Франц Фюман. Памятник
(По мотивам Альфреда Жарри)
Если бы нейтринолога Жирро, одного из немногих ученых, отобранных для участия в программе научного обмена между Либротеррой и Унитеррой, спросили о главном итоге его семидесятинедельной стажировки на Либротерре, этой чуждой половине мира, он бы ответил (правда, сразу же заметим, что никому и в голову не пришло задавать ему подобные вопросы):
- Я лучше понял нас самих!
Возможно, ответ был бы совсем иным, но, так или иначе, достоверно известен по крайней мере один случай, когда чужеродная Либротерра с такой наглядностью и убедительностью явила ему самую сущность отечественного общественного строя, что потрясенный Жирро записал в свой рабочий дневник: "Горный завод, созданный Марком Корнелиусом Ашером, воистину мог бы стать памятником Унитерре".
Есть в этой записи некоторая двусмысленность, прямо-таки постыдная для научного работника, тем более для авторитетного специалиста - ведь эдак можно подумать, будто Унитерра не воздвигла себе достойных памятников. Написать же следовало бы примерно так: в той мере, в какой архитектурное сооружение или иной объемно-пластический символ способен выразить сущность целой общественной системы, упомянутый завод мог бы стать памятником Унитерре. Ну да ладно. Завод М.К.Ашера строился как раз в то время, когда Жирро проходил свою стажировку и тем самым имел возможность проследить весь цикл работ от таинственного начального периода вплоть до пуска, что и сыграло решающую роль в появлении той дневниковой записи.
Ослепительно белый квадрат завода, своей монументальностью и цветом напоминавший пограничные укрепления Унитерры, стоял высоко в горах, на стыке растительной и ледниковой зоны, фундаментом сооружения служило плато из чистого кремния, а сам завод был как бы цельномонолитен - лишь два проема соединяли его с внешним миром, а именно обеспечивавший поступление сырья трубопровод, по которому с глетчера стекала чистейшая ледниковая вода, и впускавшие и выпускавшие рабочих ворота; впрочем, проход через эти единственные ворота был не особенно затруднителен, поэтому сравнение самого сооружения с целым государством, въезд и выезд из которого позволялся только избранным, допустимо лишь с немалой натяжкой. Но Жирро узрел в этих вратах еще и символ смены поколений, круговорота рождений и смерти. Пусть так. В остальном безукоризненно белые стены были абсолютно гладкими - ни швов, ни стыков, ни окон, ни дверей, ни дымовых, ни сточных труб, поэтому, как бы ни бурлило нутро завода, наружу не проникало ни звука. Подобно витавшему над ним року, завод оставался нем, загадочен, и при взгляде на него казалось, что он ничуть не моложе окружавших его древних горных хребтов.
Завод был в своем роде уникален; он, собственно, ничего не производил, точнее говоря - не выпускал никакой иной продукции, кроме, так сказать, материального субстрата некой новой физики. По выражению Жирро, завод реализовывал определенные физические законы в той сфере, где естественным образом они действовать не могли. Это походило на идею подчинить биологию млекопитающих законам жизнедеятельности мхов, для чего, однако, необходима не только новая ботаника, но и новые млекопитающие. Нет, пожалуй, никакая аналогия здесь не поможет. Впрочем, главное - есть завод, и этот завод работает.
Его создатель Марк Корнелиус Ашер Второй, единственный отпрыск легендарного на Либротерре короля игровых автоматов Марка Корнелиуса Ашера Первого, с самого раннего детства буквально помешался на механике (едва ли еще не в младенчестве его поразила и целиком захватила мысль о том, что столь завораживающая и на первый взгляд сумбурная толчея разноцветных стальных или костяных шариков в игровых автоматах отцовских казино на самом деле вполне поддается точному расчету); законы кинематики стали для него, так сказать, открытой книгой уже тогда, когда он еще не научился толком ни читать, ни писать. Не было такой игры, которой малыш не сумел бы рассчитать, более того - расчеты увлекали его куда сильнее, чем сама игра; верный своим детским увлечениям, десятилетний Марк, которого все вокруг уже величали Марком Корнелиусом Ашером Вторым, последовал рекомендации руководства концерна игровых автоматов, а также советам наставников-учителей и занялся физикой; будучи владельцем персонального ускорителя элементарных частиц, он особенно заинтересовался физикой микромира. Однако, познакомившись с тем, что там творилось, он был страшно потрясен и донельзя возмущен, отчего и пробудилась в нем непреклонная решимость переделать этот самый микромир.
А больше всего возмутило Марка утверждение физиков, будто для элементарной частицы нельзя одновременно определить и местонахождение, и количество движения, чем ограничивалась возможность применения в микромире законов его любимой механики. С этим он смириться не мог. Ему объясняли, что таково непреложное устройство микромира, отразившееся в "принципе неопределенности Гейзенберга", однако все объяснения лишь еще более укрепляли решимость Марка покончить с подобной неразберихой. Кто, в конце концов, определяет законы - природа или человек? И даже если до сих пор законы диктовала природа, разве ее диктат вечен? Разве он повсеместен? Тем паче если речь идет о наисокровеннейшей сердцевине вещества, о наиглубочайших недрах атомного ядра! Нет, нет и нет, Марк Корнелиус Ашер Второй, убежденность которого зиждилась не столько на доказательной силе логики, сколько на несгибаемой силе воли, твердо веровал в то, что даже в хаосе первопростейших частиц (каковыми пока что окончательно признаны пудинги - составные элементы кварков) творческие потенции человека смогут заявить о себе и навести порядок среди бессмысленной сутолоки примитивных корпускул, причем такой порядок, который поддается строгому расчету по всем законам механики.
- Так кто же диктует законы, человек или пудинг? - воскликнул он на очередной лекции и принялся швырять в профессора пакетики с порошком для приготовления пудинга, а студенческая аудитория при этом одобрительно кричала: "Долой профессора пудинговых наук!"
Собравшись с духом, ректор пожаловался; Марк Корнелиус Ашер Первый лишь задумчиво покачал головой. Механика микромира? Да ведь это открывает небывалые возможности. Абсолютно новый рынок спроса и предложений электронный микроскоп каждой семье, захватывающие игры на его телеэкране: нейтронные салочки, электронная расшибалка, мезонный бильярд, протонный карамболь - и все это внутри кристаллической решетки атома! Он забрал сына из университета и предоставил ему полную свободу для занятий "микромеханикой", как Марк Корнелиус Ашер Второй нарек свою теорию. Будучи весьма простой по сути, ибо все гениальное просто, она отметала любую попытку опровержения. И впрямь, ведь даже если в микромире законы механики не наличествуют как потенция, то уж хотя бы как латенция, то есть предпосылка возможности, иначе механика вообще не могла бы стать реальностью микромира, где действие ее законов бесспорно. Значит, все дело лишь в том, чтобы сгустить латенцию до состояния потенции, для чего в качестве организующей этот процесс силы предлагалось использовать доселе неслыханное давление; разумеется, тут понадобится гипербарический котел с достаточно прочными стенками, но эта прочность поддается расчету, а то, что поддается расчету, можно сконструировать, в свою очередь сконструированное можно изготовить - следовательно, теория микромеханики доказана.
Воистину гениально и просто! Марк Корнелиус Первый уже потирал руки в предвкушении грандиозных финансовых успехов, однако тут произошел, как говорится, роковой поворот событий: по никому не ведомым причинам Марк Корнелиус Младший неожиданно сделался моралистом. Собираясь подчинить атомную физику законам микромеханики, он считал, что последняя должна руководствоваться нормами морали, и отказывался приспосабливать свое детище к потребам рыночной конъюнктуры.
Жирро усматривал в обнаружившейся склонности Марка Корнелиуса Ашера Второго к морализму следствие пережитого негодования по поводу того, что где-то его любимой механике отказывают в праве на существование. Психоаналитики твердили об анально-садистской фазе, переживаемой якобы с большим запозданием и поэтому вытесняемой с таким ригоризмом; их умозаключения, чем-то близкие к объяснениям Жирро, преимущественно базировались на частом употреблении в теории микромеханики, а точнее, в ее, так сказать, этическом обосновании таких понятий, как "чистота", "шлаки" и "очистка". Существовали и иные гипотезы, но все они казались неудовлетворительными, особенно Марку Корнелиусу Старшему, королю игровых автоматов, который не без причин опасался, что сынок доведет свою теорию до абсурда. Мало того, что Марк Корнелиус Младший занялся изданием трактатов (на Либротерре это доступно вообще любому, кто пожелает), он еще и писал в них, что дарует миру свою микромеханику, дабы "осуществить перевод тех или иных субстанций из сырьевого состояния в рафинированное", "вернуть их к чистому бытию", "предоставить им возможность подлинного самоосуществления", - и все это ради того, чтобы "поднять природу на более высокую ступень". Да мало ли еще каких фантазий не насочиняет этот свежеиспеченный моралист, а говоря попросту - маньяк? Отец нанял лучших экспертов по психоанализу; те по всем правилам искусства принялись выведывать у пациента его сновидения, но услышали в ответ, что ему вообще ничего не снится. И это отнюдь не было ложью во спасение. Всю силу воображения Марка Корнелиуса Второго поглощали его дневные грезы, его неотвязные думы о том, как преобразить натуру путем микромеханической реорганизации различных субстанций, которую он собирался производить поточным методом: сначала реорганизуется гелий, затем водород, следом литий и так далее вплоть до бикиникия (атомный номер - 169).
Марк Корнелиус Младший грезил мыслями или мыслил грезами о пересотворении земли, о ее возвеличивании до высот подлинного самоосуществления, а поскольку мечты его улетали из прокопченного города к заснеженным горным вершинам, то и мысль вырывалась из умозрительных схем, обретая чувственную конкретность. Вода из высокогорных, глетчерных родников! Он был одержим идеей сделать ее своим исходным, первичным сырьем. Слияние мысли и грезы привело к тому, что однажды утром ему привиделась микромеханически организованная вода в ее инобытной реальности - то есть абсолютно чистая. Эта привидевшаяся, не существовавшая до сих пор вода и послужила могущественным источником его вдохновения. Но пока приходилось довольствоваться наличной водой; подобно тому как дитя внезапно открывает, что множество вещей вокруг имеет форму шара, так и Марк Корнелиус Младший неожиданно открыл для себя многообразие влажной стихии - он карабкался по скальной крутизне к истокам горных ручьев, носился голым под проливным дождем, собирал снежные хлопья и обрывал лохмы облаков; вода же благодарила его по-своему - капля росы, что вроде лупы увеличила сеть прожилок на листке, подсказала конструктивный принцип центрального трансформационного агрегата для будущего завода, а отражение в луже, перевернувшее мир вверх ногами, натолкнуло ученого на гениальную мысль не поднимать ввысь, а свесить вниз обе заводские трубы, что позволяло экономить энергию за счет силы тяжести (этот принцип был впоследствии заимствован многими промышленными предприятиями). Он начал изучать научно-философские трактаты о воде и, разумеется, не мог пройти мимо Фалеса Милетского, утверждавшего, что вода - источник всего сущего на свете; в этом учении Марк Корнелиус Младший обрел для себя надежную философскую опору, дававшую ему силы отражать натиск полчищ психоаналитиков, насылаемых папашей. Кое-кого из них ему даже удалось обратить в собственную веру, благодаря чему возникла так называемая психогомеопатия.
Противостоя этому напору, Марк Корнелиус Младший хранил свой замысел сначала в голове, затем перенес его на бумагу, однако положил черновые записи в надежный платиновый сейф (подарок концерна к двенадцатилетию Марка), и тут Марк Корнелиус Старший скончался (не желая отказываться от затеи с электронным бильярдом, он взорвался при неудачном опыте; ходили слухи, будто взрыв подстроен сынком в отместку папаше, однако только конкурентами могли распространяться столь гнусные инсинуации), так и не успев объявить своего сына умалишенным; теперь Марк Корнелиус Второй оказался единственным наследником несметного состояния, он пребывал в расцвете лет и духовных сил и мог приступить к осуществлению мечты всей своей жизни. Пусть его замысел кажется сумасшедшим, это никого не касается; главное, что со стороны стройнадзора никаких возражений нет, земельный участок, включая горы, принадлежал наследнику, а других ограничений на Либротерре не существует. Строительные фирмы буквально дрались за подряд; кроме того, они видели тут возможность безо всякого риска опробовать новые технологии; по мере того как рос завод, все громче становилась и молва о нем, а поскольку заказчик отмалчивался, пресса подогревала интерес читателей сенсационными заголовками. "Вода превращается в нефть?" - спрашивала, например, одна из крупнейших либротеррианских газет. "Игорные притоны под ледниками?" - вторила ей конкурентка.
Жирро присутствовал на незабываемой торжественной закладке "первого камня", которым оказался... пудинг; инициирующий мысленный импульс взорвал устройство из восьми водородных бомб, но детонационная энергия загнала этот пудинг в коренные породы, и присутствующие ничего, собственно, и не заметили.
Проект был грандиозен даже при либротеррианском размахе; один лишь гипербарический котел, обеспечивающий сверхвысокое давление (а оно потребно, чтобы сгустить латенцию, если таковая существует, до состояния потенции), насчитывал в поперечнике около двух километров при емкости не более полуметра - подобное соотношение объяснялось необходимостью противостоять колоссальным внутренним силам, способным разнести и саму гору, на которой был воздвигнут завод. Обе двухсотдвадцатиметровые заводские трубы свисали в десятикратно больший по своему диаметру котлован; из бриллианта величиной с голову ребенка была изготовлена шестерня для сердечника трансформационного агрегата - ленты Мебиуса из чистейшего золота, по которой первичное сырье, то есть ледниково-родниковая вода, поступало в гипербарический котел, чтобы выйти оттуда уже микромеханически организованным. Но самым сложным во всем этом комплексе была очистная система, представлявшая собой сооруженный на глетчере и горных склонах каскад физико-биохимической фильтрации; посередке - пардон, следует сказать "в центре" котла находился антиматериальный сепаратор, а именно сосуд с антиводой, которая хотя и не могла соприкасаться с очищаемой водой, однако, по замыслу ученого, играла ключевую, катализирующую роль при преобразовании латенции в потенцию.
На сооружение этого чуда современной техники, этого монумента человеческому упорству, понадобилось шестьдесят недель, то есть даже больше, чем на создание искусственного солнца, однако каждый день из этих шестидесяти недель являл любопытствующим взорам поистине захватывающее зрелище, тем более что строительная площадка не была огорожена, поэтому Жирро буквально разрывался между желанием добросовестно выполнить программу стажировки (тема работ - "Доказательства практической невозможности доказать существование теоретически несуществующего типа нейтрино") и неукротимой тягой, которая заставляла его каждодневно по нескольку часов простаивать в толпе зевак. Но ведь разве увидишь у себя, на Унитерре, использующиеся в скальных породах грейдеры размером с карманный фонарик? А лунные рефлекторы? А клейкогазовые транспортные средства?
Но, как уже было сказано, удивлялась и сама Либротерра; поезда привозили столько желающих поглазеть на строительство, что на время пересменки приходилось ограничивать доступ посторонних, чтобы не перегружать пассажирско-транспортные потоки. Тогда туристические компании быстро проложили сюда параллельные линии, и, уж разумеется, тут постоянно парили ЛЕТОТЕЛИ, летающие отели, которые при скромных командировочных Жирро были ему совершенно не по карману. Более всего поражала устойчивость и продолжительность ажиотажа, не ослабевавшего на протяжении почти пяти кварталов, хотя только фармацевтическая мода сменилась за это же время целых семь раз; впрочем, оно и понятно, ведь даже в день торжественного пуска завода о его промышленном назначении было известно лишь то, что с исходным сырьем, а именно самой обыкновенной водой, под воздействием так называемой микромеханики произойдет какое-то несусветное превращение; при этом по-прежнему оставалось секретом, во что же, собственно, превратится сия вода. Правда, Марк Корнелиус Ашер Младший без устали твердил о новоорганизованной природе, о переходе на более высокую ступень истинной самореализации первоэлементов, однако не желал давать никаких более конкретных разъяснений. Подстегиваемые прессой слухи делались все невероятнее; одна предприимчивая букмекерская контора монополизировала право на проведение тотализатора, который принимал ставки-прогнозы относительно предполагаемой продукции горного завода; возникла и тут же раскололась на враждующие группировки секта "механософов"; в определенных теологических кругах иронизировали по поводу массового возврата к давно уже, казалось бы, изжитому кеплеровскому суеверию, среди же математиков поговаривали о новом чуде, вроде того, что некогда произошло в Кане Галилейской.
Жирро этих намеков не понимал, а спрашивать стеснялся, чтобы сызнова не попасть впросак. Дело в том, что он предложил было проверить микромеханическую гипотезу М.К.Ашера математически, с помощью симуляционной модели, заложенной в компьютер, - тогда можно легко убедиться в возможности реализовать проект, однако в ответ собеседники лишь сочувственно качали головами, а один из них ехидно поинтересовался: разве промышленность финансировала заказ на подобную научную проверку? Нет? То-то и оно!
От эдаких уроков у Жирро прямо-таки опускались руки: Либротерра с ее парадоксами, например поразительным сочетанием размаха и ограниченности, казалась ему умонепостижимой; он никак не мог нащупать опорных точек, которые позволили бы ему сориентироваться; там, где Жирро рассчитывал встретить одобрение и поддержку, он наталкивался на иронию; вновь и вновь он убеждался в том, что собственные мысли и мысли его либротеррианских коллег расходились, словно две прямые, ухитряясь, однако, нигде не пересечься, поэтому он так и тосковал по привычной однолинейности родной Унитерры. Отменная организованность, четкая управляемость, полная предсказуемость - вот что отличало ее!
Наибольшее недоумение вызывала у Жирро либротеррианская промышленность, которой, с одной стороны, никто не препятствовал браться за самые никчемные прожекты, даже чем никчемнее прожект, тем лучше, лишь бы вкладывались деньги (крупнейшие газеты Либротерры величали М.К.Ашера Младшего "реаниматором экономической конъюнктуры", а профсоюзная печать и вовсе предложила воздвигнуть ему прижизненный памятник, причем 872 безработных скульптора в тот же день прислали свои эскизы); с другой стороны, либротеррианская промышленность добивалась столь грандиозных технических достижений, что у Жирро буквально захватывало дух, особенно если он сравнивал их с индустриальной отсталостью Унитерры. Скажем, тут имелись летающие отели, или, как их здесь называли, "Летотели", и монтировали их всего за восемь часов, а главное, никто этому не удивлялся, что, пожалуй, и казалось самым удивительным. Жирро из-за этого очень переживал, он стыдился за свою страну, особенно после того, как познакомился с комфортабельными поездами, доставляющими людей к горному заводу (обнаружив, что мягкость сиденья регулируется по желанию пассажира, он решил, будто попал в вагон для каких-то высокопоставленных персон, и даже принялся искать другой вагон); дело дошло до того, что от крайнего огорчения Жирро ударил по лицу своего либротеррианского коллегу, когда тот позволил себе пошутить о дорогах Унитерры; впрочем, этот поступок заслужил безоговорочное одобрение новоаккредитованного атташе по микромеханике при посольстве Унитерры на Либротерре. "Геройский поступок во славу любимой отчизны!", "Враждебной выходке дан достойный отпор!", "Деятели отечественной науки с честью выдерживают суровы испытания!" - вот какими заголовками отметили это событие унитеррианские газеты, опубликовавшие также многочисленные читательские письма, где все единодушно заверяли, что они гордятся званием гражданина такой страны, которая дала миру таких ученых, как Жирро. Атташе по микромеханике составил для правительства специальный доклад о случившемся, где приписал патриотический порыв Жирро своей воспитательной работе, якобы настойчиво проводившейся им, атташе, за что и получил вскоре дипломатический чин старшего атташе. А ведь ко времени того происшествия он состоял в своей должности всего третий день; узнав о повышении этого дипломата в чине, Жирро впервые почувствовал склонность к цинизму.
На торжественный пуск горного завода (входные билеты в виде акций продавались по бешеным спекулятивным ценам) старший атташе по микромеханике со всеми своими двенадцатью сотрудниками был приглашен лично Марком Корнелиусом Атером; дипломат настоял на том, чтобы в число сопровождающих включили и Жирро; когда граждане Унитерры вышли из спецпоезда и взглянули вниз на возвышающийся на фоне ледников завод, который и в этот торжественный день не был украшен ни флагами, ни транспарантами, ни венками - даже дымок не вился над ослепительно белым квадратом на серебристом кремниевом плато, - старший атташе по микромеханике высказался в том духе, что вот, дескать, где можно увидеть истинный символ антигуманной сущности Либротерры, ее исторической обреченности. Он не сказал почему, но все согласно кивнули.
- Загнивают, - проговорил дипломат. Жирро поддакнул, и вскоре ворота за ними закрылись.
Торжества по случаю пуска завода, все еще окруженного атмосферой таинственности (наиболее крупные ставки, принятые на тотализаторе, выглядели так: один к полутора ставили те, кто предполагал, что завод будет выпускать нефть, один к двум - золото, один к пяти - плутоний, один к восемнадцати - консервированную кровь, один к восемнадцати с половиной искусственные удобрения, ставки на неудачу проекта вообще не принимались), начались с выступления Марка Корнелиуса Ашера Второго.
Весь в черном, с подобием нимба, поблескивающим вокруг головы, стоял он на скромном подеста из платины.
Он знает, задумчиво начал Марк Корнелиус Ашер Второй, и его манера говорить выдавала человека, научившегося молчать, пока мысль не созреет, он знает, с каким нетерпением все человечество по эту и по ту сторону разделяющей мир границы (тут последовал легкий поклон в сторону представителей Унитерры, на который те единодушно ответили смущенными улыбками) ожидало сегодняшнего триумфа микромеханики, призванной возвысить очищением хаос дикой природы до высот сущностной организованности. Он знает также, продолжил М.К.Ашер после паузы, во время которой его взгляд, а следом и взгляды гостей, медленно обошел цех, чей интерьер как нельзя лучше соответствовал наружному виду: ряды ослепительно белых квадратов и кубов, все технологическое оборудование скрыто облицовкой, не заметно ни аппаратуры, ни механизмов, ни гипербарического котла с отводами к висячим трубам, нет ни окон, ни дверей - кругом лишь матовый, рассеянный, не дающий тени свет; трансформационный агрегат также скрыт облицовкой, только бриллиантовая шестерня просвечивала сквозь золотую ленту Мебиуса, - итак, он знает, что определенные круги недоброжелателей (М.К.Ашер повысил голос, и тотчас вокруг послышался возмущенный ропот, воспринятый им с явным одобрением) объявили его сумасбродом, а то и шарлатаном, который якобы безответственно прожектерствует, не заботясь о возможности сделать эти фантазии реальностью, поэтому он (тут М.К.Ашер поднял руку, чтобы утихомирить возмущенный ропот, переходящий в гневный гул) прибег к надежному средству заткнуть рты этим недоброжелателям. Вот здесь, в сейфе (М.К.Ашер топнул ногой по подесту), хранится точное предсказание того, что произойдет благодаря микромеханике (в этот миг включился прожектор; его луч, высветив стены завода и скалу, обнаружил глубоко в гранитной толще источник, струе которого предстояло по воле человека пройти через каскад фильтров и выйти из заслонки перед лентой Мебиуса) с водой, с обычной чистой водой, точнее, с тем, что считалось таковой, ибо только теперь она достигнет высочайшей степени внутренней организованности и чистоты.
С этими словами он поднял заслонку (причем вновь лишь телекинетическим усилием мысли), и тут второй прожектор высветил недра горного завода, где в зеленоватом пламени плазмы забурлила абсолютно черная антивода, а очищаемая вода загудела и заклокотала в гипербарическом котле, затем на глазах у изумленной публики из висячих труб повалил пурпурный дым, который своею тягой поднял давление в котле и довел его до необходимого уровня; тогда-то Жирро и заметил, с каким самозабвением загляделся М.К.Ашер на клокочущую воду; казалось, своим внутренним оком он прозревает метаморфозы, происходящие под действием той нагнетательно-организующей силы, что выстраивает строго заданным образом атомы в каждой молекуле, ионы в атоме, кварки в ионе, пудинги в кварке: начался карамболь с бильярдными микрошарами, предрешенный на века вперед.
И, прозрев своим внутренним оком эту совершеннейшую организованность как высшую степень чистоты, Марк Корнелиус Ашер Второй развернул поднявшийся к нему из подеста пергаментный свиток и объявил, что сей составленный шестьдесят недель тому назад и нотариально заверенный текст содержит точные предсказания всего, что произойдет с ледниковой водой от ее поступления в трансформационный агрегат (во время его речи на стены цеха проецировались фрагменты текста с подробным описанием всего того, чему потрясенной свидетельницей была и продолжала оставаться притихшая толпа; указывалась даже такая деталь, как пурпурный цвет дыма из висячих труб), а тем временем организованная вода медленно, размеренно, торжественно, как бы с неким особым достоинством поднялась по ленте Мебиуса; Марк Корнелиус Ашер Второй, нимб над которым разгорался все величественнее и уже сиял так, будто вобрал в себя свет из всего помещения, шагнул к резервуару под прозрачным выводным патрубком трансформационного агрегата, куда медленно приближалась очищенная вода, и, собственноручно открывая вентиль, провозгласил слова, тут же запылавшие на стене черными огненными буквами:
Да здравствует организация! Да будет чистота! Да настанет эра истинной Вселенной!
Между тем на дне резервуара начал появляться конечный продукт, бурление в котле перешло в органный гул, тогда освещенный ярким светом Марк Корнелиус Ашер воздел одну руку к зениту, а другой рукой указал на резервуар и неожиданно будничным, спокойным голосом, словно речь идет о самых обыкновенных вещах, сообщил, что единственно за счет организации материи, ее четкого, поддающегося точному расчету регулирования и абсолютно без каких-либо иных ухищрений микромеханике удалось превратить считавшуюся ранее чистой воду в подлинно чистую субстанцию, открыв ее истинную сокровенную сущность (в резервуаре поднималась клокочущая, отдающая застойным, гнилостным запахом серая, мутная жижа) - быть свободной от какого-либо чужеродного произвола и абсолютно непригодной для питья или иных человеческих нужд.
Произведения
Критика
Поделиться