Жизнь в лесу
И. Соколов-Микитов
Есть особенные книги, встречи с которыми для настоящего читателя радостны и благотворны, как живые встречи с мудрыми редкими людьми, память о которых не угасает.
Такова книга американского писателя и мыслителя, тончайшего наблюдателя природы и поэта Генри Дэвида Торо.
«Когда я писал эти страницы — вернее, большую их часть, — я жил один в лесу, на расстоянии мили от ближайшего жилья, в доме, который сам построил на берегу Уолденского пруда в Конкорде, в штате Массачусетс, и добывал пропитание исключительно трудом своих рук. Так я прожил два года и два месяца...»
Этими простыми словами начинается книга, многие страницы которой звучат и в наши дни вполне современно. Писатель Генри Дэвид Торо скончался в 1862 году в сорокапятилетнем возрасте от чахотки. Его жизнь и деятельность необычайны. Торо жил в памятные для Америки времена, когда на юге США открыто процветало рабовладельчество. Писатель Торо был мужественным защитником беглых рабов, у него они обретали защиту и кров. Он был другом своих соседей-индейцев, сохранивших наивные детские черты и поэтические верования в силы природы, обреченных на голод и верное вымирание.
Торо не был отшельником, мрачным и недоступным анахоретом, не изображал из себя сказочного Робинзона. Он неизменно общался с людьми, посещавшими его уединенную хижину, хотя и отчетливо разделял их на глупцов и умных, на достойных и ничтожеств.
Идолопоклонники доллара не признавали Торо, высмеивали его образ жизни, его поведение, называли бездельником и тунеядцем. Книги Торо, естественно, не имели успеха. Их читали лишь самые близкие друзья, редкие единомышленники. Первая книга Торо, напечатанная в количестве тысячи экземпляров, не нашла покупателей. Издатель вернул автору почти весь тираж. Показывая друзьям свою библиотеку, Торо шутил, что эта библиотека почти целиком состоит из его нераспроданных книг.
Как это нередко бывает, слава и признание пришли к Торо лишь спустя полстолетие после его смерти. Только в начале двадцатого века его единодушно признали классиком американской реалистической литературы. Споры о литературном наследии Торо продолжаются по сей день.
Читая книгу, смотря на приложенный к книге портрет, я представляю и вижу самого Торо, его живое лицо, голубые глаза, его руки, умеющие держать топор, лопату и писательское перо. Я как бы сижу в его маленькой хижине на берегу прозрачного Уолденского озера (переводчик неправильно называет это озеро прудом), где пахнет деревом, лесными травами и дымом самодельного очага, слушаю его голос. Он беседует со мной, шутит (все добрые люди умеют шутить: шутка и понимание шутки — верный признак человеческого добродушия и ума).
Вот мы спускаемся к берегу озера, садимся в лодку, заглядываем в прозрачную глубину воды, где у песчаного дна собираются стайки окуней и плотвы, а на середине «бездонного» озера плавает и ныряет, уплывая от нас, одинокая птица гагара... Мы приготовляем удочки и ловим рыбу. Осенью мы наблюдаем, как на озере образуется молодой прозрачный лед. Лежа на нем, приставив к лицу ладони, смотрим, как прилипают ко льду, вмерзают, меняя форму и образуя красивые узоры, поднимаются с озерного дна пузырьки. Ночью и днем слушаем лесные звуки, наблюдаем птиц и зверей, продолжаем беседы у зажженного очага...
Лучшие страницы книги — описания природы. В этих описаниях изумляет точная и тонкая наблюдательность Торо, уменье видеть, слышать и подмечать. От его слуха и зрения не ускользают самые тончайшие звуки, мельчайшие движения и черты, мимо которых проходит тупой и равнодушный человек, превыше всего почитающий собственное благополучие. К подобным людям писатель и мыслитель Торо был беспощаден. Он видел единственное счастье в свободе, в свободном труде, в уменье довольствоваться насущным и малым.
Чистейший лесной воздух и прозрачная озерная вода заменяли ему дорогие вина, которые пили в своих дворцах властители и богачи, пригорщня бобов и орехов — роскошное угощение. Будучи опытным охотником, он навсегда расстается с охотничьим ружьем, а птицы и звери становятся его друзьями, находя приют под кровлей его лесного жилища. В писаниях Торо нет и тени сентиментальности, слащавого ханжества или любования собою, прикрытого красивыми словесами, изяществом и изысканностью слога. Высшим достоинством человека он считает личные качества этого человека: его совесть, стойкость и ум. «Я не считаю праведность и доброту глазным в человеке, — говорит Торо о прославляемых американских филантропах, снисходительно бросавших подачки бедным и безработным, — это лишь его стебель и листья. Сушеные травки, из которых мы делаем лечебные настои... чаще всего их применяют знахари. Мне нужен от человека его цвет и плоды...» Доброта человека на деле, по словам Торо, не должна быть частичным и преходящим актом, но непрерывным, переливающим через край изобилием, которое ничего ему не стоит и которого он даже не замечает. «Нет хуже зловония, чем от подпорченной доброты».
Книга Торо не для «широкого» круга читателей. Легковесный читатель, ищущий удобного и приятного «чтива», в ней не найдет описания увлекательных приключений или изображения любовных сцен. Торо нельзя читать «в один присест», проглатывать, «не жуя». Каждая страница требует размышления. Чем больше вчитываешься в эту книгу, тем живее рисует воображение самого Торо — мужественного, мудрого и чистого человека.
«Я не говорил бы так много о себе, если бы знал кого-нибудь другого так же хорошо, как знаю себя. Недостаток опыта, к сожалению, ограничивает меня этой темой. Со своей стороны, я жду от каждого писателя, плохого или хорошего, простой и искренней повести о его собственной жизни, а не только о том, что он понаслышке знает о жизни других людей: пусть он пишет так, как бы писал своим родным из дальних краев, ибо если он жил искренне, то это было в дальних от меня краях».
Золотые эти слова нам, писателям, следует помнить.
Л-ра: Новый мир. – 1962. – № 9. – С. 266-268.
Произведения
Критика
