Л. Толстой и К. Бальмонт
А.И. Шифман
Среди неопубликованных материалов архива Л. Н. Толстого имеются и известные письма и стихотворения К. Д. Бальмонта, адресованные Толстому в 1900-1902 годах.
Письмам поэта предшествовали две его личные встречи с Толстым в Крыму. В одной из них участвовали также М. Горький и А. П. Чехов. К сожалению, об этих встречах знаем очень мало. В известных воспоминаниях Горького о Толстом приводится только его отзыв о стихах Бальмонта, но ничего не говорится о встречах поэта с великим писателем. А. П. Чехов воспоминаний не оставил. Толстой же в это время, из-за болезни, дневника почти не вел и никому о встречах с Бальмонтом не писал.
Сохранившиеся письма Бальмонта к Толстому, а также некоторые достоверные свидетельства лиц, находившихся в это время в Гаспре, позволяют, одако, пролить свет на еще остающийся в тени интересный историко-литературный эпизод. Сведения о непосредственном общении Толстого с одним из выдающихся представителей русского декадентства и высказанные им при этом суждения имеют большое значение для характеристики эстетических воззрений писателя в последний период его жизни. Интересны они и для характеристики еще далеко не проясненного творческого пути К. Бальмонта.
1
Лев Толстой находился в Гаспре, в имении графини С. В. Паниной, с 8 сентября 1901 года по 25 июня 1902 года. Его поездка в Крым была вызвана необходимостью восстановить здоровье после тяжелой болезни, перенесенной им весной и летом 1901 года.
А. П. Чехов жил в эти дни в Ялте, где лечился после недавнего обострения легочного процесса.
М. Горький приехал в Крым после заточения в Нижегородской тюрьме, где его здоровье было сильно подорвано. Одним из поводов его поездки была также соблазнительная возможность близко общаться с Чеховым и Толстым. Звавший его сюда Чехов прямо писал: «...Лев Николаевич заметно скучает без людей, мы бы навещали его».
К. Д. Бальмонт приехал той же осенью в Крым после того, как был подвергнут обыску и административной высылке из Петербурга за прочтение на публичном вечере антиправительственных стихов, в том числе знаменитого стихотворения «То было в Турции», содержавшего замаскированный протест против избиения студентов у Казанского собора 4 марта 1901 года. Как известно, в этой демонстрации участвовал и Горький, который затем подписал знаменитое «Письмо русских писателей в редакции газет и журналов», содержавшее резкий протест против насилий над демонстрантами. К этому письму присоединился и Бальмонт. Толстой также публично выразил протест против этого произвола царских властей, демонстративно направив приветственное письмо члену Государственного совета генерал-лейтенанту Л. Д. Вяземскому, который на Казанской площади защищал демонстрантов от полиции и получил за это «высочайший» выговор и был выслан из Петербурга. Под этим письмом подписались многие писатели и другие деятели культуры.
Таким образом, встреча четырех писателей осенью 1901 года в Крыму не была обычной курортной встречей. Крым в эту осень оказался тем местом, где каждый из них приходил в себя после тяжелых личных потрясений и острых столкновений с реакцией. Преддверие первой русской революции, душная атмосфера предгрозовых лет наложили на эту встречу дополнительный отпечаток серьезности и значительности. Это явственно прослеживается и по письмам писателей тех дней, и по их беседам, которые Горький блестяще воспроизвел в очерке «Лев Толстой». «Дьявольски интересен и талантлив этот нейрастеник. Настраиваю его на демократический лад...».
Горький и Чехов проявили к гонимому поэту искреннее дружелюбие. Именно поэтому, вероятно, они в один из ближайших дней отправились в Гаспру, в гости к Л. Н. Толстому, совместно. Это было 13 ноября 1901 года.
О том, как проходила встреча и беседа четырех писателей, сохранился ряд малоизвестных свидетельств, в том числе дневниковые записи жены и зятя Толстого — С. А. Толстой и М. С. Сухотина. М. С. Сухотин записал в дневнике: «Три писателя были сегодня: Чехов, Горький, Бальмонт. Разговор долго шел с натужинкой. Было похоже на то, что молодые писатели приехали к мэтру засвидетельствовать свое почтение, но что у них с ним общего мало и что они на него смотрят снисходительно, уважая в нем прошлое, но воображая, что их настоящее ушло вперед».
В этой записи обращает на себя внимание недружелюбный тон ее автора по отношению к писателям. Но следует помнить, что М. С. Сухотин, при всей его либеральности, был крупным помещиком, впоследствии членом Государственной думы, октябристом. Разумеется, он по-своему воспринял и описал визит молодых, опальных писателей к Толстому.
О Бальмонте М. С. Сухотин записал так: «Бальмонт все молчал и конфузился. Лицом похож на портреты каких-то Филиппов испанских. Тоже за что-то из Петербурга выслан. Вероятно, за стихотворение, которое начинается так:
То было в Турции, где совесть вещь пустая,
Где царствуют кулак, нагайка, ятаган,
Два-три нуля, четыре негодяя
И глупый маленький султан».
Судя по этому и другим свидетельствам, Бальмонт в этот свой первый вечер у Толстого стихов не читал. Мало участвовал он и в разговоре о политических событиях в России, которые, как записал М. С. Сухотин, были темой горячей беседы писателей. Прощаясь, Толстой пригласил своих молодых друзей почаще навещать его.
2
Через неделю, 22 ноября, Бальмонт снова посетил Толстого — на этот раз один — и провел у него целый вечер. С. А. Толстая писала об этом старшему сыну — Сергею Львовичу 25 ноября 1901 года: «Был опять Бальмонт и больше мне понравился тем, что он очень образован и начитан. Декламировал свои стихи, за которые его выслали».
М. С. Сухотин записал об этом посещении так: «На днях опять был Бальмонт. Его испанистая наружность гармонирует с его занятиями: он занят Кальдероном. Немножко странен. Говорят, пьет. Рассказывал, за что и как был выслан из Петербурга (на два года с воспрещением въезжать в университетские города). На каком-то литературном вечере, после избиения на Казанской площади, прочел вместо значившегося в афишах стихотворения — стихотворение „Опричники"; на бис — „Сквозь строй"; еще на бис „То было в Турции". Гром рукоплесканий. Но в зале были и консерваторы. В числе их какие-то генералы. Во время перерыва человек 15 потребовали, чтобы полицейский офицер составил протокол. Затем был обыск у Бальмонта (нашли только адрес Вяземскому). Затем он был вызван к Пирамидову (начальник охраны, который был недавно убит флагштоком в присутствии царской фамилии). А затем — фьють, — как говаривал Щедрин».
Здесь уместно напомнить, что стихотворение К. Бальмонта «То было в Турции» распространялось нелегально, как острая сатира на самодержавие и лично царя. В конце мая 1901 года В. И. Ленин направил это стихотворение (без зания имени автора) для опубликования в пятом номере «Искры» со следующей собственноручной припиской: «Приводим два ходящие по рукам стихотворения, характеризующие общественное настроение». Стихотворение Бальмонта не было напечатано, но в архиве «Искры» оно сохранилось.
Кроме антиправительственных стихотворений, Бальмонт читал Толстому и свои символистские произведения, в частности знаменитое стихотворение «Аромат Солнца». Оно Толстому решительно не понравилось, о чем он тут же сказал поэту. Бальмонт впоследствии рассказал об этом так: «Лет пять тому назад с половиной был я в Крыму в гостях у Льва Николаевича Толстого. Великий старик незабываемо-ласковым голосом говорил, подтрунивая: „А вы все декадентские стихи пишете? Нехорошо, нехорошо”. И попросил меня что-нибудь прочесть, ему прочел „Аромат Солнца", а он, тихонько покачиваясь на кресле, беззвучно посмеивался и приговаривал: „Ах, какой вздор! Аромат Солнца! Ах, какой вздор!" Я ему с почтительной иронией напомнил, что в его собственных картинах весеннего леса и утра звуки перемешиваются с ароматами и светами. Он несколько принял мой аргумент, и попросил меня прочесть еще что-нибудь. Я прочел ему: Я - в стране, что вечно в белое одета". Лев Толстой притворился, что и это стихотворение ему совершенно не нравится. Но оно произвело на него впечатление, он совершенно другим тоном сказал: „Да кто Вы собственно такой? Расскажите мне, кто Вы?" Он, кажется, любит такие вопросы предлагать посетителям. На меня мгновенно напало состояние художественного синтеза, и я, в десять или пятнадцать минут, с великим доверием, рассказал ему всю свою жизнь, в главных ее этапах. Отдельные вопросы и переспросы, которыми он изредка перебивал мой торопливый рассказ, показывали мне, как он слушает. Быть может никогда в моей жизни ни один человек так не слушал меня. За одну эту способность — так припадать душой к чужой, чуждой душе можно бесконечно полюбить Льва Толстого, я его люблю. От всего этого свиданья с ним, длившегося несколько часов, у меня осталось единственное по ласковости очаровательное впечатление, и вот сейчас, — через мглу годов, вспоминая этот ласковый крымский вечер, я чувствую в душе детскую радость, детски-сладостную признательность к Льву Толстому за каждое слово и движение. А „Аромат Солнца" он все-таки не понял, как, при всей своей безмерной чуткости и при всем своем творческом гении, целого множества поколений он не понимает».
4
Визиты Бальмонта, чтение им своих стихов были, вероятно, причиной того, что в описываемое время поэзия главы символистов была частой темой разговоров в доме Льва Николаевича. Горький передает слова Толстого, сказанные в эти дни Суллержицкому по поводу стихов Бальмонта: «Это, Левушка, не стихи, а шарлатанство, а „ерундистика", как говорили в средине века, бессмысленное плетение слов. Поэзия — безыскусственна; когда Фет писал:
... не знаю сам, что буду Петь,
но только песня зреет, —
он выразил настоящее, народное чувство поэзии. Мужик тоже не знает, что поет, — ох, да-ой, да-эй — а выходит настоящая песня, прямо из души, как птицы. Эти ваши новые все выдумывают».
Отрицательное отношение Толстого к декадентской поэзии подтверждают и присутствовавшие при его встречах с Бальмонтом крымские врачи И.Н. Альтшуллер и К. В. Волков.
В недавно опубликованном дневнике И. Н. Альтшуллера мы находим такое описание беседы Толстого с Бальмонтом: «На днях был Бальмонт, читал стихотворение „Аромат солнца". Толстой не мог не расхохотаться и сказал ему, что это„нелепость и чепуха". „Вот у вас есть рифмы хорошие, что бы вам смыслу и прибавить?" В разговоре сказал, что „декадентов нужно вон из литературы, если в ком много есть такого, что необходимо прочитать, чтобы тратить время на это настоящее произведение — это то, которое автор не может не написать, а остальное все — вымученное"».
Один из разговоров Толстого этих дней о декадентской поэзии описал и вр К. В. Волков. По его словам, Лев Николаевич «не мало издевался над современными декадентами и модернистами вообще. Противопоставляя декадентам русское классичем наследие, Толстой, по словам К. В. Волкова, сказал: «Они (новые поэты, все говорят, что пошли дальше Пушкина и Лермонтова. Но пусть они снача докажут, что умеют писать не хуже Лермонтова, тогда я за ними признаю право писать по-ихнему. Но этого никто из них не доказал и не сможет доказать».
Резкие суждения Толстого о декадентской поэзии и о его, Бальмонта, стихах не обескуражили поэта. Вскоре после отъезда из Крыма он послал Толстому несколько своих книг, два письма и ряд новых стихотворений.
Л-ра: Русская литература. – 1970. - № 3. – С. 118-125.
Произведения
Критика
