Виктор Каган. Интервью с писателем

Виктор Ефимович Каган — психотерапевт, психолог, докт. мед. наук (Россия), M.D., Ph. D. (USA), автор многих статей и более 30 книг в российской и зарубежной печати. Член Независимой Психиатрической Ассоциации России, почётный член Восточно-Европейской Ассоциации Экзистенциальной Терапии, преподаватель Института Гуманистической и Экзистенциальной Психотерапии (Литва). Стихи, проза, публицистика публикуются в российской и зарубежной бумажной и сетевой периодике. Десять поэтических книг в России и США. Дипломант Международного литературного Волошинского конкурса (2005, 2008), лауреат литературной премии «Серебряный век» (по итогам книжной ярмарки «Нон-фикшн», 2009).

Интервью у писателя взяла Александра Багречевская, специально для портала «Эксперимент».

– Как бы Вы сами представили свою новую книгу «Смыслы Психотерапии»?

– Я бы сказал, что читатель, ожидающий встречи с научными основами психотерапии, теориями, техниками, методами, рецептами лечения тех или иных состояний и т.д., будет разочарован. Ничего этого в книге нет. Она промежуточный итог полувекового опыта работы и размышлений о психотерапии, о её месте в практике помощи и культуре, о её отношениях с культурой, религией, искусством, жизнью, о её изменениях в нынешнюю эпоху, о том, как я вижу её и своё место в ней. Мне хотелось, чтобы она была живым разговором с читателем – психотерапевтом и/или пациентом – на простом и понятном языке, а не гербарием засушенных знаний, изложенным на «птичьих языках» наук. Врач вооружён диагностической и лечебной аппаратурой, лекарствами, в распоряжении психотерапевта только он сам – он работает собой и имеет дело с человеком, который много больше того, чем знают о нём все вместе взятые науки. Книга скорее ставит вопросы, чем отвечает на них. У меня не было задачи сформулировать для или за читателя смыслы психотерапии. Я пытался доискиваться до них и делиться поиском, чтобы читатель мог в диалоге с книгой искать и находить свои смыслы, а не вычитывать их – смыслы штука всегда индивидуальная, личностная, лекал для их массового изготовления нет и чужими смыслами жив не будешь. Я говорю искать и находить, потому что в отличие от счастья, которое не находят, а создают, смыслы не создаются, а находятся. Мне бесконечно интересна психотерапия и если читатель разделит этот интерес, ему может быть интересно с книгой, а это первое условие поиска смыслов. Надеюсь, что поддерживать этот интерес помогут отрывки из моих дневников и стихи.

– Круг Ваших научных и творческих интересов: психиатрия и детская психиатрия, сексология, психотерапия, литература, фотография. Но что все-таки самое главное? Что Вас вдохновляет и побуждает работать?

– Начну с ответа на второй вопрос, повторив уже сказанное – мне интересно. В этом смысле я везунчик – всю жизнь делаю то, что мне интересно, и за кое-что из этого мне ещё и платят. Непонятным для меня образом умею то ли уходить от неинтересного, то ли находить интересное в неинтересном, то ли одно и другое «то вместе, то поврозь, а то попеременно». Что главное, пожалуй, сказать не смогу. В разное время разное. Что-то становится фигурой, что-то уходит в фон, чтобы потом вынырнуть из него новой фигурой. Для меня все эти вещи, включая литературу и в последние лет десять фотографию, связаны между собой, они как разные языки для разговора о человеке. Открывшееся или сказанное на одном языке переводится на другие.

– В 1977 году в Ленинградском научно-исследовательском психоневрологическом институте им. Бехтерева Вы защитили кандидатскую диссертацию «Синдром аутизма у детей». Насколько сейчас эта проблема стала в мире актуальней? Почему таких детей все больше на планете? Чем мы можем им помочь?

– Работа над этой темой, порученная мне моим Учителем – одним из основателей отечественной детской психиатрии профессором С.С. Мнухиным, была необычайно щедрым подарком и счастливым временем. Диссертация стала первым в стране фундаментальным исследованием аутизма у детей и в 1981 г. вышла книгой. В этом году она выходит вторым дополненным изданием. Переиздание клинической книги спустя без малого сорок лет – большая честь для меня и подтверждение того, что работа была не напрасна. В ней и не укладывающиеся в пару фраз ответы на ваши вопросы. Если кратко, то это расстройство сегодня на первой линии обсуждения и исследований в отличие от 1940-ых г.г., когда оно было описано на основе нескольких десятков наблюдений. Я не думаю, что людей с аутизмом стало так много, как об этом говорят. Речь идёт о драматическом расширении диагностических критериев. Важно подчеркнуть, что это не болезнь, а врождённое состояние – оно не лечится, как, например, пневмония или гастрит. Ключи к помощи – психологическая, педагогическая и социальная работа, помогающие человеку реализовать его потенциал, а её необходимое условие – изменение отношения к людям с психическим нарушениями вообще и аутистическими, в частности. В России это изменение делает первые и, к сожалению, пока небольшие шаги. Но хочется надеяться …

– Современная молодежь мало читает. Победит ли электронная книга бумажную? И как приучить молодежь к чтению серьезной литературы?

– Татьяна Толстая недавно заметила, что серьёзную литературу читает процентов семь людей, а серьёзно её читают 7% от этих семи процентов. Не знаю, это данные исследований или цифровая метафора, но не думаю, чтобы какие-то приучения серьёзно изменили это. Ладно, допустим на минуту, что могут. Для этого, как минимум, нужно сначала научить взрослых читать серьёзную литературу. Да и что считать литературой серьёзной, а что несерьёзной? Мнения на сей счёт сильно расходятся. Ст. Е. Лец сказал, что книги должны быть понятны для тех, кому они предназначены. Поэтому списки «серьёзных книг для всех» не в смысле доступности, а в смысле обязанности всем их читать, для меня более, чем сомнительны. Знаю только, что приучить к чтению можно, когда помогаешь ему быть приятным и интересным, а не вколачиваешь в головы молотком обязаловки.

Я не могу согласиться с вами в том, что современная молодёжь мало читает. Как посмотреть …

В деревне Гадюкино, где пьют фуфыри для чистки ванн и унитазов, никто не читает ничего, кроме магазинных этикеток. В городах в метро и автобусах вижу массу молодых людей с читалками и бумажными книгами – и какими серьёзными! Кто кого сборет – слон кита или кит слона, бумажная книга электронную или наоборот, не знаю. На заре книгопечатания тоже боялись, что все уткнутся в книги и людям будет не до жизни. А ничего – читаем и живём. Думаю, что бумажная, электронная и аудиокнига постепенно займут и уже занимают свои ниши в жизни, не воюя друг с другом. «Войну и мир» или «Иосифа и его братьев» в метро с читалки читать не стану. Но в поездках со мной лёгкая портативная читалка с закачанной в неё хорошей библиотекой и это в самый раз. За рулём сидя, спокойно включу аудиокнигу. Да и сама книга меняется, лишается прежнего очарования. Помню с каким трудом и какими ухищрениями книги приходилось доставать, как они ценились, как вкусно пахли столярным клеем и краской. Сегодняшняя книга легко доступна и не пахнет, ею так не дорожишь, в газетку оборачивать не станешь. И ритуал чтения, естественно, меняется – что ж тут сетовать? Книга в любом виде остаётся книгой.

– Где Вам лучше работать: в поездке или в тиши, дома, в любимом кресле?

– Хорошо работать всюду, где работается. Просто в разных местах делаешь разные части работы. Может быть, дело ещё и в том, чтобы чувствовать себя дома в тех местах, где в разные времена оказываешься.

– Что планируете написать в ближайшее время?

– Хочу много, но сколько этого ближайшего времени осталось – не знаю и потому ничего не планирую. Тем более, что замыслы – штука изменчивая и хрупкая, лучше ими не трясти, чтобы они не ушли в песок слов.