина, погубившего талантливого ученого, но и напомнил, что через сто с небольшим лет после этого сторонники Кромвеля разгромили и сожгли дом В. Гарвея, уничтожили его рукописи и библиотеку, из-за того что Гарвей был врачом короля Карла I. «Невежество и дикость нравов смягчаются в наш век развитием просвещения», — заключил Галлер и упрекнул Вольтера в том, что тот «игнорирует повышение культурности народа, тогда как знание помогает людям избавляться от страха за будущее и понимать значение культуры вообще». В конце письма Галлер писал о смысле своей жизни в Роше: «Очевидно, многие не знают, что я — прирожденный крестьянин. И я радуюсь, когда высохшая и скудная почва дает плоды. Это моя безгрешная победа, на основании которой я буду иметь жатву. Покрытый ранее колючим кустарником холм Рюгген теперь рождает эспарцет. Это тоже мое завоевание, и я доволен, и мое удовлетворение удваивается, потому что я чувствую, что всем этим обязан самому себе» [17, с. 93—94].

Вольтер ответил на это письмо. Он писал, что «работа Галлера заслуживает всяких похвал, что он мечтает о счастье людей и работает для будущего». Он сообщал, что намеревается поехать в Лозанну и затем посетить Берн. По-видимому, Вольтер предполагал получить приглашение Галлера заехать в Роше. Но на это письмо ответа Галлера не последовало.

Термина Шаванн склонна объяснить прекращение переписки тем, что в это время Галлер познакомился с книгой Вольтера, в которой тот критиковал Библию, и был ею возмущен. Однако Галлер продолжал печатать в Геттингене свои рецензии на произведения Вольтера. В 1759 г. появилась философская повесть Вольтера «Кандид». Галлер написал рецензию на нее. В ней мы можем прочесть следующее: «Кандид является новым плодом искусного пера господина Вольтера, где он намерен доказать, что мир полон беспорядка, и чем дальше, тем положение хуже. В этом несколько беспорядочном романе объединены все несчастия, которые когда-либо были вызваны войной, чумой, землетрясением, суеверием и людской злобой. Вольтер, этот защитник людей, стал вдруг их обличителем...». Далее Галлер укорял Вольтера в том, что тот написал неправду: «В Голландии Кандид попал в беду, так как он не назвал Папу Римского антихристом. Но ведь в Голландии очень терпимы к любым сектам».

Он понимал, что в «Кандиде» Вольтер подверг жесткой критике идеи Лейбница о предустановленной гармонии, что философ Панглосс повторяет некоторые мысли Лейбница, доказывая, что «все к лучшему в этом лучшем из миров». В этой философской повести Вольтер высмеял бывшего своего друга и покровителя — короля Фридриха II и бичевал проповедников христианской морали, благословлявших смерть и разрушения. В других философских повестях: «Вавилонская принцесса», «Белый бык», «Простодушный», «Задиг, или судьба», «Микромегас» Вольтер смело обличал уродливую действительность феодальной Европы, жестокость и лицемерие королей и дворян, тиранию католической церкви. Его отношение к историческим событиям, к действительности казалось Галлеру чересчур мрачным.

Возмущение Галлера вызвало в 1764 г. новое произведение Вольтера, посвященное творчеству Шекспира. Отрицая поэзию в драмах английского писателя, Вольтер бросил фразу: в трагедиях Шекспира мало возвышенного, но «слишком много крови и дерьма». В рецензии, напечатанной Гейнцманом, Галлер выступил в защиту Шекспира. Самое существенное достоинство трагика, писал Галлер, это то, что «он — знаток человеческой природы, а она не обходится без крови!» [27, с. 203].

Но в рецензии 1768 г., помещенной там же, Галлер писал о замечательном проникновении Вольтера в смысл исторических событий (речь шла о двух книгах Вольтера: «История Карла XII» и «История Петра Великого») и об его умении предвидеть их тенденцию. Галлер хвалил Вольтера, замечая, что даже очень редкие профессионалы-историки обладают такой способностью заглянуть в будущее.

Убежденный кальвинист, Галлер относился критически к католической церкви и был восхищен страстной защитой Вольтером несчастного Жана Каласа — протестанта, погибшего по навету католиков. Ему претило всяческое проявление религиозной розни, не раз приводившей к войне между католическими и кальвинистскими кантонами в Швейцарии. Воспитанный на идеях Лейбница, Галлер наивно верил, что Кальвин был тем реформатором христианства, который указал своим последователям путь к исправлению зла в мире посредством воспитания в людях чувства братства. Он не понимал прогрессивного значения философских повестей Вольтера, содержание которых призывало людей XVIII столетия к освобождению от гнетущего влияния христианской церкви, к борьбе за переустройство общества. Ханжеству духовенства и высокомерию дворян Вольтер противопоставлял благородство простых людей. Так, индеец из Северной Америки, привезенный в Париж, оказался благороднее и человечнее культурных и воспитанных аристократов (повесть «Простодушный»). К сожалению, Галлер в повестях Вольтера увидел лишь проповедь наслаждения радостями жизни, эгоизма, и он противопоставил им свои исторические повести.

Герой повести Галлера «Узонго» — просвещенный монарх, правивший Персией, потомок Тимура. После многих злоключений он понял, что должен обеспечить своим подданным мир и возможность приобретать знания. Переход из мусульманства в христианство завершает эволюцию умного и справедливого монарха. Книга «Альфред — король англосаксов» меньше всего походит на историческую повесть. Здесь налицо смешение исторических хроник, извлечений из народного эпоса, элементов действительности современной Англии. Альфред, энергичный и терпеливый король, создает свой флот для борьбы с датчанами, которые опустошают и грабят восточное побережье Англии. Ему приходится вступить в борьбу со своими же феодалами, не желающими тратить средства на дорогой флот. И он побеждает. Далее в этой повести Галлер характеризовал конституционное правление в Англии и доказывал читателям, что ограниченная монархия более прогрессивное историческое явление, чем абсолютизм.

В последней повести — «Фабий и Катон» Галлер осветил трагические события в жизни Римской республики, когда ее армии были разгромлены в самой Италии Ганнибалом и войну против которого вел Фабий — мудрый и осторожный полководец. Молодой друг Фабия Катон, беседуя с ним о судьбе родины, говорит о том, что для республики не так опасны армии Ганнибала, как ее собственные полководцы: завоевав любовь народа победами, они могут захватить власть и уничтожить республику. Катон получает назначение в Испанию, где Сципион намерен нанести поражение Карфагену, и далее перенести войну в Африку. Катон уверяет Фабия, что если он узнает о планах Сципиона уничтожить республику после разгрома Карфагена, то он его убьет. Все симпатии республиканца Галлера на стороне Катона, он наделяет его всеми добродетелями и видит в нем любимого героя античности.

Художественная ценность этих повестей невысока, но автор обнаружил большую эрудицию в мировой истории. Основной пафос этих повестей — воспитание у читателя чувства патриотизма. Любовь к отечеству — самая большая побудительная сила в деятельности человека.

Галлер, сам проповедовавший о том, что мир — лучшее благо для счастья человечества, не смог оценить стремления Вольтера осудить захватническую политику Фридриха II. Вольтер, описывая, как бредовые замыслы Карла XII привели его к гибели и к превращению Швеции во второстепенное государство, по существу оказывался единомышленником Галлера. Но различно было их отношение к христианству и поэтому сближение не было возможным.

Идеи Галлера о связи мимики человека с его характером. А. Галлер и И. К. Лафатер

В последнем томе «Элементов физиологии человеческого тела» (1764 г.) Галлер осветил интуитивные догадки и некоторые попытки обобщений разных ученых, относящиеся к поискам связи между игрой мышц лица человека и свойствами его натуры. В истории можно было найти немало примеров, когда отдельные люди умели читать по лицу то, что человек упорно скрывал.

Галлер здесь рассуждал как врач-физиолог и анатом о значении высокого лба для признания за его обладателем больших умственных способностей и считал, что в состоянии возбуждения (аффекта гнева, отчаяния, ярости или радости) человек не всегда может контролировать свою мимику. Нам неизвестно, читал ли Ч. Дарвин VIII том «Элементов» Галлера, скорее всего он самостоятельно пришел к мысли о связи между мимикой животных и человека и различными эмоциями.

Идеи, высказанные мимоходом в этом томе «Элементов», были восприняты молодым богословом, сыном врача в Цюрихе — Иоганном Лафатером. Он был очень честолюбив, наблюдателен и неплохо разбирался в психологии людей. Его случайное знакомство с доктором И. Г. Циммерманом, учеником и биографом Галлера, недавно вернувшимся на родину (после кончины короля Фридриха II, у которого он был личным врачом), дало стимул Лафатеру к изучению книг Галлера и восприятию его идей.

Циммерман был известным писателем, очень культурным человеком, и он одобрял увлечение Лафатера идеей о физиогномике как новой научной дисциплине, которая будто бы даст ключ к познанию внутренней сущности человека. Он привез Лафатера к Галлеру, и тому понравился этот энтузиаст, несколько наивный и самонадеянный. Возможно, немалую роль играло здесь и то обстоятельство, что Галлер и ранее старался помогать своим землякам: неслучайно немецкие коллеги в Геттингенском университете обвиняли его в том, что у него оказалось много швейцарцев на кафедре и в госпитале.

В 1771 г. появилась книга Лафатера «О физиогномике». Она содержала его лекции в обществе натуралистов г. Цюриха, одобренные его новым другом Шарлем Бонне. Циммерман написал рецензию, из которой было ясно, что теперь возникла новая наука, которая расшифрует душевные переживания и сорвет занавес с тайн жизни души человека. По портретам незнакомого человека Лафатер мог дать его точную характеристику и даже предсказать, в какую сторону будут развиваться его таланты!

В. Гёте, уже будучи известным писателем и автором драмы «Гетц фон Берлихинген с железной рукой» и повести «Страдания молодого Вертера», послал Лафатеру рисунок с изображением своего профиля, заметив, что это голова его друга. И он был изумлен проницательностью Лафатера, не поддавшегося мистификации, давшего оригинальную характеристику будущему великому писателю и натуралисту на основании рисунка. Между ними возникла переписка, и в 1774 г. Лафатер приехал к Гёте во Франкфурт на Майне. Произошло знакомство, оно переросло в прочную дружбу. Гёте посетил Цюрих, когда он ездил в Италию в 1776 г., и второй раз в июле 1786 г. В 1779 г. Гёте называл Лафатера в письме фон Штейн «величайшим и самым мудрым человеком». Он сравнивал его с «мощным водопадом Рейна». Это увлечение Гёте было длительным. Разрыв его отношений с Лафатером произошел в 1787 г.

В 1775—1777 гг. Лафатер в Лейпциге опубликовал 4 тома «Физиогномических фрагментов» (1400 страниц текста и множество рисунков — изображений рядовых граждан Швейцарии и других стран Европы, крупных ученых, писателей, философов, политиков прошлого и настоящего). Галлер не замедлил напечатать рецензии. Если в первой рецензии он сравнительно либерально отнесся к попыткам Лафатера создать новую науку и выявить признаки, по которым можно было бы легко расшифровать сущность человека, то позже он резко изменил свое отношение к Лафатеру и его «Физиогномике».

Галлер понимал, что идея Лафатера о связи внутренних переживаний человека с игрой мимических мышц потонула и растворилась у него в надуманных, спорных и недоказуемых рассуждениях о предопределенности свойств человека, различной его одаренности углами скул, формой носа, высотой лба, очертаниями подбородка и ушей, короткой или длинной шеей, цветом глаз и т. п. Для энтузиаста науки казалось абсурдом стремление Лафатера пренебрегать влиянием на человека обучения и воспитания, отрицать определяющую роль науки, искусства и внешней среды для формирования интересов, влечений, таланта и одаренности индивидуума. В большой рецензии (19 страниц мелкого шрифта) Галлер разобрал содержание книги Лафатера и, отметив некоторые небольшие достоинства ее, заявил: «В этом произведении нельзя найти никакого порядка. Когда-то Виргилий писал, что „герои античности могли бросать скалы, которые современные ему воины не в состоянии сдвинуть”. Такая сила обнаружилась и у господина Лафатера, который смог открыть тончайшие свойства человека в чертах его лица, и не только в подвижной его части, но и в неизменных его частях: лбу, носе, ушах. Мы знаем некоторых лиц хорошо и, увы, не находим у них те черты, которые якобы открыл Лафатер на основании портретов». Что касается утверждения Лафатера, что люди, имеющие приплюснутый нос, должны обладать низменной душой и дурным характером, Галлер писал: «Мы не можем согласиться с господином Лафатером, что кости черепа человека — это алфавит физиогномики. Например, Бургав имел приплюснутый нос, но обладал величайшим духом и добрым сердцем» [26, с. 20—21]. В этой рецензии Галлер отверг претензии Лафатера на обоснование им новой ветви знания, основные положения его учения он признал ненаучными и порочными.

Его рецензия появилась в конце января 1777 г. К этому времени Циммерман успел уже напечатать несколько восторженных рецензий в различных журналах Европы, организовать подписку среди знати Германии, Англии и России на книги Лафатера, чем и обеспечил ему огромную популярность. Но последний был встревожен, он знал, что с мнением Галлера считаются многие ученые Европы, и в начале апреля 1777 г. приехал в Берн. Галлер тяжело страдал от раковой опухоли в желудке и принял гостя лежа. После этого визита Лафатер писал в Цюрих своей жене: «Галлер перелистал книги и рукописи, которые я ему привез, пристально на меня посмотрел. Он очень серьезно болен, его одолевают приступы болезни, тогда он принимает опийную настойку. Он не обсуждал „Физиогномику черепа”, но просмотрел все. Потом разговаривал со мною о кристаллах, о горах, о Вольтере и Тиссо» [29, с. 21].

История науки оправдала предвидение Галлера: судьба «Физиогномики» Лафатера сходна с судьбой популярной в XVIII в. «Френологии» Ф. Галля. Они имели шумный, но недолгий успех. Правда, личность Лафатера привлекает к себе и ныне внимание философов и медиков Швейцарии, пишутся диссертации о его жизни и деятельности, переиздают его книги.

Для нас интересно отметить проницательность Лафатера в отношении мировоззрения Галлера. Когда Галлер по настоянию друзей опубликовал 14 писем к своей старшей дочери — «О важнейших истинах премудрого божественного промысла» (русск. перевод: М., 1799 г., 120 с.), то Лафатер под впечатлением от этих писем писал Циммерману: «Письма Галлера о христианстве содержат кое-где хорошие мысли. Но от такого великого человека я никогда не ожидал столь плохой защиты христианской религии. Его богословие скверное, и с его собственной философией оно находится в разительном противоречии. Так защищать христианство — значит его предавать» [29, с. 17].

Для искушенного богослова Лафатера была ясна неустойчивость Галлера в вопросах веры. Очевидно, и другие современники Галлера замечали его внутренний идейный конфликт. И не случайно то, что его друг И. Г. Гейнцман через десять лет после смерти Галлера составил два томика из его рецензий и выдержек из дневника и, вопреки протестам семьи Галлера, опубликовал все это, чтобы защитить своего друга от подозрений в измене христианству. Еще при жизни Галлера с легкой руки одного из лидеров «Бури и натиска», литературного движения 70—80-х годов XVIII в., и учителя В. Гёте — философа и поэта И. Гердера появился серьезный интерес к А. Галлеру как поэту-моралисту. Лингвисты стали изучать его поэмы и стихотворения, а философствующие богословы усмотрели в его поэзии лишнее доказательство того, как легко согласуются восторженные похвалы богу с продуктивной работой в области биологии и медицины.

Альбрехт Галлер скончался 12 декабря 1777 г., в присутствии 11 детей, внуков, супруги, друзей. После его смерти возникли серьезные препятствия для изучения оставшихся после него многочисленных материалов. Одно из них — это то, что сыновья Галлера уничтожили его дневники за 1748—1774 гг. и копии его писем. Кроме того, София Галлер продала императору Австрии библиотеку мужа, которая в 1777 г. составляла 25 000 томов, 80 томов рукописей и множество писем. Все это было передано в библиотеки трех университетов Италии, входивших в состав Австрии: Павии, Падуи и Милана. Эти материалы оказались малодоступными для историков науки.

В 1927 г. Г. Зигерист опубликовал почти 500 писем Галлера к И. Гесснеру на латинском языке, вскоре увидели свет еще 100 писем к тому же Гесснеру. Эти публикации дали большой стимул историкам науки для переисследования некоторых аспектов жизни и творчества Галлера.

Историк медицины Стефан Д’Ирсей впервые проанализировал вопрос о противоречиях личности Галлера в интересной статье, напечатанной в «Трудах» Института истории медицины г. Лейпцига, под заглавием «Альбрехт фон Галлер. Изучение и объяснение его духовного развития» (1930 г.). Сопоставляя содержание поэтических произведений Галлера и его теоретические обобщения в области физиологии и медицины, автор утверждал, что здесь очевидна разорванность сознания верующего кальвиниста и позитивиста-естественника, что для личности Галлера характерна духовная раздвоенность, постоянная внутренняя борьба. С этого момента исследователи занялись анализом раздвоенности личности Галлера. Этому способствовало следующее: в 1941 г. город Берн праздновал 700-летие со дня своего существования, и правительство Италии подарило Берну — Музею Галлера, созданному в 1877 г. физиологом Г. Кронекером, — всю библиотеку и весь архив Галлера из Павии, Падуи и Милана. С этого времени историки науки Швейцарии стали энергично исследовать научное наследие своего великого земляка.

В 1953 г. Э. Штеубле опубликовал две работы, посвященные анализу поэмы «О происхождении зла» и «Несовершенных стихов о вечности». Штеубле очень высоко оценил Галлера как естествоиспытателя, Галлер, считал он, «должен быть признан предтечей современной физиологии благодаря своему учению о раздражимости» [цит. по: 39, с. 131]. Вместе с тем он обосновал тезис, что между открытиями и идеями естествоиспытателя Галлера и содержанием его поэтических произведений существует идейный конфликт. Штеубле писал: «Между ними лежит пропасть, и у Галлера не могло быть счастливого объединения поэзии и изучения природы, как у Гёте. Галлер двигался по пути Ламетри в сторону материализма, но не был исключен и путь его в сторону Спинозы, к пантеизму. Галлер не был ни последователем Декарта, ни сторонником Лейбница. Галлер — есть Галлер, и его невозможно отнести к какой-либо определенной группе ученых. Это слишком многоплановая, разносторонняя и двойственная личность. И в то же время как систематик знания и человек, имеющий свою систему, критически классифицирующий и преодолевающий многое чужое, он был своевольным и оригинальным ученым» [39, с. 23].

Возникла полемика между историками науки: одни видели во внутреннем идейном конфликте творчества Галлера очень важное свидетельство противоречивости развития естествознания XVIII в., другие вообще отрицали вероятность раздвоения его личности. В 1971 г. в ФРГ была опубликована солидная книга доктора Р. Толлнера — ныне директора Института теории и истории медицины в г. Мюнстере — «Альбрехт фон Галлер. О единстве в мышлении последнего универсального ученого». Он основательно изучил огромную литературу о творчестве А. Галлера — книга содержит ссылки на 589 исследований различных авторов. Сопоставляя содержание поэтических произведений Галлера, его учебника «Основы физиологии», «Элементов физиологии человеческого тела» и других книг Галлера, Толлнер старается опровергнуть мнение Д’Ирсея и Штеубле о раздвоенности личности Галлера. С помощью массы цитат и сносок на многие работы историков науки он упорно старается доказать, что не было и нет никакого раздвоения личности, а существовал глубоковерующий кальвинист, который не мог сомневаться в том, что его обобщения о работе мозга и о процессе познания человека могут прийти в противоречие с его религиозным чувством.

Толлнер не пытается обсудить вопрос о влиянии учения Галлера о раздражимости и чувствительности на теоретические конструкции французских философов-материалистов — Дидро, Гельвеция, Гольбаха, Кондорсэ, Кондильяка, Ламетри. Он не обращает внимания на последовательную борьбу Галлера против анимизма Г. Шталя и «чувствующего принципа» Р. Витта. Щедро цитируя «Элементы физиологии человеческого тела», Толлнер проходит мимо замечательного определения Галлером физиологии как науки, которая изучает трансформацию материальных частиц в организме человека — начиная от движения пищи и кончая движением мысли.