06.02.2019

Фридрих фон Логау и его литературная судьба

М. А. Новожилов

ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ

Фридрих фон Логау, крупнейший немецкий поэт-эпиграмматист эпохи барокко, родился 23 января 1605 г. в фамильном имении Брокут, расположенном в окрестностях небольшого нижнесилезского города Нимпч в княжестве Бриг - владении последних силезских герцогов. Логау никогда не имел баронского титула и в детские годы не был камер-юнкером, как пишут в его биографиях. Его отец, помещик Георг фон Логау-Альтендорф, умер в год его рождения; мать - Анна, урожденная фон Райдебург - вышла замуж во второй раз. В 1614 г. Фридрих был отдан в классическую гимназию в Бриге, которую, из-за начавшейся вскоре Тридцатилетней войны, он окончил только в 1625 г.

Жизнь Логау прошла в Силезии, кроме нескольких лет обучения на юридическом факультете Альтдорфского университета г. Нюрнберга. Именно там 19 июля 1626 г. было написано первое из известных его стихотворений: ода на смерть профессора математики Иоганна Каспара Одонтия (1580-1626). В 1638 г. Логау издал сборник из двухсот casual-carmina, элегий и эпиграмм под названием «Первая сотня немецких стихотворных изречений Соломона из Голау». В псевдониме, которым был подписан сборник, первая часть идентична имени поэта, вторая является анаграммой его фамилии. Название первого стихотворения в книге - «Musis genus ab Jove summo» - геральдический девиз поэта, встречающийся на его гербовой печати уже в студенческие годы. Книга вышла в Бреслау, в том самом издательстве Давида Мюллера, в котором, четырнадцатью годами ранее, были изданы «Teutsche poemata» Мартина Опица (1597-1639) с образцами первых немецких эпиграмм и его знаменитый трактат «Buch von der deutschen Poeterey».

В 1633 г. Логау унаследовал поместье Брокут, заложенное еще его предками, которое в том же году, вместе с городом Нимпчем и его окрестностями, было дотла разорено солдатами армии Валленштейна. Поэт уехал в Бриг, где получил скромную должность в придворной канцелярии. 29 сентября 1644 г. вышел указ герцога Людвига IV (1616-1663) о присвоении ему чина советника двора. О служебной деятельности Логау известно немногое: «по словам его коллеги, поэта Даниэля Чепко, он представлял герцога на свадьбах, вручал подарки и произносил речи... [а также] совершал инспекционные поездки в целях обустройства герцогства». Придворная карьера Логау развивалась успешно, и к 1653 г. поэт был уже не только советником, но и гофмаршалом.

3 июля 1648 г. - в год окончания Тридцатилетней войны - Логау вступил в знаменитое «Плодоносящее общество», ратовавшее за очищение немецкого языка от чужеродных (прежде всего, французских) заимствований, поощрение патриотических чувств и деятельную поддержку национальной литературы. Сам глава общества, князь Людвиг Ангальт-Кётенский (1579-1650), поручил своему советнику Христиану Эрнсту фон Кноху принять Логау как «особенного почитателя немецкого языка». Быть принятым в «Плодоносящее общество» считалось высокой честью; его членами были все выдающиеся немецкие писатели того века. Согласно уставу общества, Логау получил условное имя - «Уменьшающий» (Der Verkleinernde), и персональный символ из растительного мира - лекарственное растение селезёночник (Milzkraut, Chrysosplenium altemifolium L.), которое, по представлениям медицины того времени, уменьшает селезенку, раздувшуюся от меланхолии. Приверженец языкового пуризма и «старонемецких добродетелей», поэт принял близко к сердцу цели, провозглашенные обществом, - однако присвоенными ему именем и символом остался недоволен: очевидно, среди «кедров» и «пальм» его целебная травка казалась ему слишком скромной.

В 1652 г. Логау посвятил герцогине Анне Софии фон Мекленбург-Гюстров (1628-1669), супруге Людвига IV, сборник-приношение из пятидесяти посланий и панегирических эпиграмм. Книга была издана анонимно в нескольких экземплярах для двора. Два года спустя - в апреле 1654 г. - в бреславльском издательстве Каспара Клозессмана вышел его главный труд, создававшийся им на протяжении более двадцати лет: книга эпиграмм, включающая 3560 стихотворений. Обстоятельства жизни поэта - служба, семейные заботы (он был отцом пятерых детей), а также общий удел тех лет - беспросветная нужда, оставляли немного времени для творчества, и сам Логау говорил, что все, написанное им - это плоды редких досугов и ночных размышлений. Тем не менее, за годы 1649-1653 было создано более двух тысяч эпиграмм. Поэт словно спешил, предчувствуя, что жизнь, как и его труд, близится к своему завершению.

Летом 1654 г. двор Людвига IV переехал из Брига в город Лигниц. Логау поселился на Бурггассе, в приходе евангелической церкви Пресвятой Богородицы (Либфрауэнкирхе). Здесь он написал свое последнее стихотворение - оду на смерть бургомистра Даниэля Хертвига (1654). Фридрих фон Логау скончался в Лигнице в ночь с субботы 24 на воскресенье 25 июля 1655 г. Жилище поэта было таким тесным, что гроб с его телом, для прощания и отпевания, пришлось установить в доме его сослуживца. Согласно записи в приходской книге Либфрауэнкирхе, 15 августа «по советнику правительства княжества Лигниц Фридриху фон Логау звонили в колокол». 22 августа 1655 г. Логау, соответственно его чину гофмаршала, был похоронен в придворной церкви св. Иоанна (Штифтскирхе), где в то время находилась фамильная усыпальница силезских герцогов. Траурную оду на смерть поэта написал один из его близких друзей, поэт и органист бригской замковой капеллы Венцель Шерфер фон Шерфенштайн (ок. 1603-1674). Эпитафия Логау сохранялась в Штифтскирхе до 1714 г.; после того, как церковь захватили иезуиты и началась перестройка прежнего готического здания, она, так же как и другие протестантские эпитафии, была уничтожена.

КНИГА ЭПИГРАММ ЛОГАУ: СТРУКТУРНЫЕ И ЖАНРОВЫЕ ОСОБЕННОСТИ

На титульном листе полного прижизненного собрания эпиграмм Логау значится: «Salomons von Golaw Deutscher Sinn-Getichte Drey Tausend. Cum Gratia & Privilegio Sac. Caes. Majestatis. Breßlaw/ Jn Verlegung Caspar Kloßmanns/ Gedruckt in der Bau- mannischen Druckerey durch Gottfried Gründern». Дата издания не указана. Виньетка под заглавием представляет птицу-хищника, торжествующую над поверженным соловьем; вверху на ленте надпись: «ADSIT». В аллегорической композиции на фронтисписе имя автора и название книги обрамлены символическими фигурами «Удовольствия» («Lust») и «Пользы» («Kost») в виде двух дев в венках, с цветами и плодами: смысл изображенного отсылает к известному изречению «prodesse et delectare» («полезное вместе с приятным» - лат.) из «Послания к Пизонам» Горация. Вверху на облаке крылатая Слава трубит в рог и несет поэту лавровый венок; под ней - лента с надписью «Слава» («Gerüchte»). В нижней части фронтисписа, под изображением раковины (символ возрождения) с надписью «Суд» («Gerichte»), за столом, возле которого на табурете лежит раскрытая книга эпиграмм, восседают три человека, «костюмы которых изобличают в них членов судейской коллегии: «Дворянина», «Придворного» и «Ученого»». Раскрытая книга символизирует собой «зеркало, в котором современное поэту общество видит свое отражение». Двое первых, указывая на книгу, смеются; у третьего, сидящего во главе стола, в руках две половинки сломанного жезла, что означает произнесенный приговор. По мнению исследователя, это - портрет самого Логау, и данная сцена показывает дидактический замысел его книги. По другой версии, это - аллегория «Читателя как Судии», выносящего свой вердикт о книге Логау, и, вкупе с персонификацией Славы, она отсылает к следующим стихам поэта:

«О моей книге»: Строгий суд готов и слава для поэзии моей, / Что для пользы и услады поместил я в книге сей.

Книга эпиграмм Логау разделена на три части - «Тысячи», по десять «Сотен» в каждой, и три «Прибавления». На титульных листах «Тысяч» помещены эпиграфы из ученых трактатов того времени. Первой и третьей частям предпосланы предисловия, в которых поэт объясняет правила произношения и правописания, устанавливает принцип фонетической рифмы и объявляет о цели и назначении своей сатиры: «Высмеять пороки, а не одобрить и поощрить их». Первые две и часть третьей «Сотни» первой «Тысячи» представляют собой переработанный текст сборника 1638 г.; помимо этого, в книгу включено большинство стихотворений из сборника «Anna Sophia» (1652). Таким образом, книга является почти полным собранием сочинений поэта.

В книге Логау отражено жанровое многообразие, характерное для немецкой эпиграмматики XVII в. Хотя большую часть ее составляют собственно эпиграммы, т.е. стихотворные миниатюры с двухчастной риторической структурой «ргоpositio - conclusio» и неожиданным остроумным поворотом (пуантом), в ней представлены почти все причислявшиеся в то время к эпиграммам малые стихотворные жанры, как литературные, так и фольклорные. Наиболее типичными для творчества поэта являются сентенции, эпиталамы, эпитафии, эмблемы «ohne pictura», шпрухи, приамели, рифмованные пословицы; кроме этого, в небольшом количестве встречаются эхостихи, сонеты, пасторали, басни, шванки, загадки и др. Все это пестрое множество также обретает у Логау эпиграмматическую форму.

В формальном отношении подавляющее большинство в его книге составляют двустишия (60%) и четверостишия (25%); однако в ней имеется и около пятидесяти длинных стихотворений, подчас достигающих ста и более стихов. Среди них заметную роль, благодаря присущему им ярко выраженному лирическому характеру, играют элегии, в которых находит свое воплощение социально-критический мотив ухода от городской цивилизации на лоно природы. Наряду с элегиями, Логау обращается к жанрам посланий (эпистол) и надгробных од (эпицедиев), принадлежащим к традиции casual-carmina. Среди длинных стихотворений Логау количественно доминируют сатиры; подзаголовок наиболее протяженной из них (196 стихов), «Amadis-Jungfem» (11,3,59), - «Epigramma est brevis Satyra; Satyra est longum Epigramma», - отсылает к присущему той эпохе пониманию эпиграммы, согласно которому последняя может быть «элегией, сатирой, рифмованной шуткой, миниатюрным любовным стихотворением, воплощением вековой мудрости или религиозного мистицизма».

Творчество Логау относится по преимуществу к дидактической поэзии. Около половины его собрания (45.4%) составляют эпиграммы религиозного, философского и наставительного содержания, или так называемые гномические, проблематика которых является идейным ядром книги. Среди них следует особо выделить духовные эпиграммы (3.1%). Принадлежащие к замечательным образцам немецкой религиозной лирики эпохи барокко, эти стихотворения представляют собой в совокупности род вероисповедного документа, по которому можно судить о религиозно-нравственных приоритетах поэта, и потому имеют первостепенное значение для характеристики всего его творчества. В немалом количестве моральных сентенций, наставительных изречений и рифмованных максим поэт излагает свои морально-этические взгляды, в основе которых лежит его религиозное миропонимание. Значимость гномических эпиграмм в творчестве Логау дала основание критике охарактеризовать его как «поэта-проповедника». Однако далеко не всегда эти эпиграммы имеют серьезно-назидательный характер: следуя принципу «prodesse et delectare», Логау не забывает о том, что «целью поэзии является... наставление в увлекательной форме», и что «цель поэта - учить, доставляя удовольствие».

Одной из центральных тем творчества поэта является критика мира (Weltkritik) и времени (Zeitkritik). Эпиграммы на данную тематику стоят между гномическими и сатирическими. Среди них собственно мирообличительные (weltkritische) эпиграммы, посвященные нравственной критике существующего порядка вещей и негативных явлений эпохи (4.4%), в качестве непременного компонента включают религиозное или моральное наставление. К этому же роду следует отнести и те эпиграммы, содержанием которых является обличительная сатира «ювеналовского» типа без явно выраженного дидактизма (9.9%). Тематический диапазон этих образцов включает антивоенные и патриотические мотивы; выпады против иноземного засилья и галломании; обличения упадка веры и нравов; гневные протесты против всеобщей меркантилизации; выступления в защиту угнетенного крестьянства; инвективы против сильных мира сего, и т.д. Тематикой более 200 эпиграмм является антипридворная критика (Hofkritik). Эпиграммы, посвященные критике мира и времени, при всей своей относительной немногочисленности (14.3%), занимают в творчестве Логау столь важное место, что поэт даже заслужил прозвание «неумолимого» (Unerbittliche), «строгого судии своего века».

В сатирических эпиграммах (35.5%) Логау разрабатывает ряд традиционных для эпиграмматики тем и выводит обширный каталог человеческих пороков. В соответствии с известным тезисом Марциала «parcere personis, dicere de vitiis» («щадить лица, обличать пороки» - лат.), в эпиграммах данного рода осмеиваются не столько конкретные лица, сколько обобщенные типы и олицетворенные пороки, обозначаемые говорящими именами с латинской или греческой этимологией. Множество метких наблюдений над современным человеком и его недостатками свидетельствует о Логау и как о выдающемся нравописателе своего времени. Вместе с тем, сатира не является в творчестве Логау самостоятельным направлением, но выступает в нем, согласно другому горациеву правилу - «ridentem dicere verum» («говорить правду, смеясь» - лат.), как средство нравственной проповеди, своего рода «отрицательное наставление», или еще одна грань критики и обличения мира с позиций религиозного миропонимания поэта.

Значительное число эпиграмм Логау, принадлежащих к различным классам, от гномических до сатирических, содержит религиозное наставление прямого или косвенного характера. Доля этих стихотворений, вместе с духовными эпиграммами, достигает 12.8% от всего объема книги, что подтверждает мнение о Логау как о «поэте-проповеднике». К дидактической поэзии принадлежат у Логау также посвятительные и панегирические эпиграммы (2.1%). Помимо этого, поэт является автором целого ряда эпиграмм игриво-галантного, эротико-гедонистического, застольного и шуточного содержания (2.7%), свидетельствующих о его принадлежности к антологической традиции.

По мнению ряда критиков, творчество Логау в полной мере является отражением его внутренней жизни и личного опыта: «его личность стоит за его поэзией». В этом поэт расходится с современной ему литературной традицией: «Поэтический опыт, как он понимается в наше время, имел минимальную - если имел вообще - важность в этот период. Большинство писателей той эпохи предпочитали опыту вымысел. Они отвергали опыт, даже если вымысел на нем основывался. Однако Логау наполняет весь свой труд субъективностью, не имеющей и отдаленного подобия в современной ему литературе». В особенности в автобиографических эпиграммах и эпиграммах на тему поэтического творчества Логау раскрывает перед читателем свой внутренний мир, в лирических стихотворениях обнаруживает «искренность чувств, подлинность переживаний и душевную глубину», в духовной лирике поражает высотой и строгостью своего религиозного мироощущения. Тем не менее, несмотря на нетипичность творчества Логау в данном аспекте в контексте немецкой литературы той эпохи, его книга может с полным правом как в формальном (риторические и стилистические приемы, жанровое мышление, ролевой подход), так и в содержательном отношении (метод заимствования материала, традиционность тем и мотивов) считаться эталонным произведением своего времени в жанре эпиграмматики и служить образцом для изучения последней, что подтверждают и названия трудов отдельных исследователей.

ТВОРЧЕСТВО ЛОГАУ В ОЦЕНКЕ ВЕКА БАРОККО И ЭПОХИ ПРОСВЕЩЕНИЯ

Традиционно считается, что книга Логау не встретила интереса у его современников, и к началу XVIII в. он был уже забыт. В подтверждение этого указывают, в частности, на отсутствие имени Логау в знаменитом «списке поэтов» Беньямина Нойкирха (1665-1729) в его предисловии к вышедшему в 1695 г. сборнику Христиана Гофмана фон Гофмансвальдау (1616-1679). Однако более сорока упоминаний о Логау в различных источниках на протяжении века, между выходом в свет прижизненного собрания эпиграмм и «открытием» поэта Лессингом в 1759 г., показывают, что поэт отнюдь не канул в небытие. Так, Ганс Якоб Кристоф фон Гриммельсгаузен (1621-1676) в главе XI книги VI своего «Симплициссимуса» (1671) сообщает: «...ибо я следовал совету Самуэля фон Голау в его виршах, когда он говорит: «Кто хочет врать, соври про даль! / Скачи туда, узнай, кто враль!»». Ошибка в имени поэта показывает, что писатель не знал оригинала и заимствовал двустишие из некоего стороннего источника, что было типично для такого полигистора, как Гриммельсгаузен. Не забыли Логау и в Силезии: к примеру, бреславльский стихотворец Генрих Мюльпфорт (1639-1681) в эпицедии Венцелю Шерферу фон Шерфенштайну (1674) упоминает Голау среди пребывающих в Элизии силезских поэтов. Поэт Даниэль Каспер фон Лоэнштейн (1635-1683) в панегирике в честь своего друга барона Бальтазара Фридриха фон Логау-Альтендорф, опубликованном в сборнике «Hyacinthen» (1680), вспоминает его отца. В 1697 г., по случаю рождения у Бальтазара Фридриха сына - Генриха Фридриха, его друг, поэт Христиан Грифиус (1649-1706), упомянул в поздравительном стихотворении о «поэтическом мастерстве Соломона фон Голау». Память о Логау была жива и у его потомков: так, силезский поэт Генрих Вильгельм фон Логау (1693 - после 1721) в предисловии к своему сборнику «Poetischer Zeitvertrieb» (1725) писал, что «следует прославленными стопами господина Соломона фон Голау, как своего родственника и знаменитейшего предшественника в немецкой поэзии, чей почтенный прах единственный способен придать значение его труду».

Эрдман Ноймайстер (1671-1756) ранее других ученых авторов назвал в своем компендиуме «De Poetis Germanicis» (1695) подлинное имя поэта. Фактически псевдоним Логау был раскрыт еще в 1685 г. в рукописном труде Иоганна Генриха Кунрада «Silesia togata», опубликованном, однако, лишь в 1706 г. Впрочем, настоящее имя Логау всегда было известно в бригском свете, в «Плодоносящем обществе» и в силезских литературных кругах. Так, в сборнике Квирина Кульмана (1651-1689) «Unsterbliche Sterblichkeit» (1668) была помещена эпитафия «Надгробие Соломона Голау, силезского Марциала», перепечатанная в новом издании книги (1671) уже под заглавием «Надгробие Фридриха фон Логау, силезского Марциала»:

Grab Friedrichs von Logawldes Schlesischen Martialens.
JCh bin aus derer Schaar/ die von der Wigen an
Mit aller Weißheit sich zuziren Reiß gethan:
Drum gab der Musen-Printz mir solche Himmels-Gaben
So kaum die Meisten halb/ja kaum nur eintzeln haben.

[«Из тех я, кто себя от самой колыбели / Украсить мудростью усердье возымели, / И дар небесный мне Водитель Муз послал - / Такой, каким никто досель не обладал».]

Книга эпиграмм Логау при жизни ее автора не удостоилась критической оценки со стороны ведущих литературных мэтров того времени. Первые скупые отклики на нее появились лишь четверть века спустя. Зигмунд фон Биркен (1626- 1681) первым из авторов немецких поэтик конца XVII в. упомянул в своем «Teutsche Rede-bind und Dicht-Kunst / oder Kurze Anweisung zur Teutschen Poesy» (1679) о «Самуэле фон Голау», поставив его на одну ступень с Марциалом и английским неолатинским эпиграмматистом Джоном Оуэном (1564-1622), что по тому времени было серьезной похвалой. Даниэль Георг Морхоф (1639-1691) в трактате «Unterricht von der Teutschen Sprache und Poesie» (1682) заметил, что «эпиграммы силезца Соломона фон Голау не испытывают недостатка в остроумии, но многие из них довольно тяжелы». Иоганн Готлиб Мейстер (11699) в поэтике «Unvorgreiffliche Gedancken Von Teutschen Epigrammatibus, Jn deutlichen Regeln und annehmlichen Exempeln» (1698) сообщил, что среди эпиграмм «Соломона фон Голау... или господина Фридриха фон Логау... большинство остроумны по замыслу, выразительны и благозвучны».

В эпоху Просвещения Иоганн Сигизмунд Йон в издании «Pamassi Silesiaci sive recensionis poetarum silesiacorum...» (1728) заметил, что эпиграммы Логау «не лишены изящества и остроумия» («Epigrammata leporibus suis et salibus non destituuntur»). Иоганн Генрих Цедлер (1706-1751) в XVIII томе своего «Universal-Lexicon aller Wissenschaften und Künste» (1738) отозвался о Логау как о «галантном поэте», издавшем «в 1638 году, под именем Соломона фон Голау, 3000 немецких эпиграмм, которые хотя и, в духе того времени, несколько грубоваты, однако являют собой приятную игру ума». Иоганн Христоф Готшед (1700-1766) сообщил в разделе «Von Sinngedichten, Grabund Überschriften» своего «Versuch einer Critischen Dichtkunst» (1742) о том, что «Зал фон Голау или, скорее, фон Логау выпустил в свет многочисленное собрание маленьких поэтических цветков».

Несмотря на перечисленные упоминания, по мнению такого авторитетного в то время литературного критика, как Готхольд Эфраим Лессинг (1729-1781), Логау к середине XVIII в. был «известен не далее чем по имени». Свидетельством «неизвестности» Логау, на взгляд Лессинга, было то, что даже выдающийся эпиграмматист начала XVIII в. Христиан Вернике (1661-1725) не знал никого, кто отважился бы написать целую книгу эпиграмм на одном из живых языков. «Мы могли бы, - говорит Лессинг, - привести длинный список критиков, преподавателей поэтики, собирателей ученых анекдотов, которые либо вовсе его [Логау. - М.H.] не помнят, либо припоминают, но с существенными ошибками». В своем критическом журнале «Briefe, die neueste Litteratur betreffend» (1759) Лессинг повторяет: «Наши новейшие критики и профессора поэтики едва упоминают его имя и ничего из него не цитируют». Образцы эпиграмм Логау, приведенные в поэтиках Мейстера и Йона, как считал Лессинг, являются лишь очевидным доказательством убогого вкуса их авторов и едва ли способны пробудить в читателе желание познакомиться с поэтом ближе. Таким образом, по мнению Лессинга, Логау не был оценен по заслугам, и, возможно, «пройди еще полстолетия, он бы так и погиб».

Одной из причин этого критик считал анонимный сборник «Воскрешенная поэзия С<оломона> ф<он> Г<олау>« (1702), издатель которого, Иоганн Адам Пленер, поместил в него, помимо Логау, произведения популярных в то время поэтов - Фридриха Рудольфа фон Каница (1654- 1699) и Иоганна фон Бессера (1654-1729), а также некоторые из своих собственных сочинений. Выбор стихотворений, вместе с изменениями, внесенными в тексты издателем, послужили основанием для острой критики Лессинга, заметившего, что эпиграммы Логау в издании 1702 г. «до такой степени удлинены, укорочены, переделаны, что утратили всю свою силу, тонкость, остроумие, точность выражения... а зачастую и смысл». По мнению Лессинга, именно на этом издании лежит вина за то, что Логау «еще глубже канул в забвение и отныне с полным основанием обречен быть погребенным вновь».

Таким виделось Лессингу создавшееся положение. Для того, чтобы его исправить, он предпринял собственное издание эпиграмм Логау.

ЛОГАУ В ИНТЕРПРЕТАЦИИ ЛЕССИНГА И РАМЛЕРА

Хотя мнение, что Лессинг и его соиздатель, берлинский поэт-одописец Карл Вильгельм Рамлер (1725-1798), спасли поэта от забвения, и считается «легендой, созданной историками литературы», тем не менее, честь открытия творчества Логау для широкой читательской аудитории, несомненно, принадлежит им. В 1759 г. Лессинг посвятил Логау три из своих «Писем о новейшей литературе» (№ 36, 43 и 44), в которых назвал его «одним из наших лучших старых поэтов» и «более, чем эпиграмматистом». Критик отмечает, что большая часть эпиграмм Логау - это нравственные сентенции, которые, благодаря их глубокому смыслу, следует причислить к «золотым изречениям, достойным того, чтобы быть запечатленными в памяти каждого». Особенное восхищение Лессинга вызвали его галантно-игривые стихотворения: «...почти каждая вещь, - говорит он, - это нечто изящное, наивное, нежное, а нередко и плутовское, и Логау предстает в них как наш немецкий Катулл, если не гораздо лучше». Одновременно с публикацией «Писем» Лессинг и Рамлер в мае того же года выпустили в свет свое издание избранных эпиграмм Логау.

Издание 1759 г. представляет собой плод целенаправленного труда его составителей по отбору и редактированию эпиграмм Логау. Прежде всего, издатели изменили композицию прижизненного издания, отказавшись от «Тысяч» и «Сотен» и разделив свой сборник на двенадцать «книг» и одно «Прибавление» с длинными сатирами, эпистолами и элегиями.

[…]

Л-ра: Известия РАН. Серия литературы и языка. – 2007. – № 2. – С. 39-53.

Биография

Произведения

Критика