Эптон Синклер. Зубы Дракона
(Отрывок)
ГЛАВА ПЕРВАЯ Старинное начало
I
В маленькой приемной Ланни Бэдд был единственным посетителем. Он сидел в удобном мягком кресле и, несмотря на окружающий его комфорт, чувствовал себя не уютно, сильно нервничал и находил любой повод, чтобы взглянуть на часы, а также рассматривал без смысла свои ухоженные ногти и снимал пылинки со своих тропических брюк из тонкой шерсти. Молодой человек бросал взгляды на окно, выходившее на одну из фешенебельных улиц города Канны в надежде увидеть что-то новое в давно знакомом пейзаже. У него на коленях лежал модный роман, но сейчас ему были не интересны взаимоотношения между членами светской компании.
Время от времени в комнате появлялись одна за другой одетые в белое медсестры. Ланни задал им так много вопросов, что ему было стыдно задавать новые. Он знал, что в это время все мужья ведут себя бессмысленно. Он видел таких персонажей в одной слегка рискованный, но безобидной пьесе. Эти персонажи суетились, смотрели на часы, вскакивали, бесцельно бродили и беспокоили медсестер пустячными вопросами. Ответы медсестёр во всем мире были стереотипными и отличались только языком. — «Oui, oui, monsieur…. Tout va bien…. Il faut laisser faire…. Il faut du temps… C’est la nature.»
Ланни много раз слышал это последнее утверждение на юге Франции. Оно объясняло много вещей. Он слышал его не раз и в этот день, но оно не смогло его успокоить. Сейчас он не любил ни природы, ни ее законы. В своей жизни он не испытывал много страданий и не желал страданий для других людей. Если бы его спросили, он предложил бы улучшить законы природы. Законы, заставляющие людей стареть и уходить со сцены и производить новых на смену! Он понимал, что люди, которые усердно учились и достигли совершенства, обладали красотой, знаниями и навыками, но всё равно должны были умереть, и, зная об этом, должны готовить для себя смену.
Ланни Бэдд принадлежал к привилегированным классам. Об этом говорил один вид его улыбающегося лишённого морщин лица, загорелой и здоровой кожи, аккуратно подстриженных усов и тщательно уложенных каштановых волос. Об этом свидетельствовал и его сшитый по фигуре и свежевыглаженный костюм, его подобранные в тон рубашка, галстук, обувь и носки, всё из дорогих материалов. Уже ушло в прошлое время, когда он наблюдал кровопролитие или испытывал личный дискомфорт. Его теперешняя жизнь была лишена этих несчастий, и то же самое можно было сказать и о его жене. Но теперь эти чертовы грязные законы природы, эти давно затянувшиеся напряжения и страдания, боже, что это за врачи и ученые, которые не могут придумать что-то, чтобы убрать всё это! Это было похоже на извержение вулкана в благоустроенном и спокойном обществе. Конечно, здесь чуть лучше. Ведь здесь можно было предвидеть события. Заранее найти безупречный роддом, забронировать отдельную палату за определённую плату и нанять персонального акушера, уплатив запрошенный гонорар.
Хирург! Парень с набором блестящих стальных инструментов, готовый помочь природе и извлечь из женщины живого и брыкающегося ребенка! Ланни не поверил, когда первый раз услышал об этом. Это произошло на средиземноморском побережье, когда мальчиком подслушал разговор своих сверстников, рыбачивших вместе с ним, о «правде жизни». В этот момент ему казалось точно так же невероятным то, что происходит в комнате рядом. А жертвой является его красивая молодая подруга, которую он горячо любит. Его слишком живое воображение было занято кровавыми деталями, и он сжимал руки, пока костяшки пальцев не стали белыми. Его протест против природы перешёл в ропот. Он подумал: «Неужели нет ничего более приемлемого, чем это!» Он мысленно обратился к своей праматери, спрашивая, почему она не стала откладывать яйца, что, казалось, так хорошо выходит у птиц, змей, ящериц и рыб? Но эти так называемые «теплокровные», у которых так много крови и которые так легко её проливают!
II
Ланни знал, что Ирма не разделяет эти чувства. Ирма была «разумной женщиной» и не страдала избытком воображения. Она неоднократно говорила: «Не волнуйся, со мной все будет в порядке. Это не длится всё время…» Все соглашались, что эта молодая Юнона была создана для материнства. Она ездила верхом, плавала, играла в теннис и обладала сильным телом. Она не побледнела, когда она пересекла порог этой больницы, или даже когда она услышала крики другой женщины. С Ирмой Барнс всё всегда бывает в порядке. И она сказала Ланни, чтобы тот забыл о ней и вернулся домой играть на фортепиано. А он сидел здесь и думал о вещах, о которых узнал из энциклопедической статьи, озаглавленной «Акушерство». Он с детства имел привычку пользоваться энциклопедией. Но, черти что, почему эта статья уделила так много внимания прохождению плода ногами вперёд и другим патологиям. Ланни хотел находиться в родильном отделении. Он был бы рад зайти туда, но это считалось бы ещё большей патологией на этой земле жестких традиций.
Так он сидел в маленькой приемной, и время от времени на его лбу выступал пот, хотя в это время на Ривьере стоял прохладный весенний день. Он был рад, что находился один в комнате. Время от времени, когда кто-то проходил через неё, он опускал глаза в книгу и делал вид, что поглощен чтением. Но если это была одна из медсестер, он не мог удержаться украдкой бросить взгляд на неё, надеясь, что настал момент, и медсестра скажет ему об этом. Женщина улыбалась. Правила позволяли ей улыбнуться красивому молодому джентльмену, но запрещали ей вдаваться в акушерские подробности. — «Tout va bien, monsieur. Soyez tranquille.»
В таких местах колесо жизни вращается по расписанию. Те, кто обслуживает механизмы, приобретает профессиональные привычки, их фразы стандартизируются, и появляется массовое производство вежливости, а также и детей.
III
Ланни Бэдда позвали к телефону. Это был Пьетро Корсатти, американец итальянского происхождения, представлявший нью-йоркскую газету в Риме и отдыхавший в это время на Ривьере. Когда-то Пит оказал Ланни услугу, и теперь ему было обещана ответная услуга. В ответную услугу входило получение информации в момент события, но событие может не случиться, а может и не собиралось случиться. «Я знаю, как ты себя чувствуешь», — сказал корреспондент, сочувственно. — «Я прошел через это».
«Это уже длиться четыре часа!», — воскликнул возмущенный молодой муж.
— Это может длиться более четырех, а может — двадцать четыре. Не принимай это слишком близко к сердцу. Это уже случалось много раз. Известный цинизм журналиста.
Ланни вернулся на свое место, думая об итало-американце с сильным бруклинским акцентом, который достиг важного положения в своей газете, и мог рассказать много забавных историй о regime fascista и его лидерах, которых, как ни странно, он назвал «макаронниками». Один из его лучших рассказов был о том, как он стал гидом, философом и другом нью-йоркской «дивы», которая обручилась с пленительным аристократом в Риме, а затем сделала открытие, что он сожительствует с балериной и не собирается оставлять это занятие. Американская девушка сломалась и плакала в присутствии Пита, спрашивая его, что делать, и он сказал ей: «Садись в самолет и лети прямо к Ланни Бэдду, и попроси его жениться на тебе, несмотря на то, что ты чересчур богата!»
Журналист считает безмерным невезением, когда он не может опубликовать свою лучшую историю. Пита об этом не просили и все же, он этого не сделал, так что теперь Ланни стал его другом на всю жизнь, и в любое время сделает для него всё, что сможет. Они говорили, как друзья, и Ланни рассказал, что знали только немногие из его друзей. Ирма сделала именно то, что подсказал ей Пит. И она и Ланни поженились в тот же день, когда она нашла его в Лондоне. И как говорится на бруклинском диалекте они «сразу приступили к делу». И вот результат. Через девять месяцев Ланни, сидит в приемной роддома, ожидая прибытия «сэра аиста», «благословенного случая», «маленькую посылку с небес». Он знал все эти термины, относящиеся к рождению ребёнка, потому что, когда он и Ирма были в Нью-Йорке, они читали таблоиды и слушали аналогичные радиопрограммы, выстреливающие сплетни на жаргоне со скорострельностью пулемета фирмы Бэдд.
Ланни обещал Питу сенсационная новость. Это было не так уж и сложно, потому что французские газетчики не были особенно активны в слежении за рождением наследника огромного состояния. Эта история могла бы вернуться обратно телеграфом в Париж для англоязычных газет. Ланни так много якшался с корреспондентами и догадывался, что именно Пит мог сообщить в своём телеграфном стиле, и как это может быть подано в газетах на сладкой земле свободы. Несомненно, Пит уже направил сигнал, а читатели утренних газет узнают, что миссис Ланни Бэдц, которой была Ирма Барнс, звезда прошлого сезона, находится в частной больнице в Каннах в ожидании радостного события.
Газеты также сообщат соответствующие детали. Что Ирма является единственной дочерью Дж. Парамаунта Барнса, недавно умершего коммунального магната. Её наследство составляет чистоганом двадцать три миллиона долларов. Что ее мать из семьи нью-йоркских Вандрингамов, а ее дядя Гораций Вандрингам, уолл-стритовский игрок, потерявший всё в недавнем обвале рынка. По слухам, состояние Ирмы сократилось в два раза, но она все еще владеет роскошным поместьем на Лонг-Айленде, куда собирается вернуться. Газеты также добавят, что будущий отец приходится сыном Роберту Бэдду из Оружейной корпорации Бэдд в Ньюкасле, штат Коннектикут. Что его мать — известная международная красавица, вдова Марселя Дэтаза, французского художника, чьи работы произвели сенсацию в Нью-Йорке осенью прошлого года. Такие детали охотно читаются публикой, наблюдающей за жизнью богатых, как древние греки наблюдали за деяниями бессмертных, которые жили на заснеженной вершине горы Олимп.
IV
Ланни предпочел бы, чтобы его ребенок родился вне публичного внимания, но понимал, что это не возможно. Это внимание будет следовать за Ирмой на всём её пути, пока у неё остается половина ее состояния. На самом деле ее состояние не уменьшилась, и все остальные также потеряли половину, так что доля Ирмы Барнс осталась такой же, и у неё сохранился королевский статус. Так же повезло молодому человеку, которого она выбрала в качестве своего принц-консорта. В дни ancien regime, когда у королевы Франции рождался ребенок, у знати была привилегия убедиться, что это был настоящий наследник престола, и чтобы не было никакого мошенничества. Они становились реальными очевидцами физического появления младенца дофина, а историям об аисте никто не доверял. В комнате Марии-Антуанетты их толпилось такое множество, что королева кричала, что она задыхается, а король открывал окно своими руками. Наверное, этого не случилось бы сейчас с королевой, если бы всё происходило в поместье Барнсов. Но нынешние читатели газет и радиослушатели хотели иметь почасовые сводки о том, что происходит в этом роддоме.
Но, черт побери, даже сам Ланни не знает, что происходит! И зачем была нужна домашняя заготовка о том, что сказать газетчикам о наследнике или наследнице состояния Барнсов!? Когда всё не ясно. Принц-консорт воображал, что хирург сейчас может столкнуться с родами при поперечном положении плода, или, возможно, режет младенца на части, или делает кесарево сечение, чтобы спасти его жизнь! Ланни вонзил ногти в ладони, встал и начал ходить по комнате. Каждый раз, когда он поворачивался к кнопке звонка в приемной, у него появлялось желание нажать ее. Он платит за услуги, но их не получает. И он набрался решимости потребовать их. Но как раз в этот момент в комнату вошла медсестра и со своей обычной улыбкой сказала: «Soyez tranquille, monsieur. Tout va bien.»
V
Ланни позвонил матери по телефону. Бьюти Бэдд, по её словам, прошла через это два с половиной раза, и она отвечала как специалист. Там он ничему помочь не может. Так почему бы ему не пойти домой и что-нибудь поесть, вместо того чтобы беспокоиться и беспокоить других людей? Это дело женщины, и никто во всей Вселенной не может быть там таким лишним, как муж. Ланни ответил, что он не голоден и никого не беспокоит.
Он вернулся на свое место в приемной, и начал размышлять о женщинах. Они были, как правило, большими индивидуалистками. Каждая сама по себе, но хорошо осведомлена о недостатках других. Он думал о тех, кто входил в круг знакомств его матери, и поэтому играл большую роль в его собственной жизни. Он вспомнил о лукавых маленьких колкостях, которыми они при нём обменивались друг о друге. Он видел отсутствие солидарности, которое они демонстрировали. Они были вежливы с Ирмой. Но он был уверен, что у нее за спиной, а также и за его собственной, они не могли простить ее за то, что судьба к ней благоволила. Однако, когда её беременность перешла в заключительную стадию, они собрались вокруг неё и стали нежными и внимательными. Они пришли и помогли ухаживать за ней, держали ее за руки во время болезненных схваток, хотя они не были профессионалами в оказании услуг женщинам в её положении.
Ланни думал о своей матери, и ее роли в этой драме, при появлении нового человечка. Бьюти была идеальной свекровью до сих пор. Она приложила максимум усилий, чтобы этот брак состоялся.
У неё не было сомнений о справедливости богатства и что деньги имеют власть. Нарушила ли её суждения эта ужасная паника на Уолл-стрите? Где бы они все были, что стало бы с ними, если бы не было богатства Ирмы? Кто из друзей Ирмы не хотел получить помощь? Идем дальше и делаем вид, что пренебрегаем деньгами. Побалуйте себя либеральными разговорами, как это делал Ланни. Рано или поздно было доказано, что это деньги заставляют лошадь двигаться, кормят её, заботятся о ее блестящей шкуре и обеспечивают ее теплым и удобным стойлом.
Бьюти Бэдд собиралась стать бабушкой. Она сделала вид, что огорчена этой идеей. Она сделала недовольную гримасу, восклицая, что это наложило бы печать обреченности на ее социальную карьеру. Другие неудобства можно избежать одним или другим способом. Вы можете приврать о количестве ваших лет, подтянуть своё лицо, заштукатурить морщины у глаз. Но, когда вы стали бабушкой и признали это публично, вам придётся молчать, для вас это конец, как обаятельной и легкомысленной женщины, профессиональной красавицы.
Но это было все простым введением в заблуждение. В действительности Бьюти была в восторге от идеи, что появится малыш, наследующий состояние Барнсов, и который будет обучен правильно распоряжаться властью и авторитетом, предоставляемых этим богатством. Это означало, что он будет величав и роскошен, им будут восхищаться и искать его расположения. Он или она станут принцем или принцессой нового вида империи, которую создали сильные люди в эти дни. Голова Бьюти была забита романтическими представлениями, полученными из сказок, которые она читала в детстве. Она принесла эти грезы с собой в Париж, где они воплотились в реалии великолепных экипажей, дорогостоящих мехов и драгоценностей, званиях и степенях, а потом в фигуру сказочного принца, сына оружейного фабриканта из её страны. История Бьюти Бэдд была историей Золушки, и сейчас она продолжалась, как это бывает в сказках. Бабушка Золушка!
VI
Ланни больше не мог находиться в подвешенном состоянии, у него было предчувствие надвигающейся катастрофы. И он позвонил, и потребовал старшую медсестру. Да, даже лишний муж имеет некоторые права в условиях такого кризиса! Появилась старшая медсестра, мрачная, непреклонная, чопорная, и излучающая власть и неприступность в своём пенсне. В ответ на требование Ланни, она согласилась отойти от установленной формулы, что все идёт хорошо, и что он должен оставаться спокойным. С профессиональной точностью она объяснила, что в женском организме есть ткани, которые должны быть растянуты, проходы, которые должны быть расширены. Старшая медсестра сделала жест рукой, выражающий, что нет иного способа, чтобы сделать это без усилия женщины при родах, как это предусмотрено природой. Акушер придёт в течение следующего часа или около того, и он, возможно, будет в состоянии успокоить месье.
Ланни расстроился, потому что этот персонаж сейчас своих служебных обязанностей с Ирмой не исполнял. Муж предположил, что, когда он согласился на запрашиваемый большой гонорар, то нанятый человек должен сидеть у постели Ирмы и наблюдать за ней, или, во всяком случае, быть в здании, и быть готовым прийти на помощь в чрезвычайных ситуациях. Но этот тип ушел и занимается чем-то другим, возможно, развлекается. Это англичанин, и, вероятно, он уже сыграл одну или две партии в гольф, потом принял душ, а затем обязательный чай с разговорами. После чего он обыденно прогуляется и посмотрит Ирму. А в это время может произойти ужасная вещь и, возможно, она уже произошла и так, что уже всё непоправимо!
Ланни вернулся на свое удобное кресло и попытался читать модный роман, и пожалел, что не взял с собой что-то более приемлемое. Разговоры этих светских персонажей очень походили на те, что в настоящее время ведутся в казино, кафе и гостиных в этом уголке развлечений Европы. Финансовый крах за рубежом не отрезвил этих людей. Они по-прежнему сплетничали и болтали. И Ланни Бэдд возмущался ими, но не знал, что с этим делать. Конечно, в условиях этого ужасного события, которое происходило в этом роддоме, и зная, что на протяжении веков оно будет их собственной судьбою, женщины должны серьезно заботиться по поводу жизни и делать что-то, чтобы сделать её проще для других! Они должны чувствовать друг к другу жалость, ну, которую Ланни чувствовал по отношению к Ирме!
VII
Дверь на улицу отворилась, и в неё вошёл высокий, энергичный американец на вид тридцати пяти лет или около того с рыжими волосами и веселой улыбкой. Это был бывший наставник Ланни и его надежный друг Джерри Пендлтон из штата Канзас, теперь владелец туристического бюро в Каннах. Бьюти позвонила ему: «Давай иди туда и прекрати его безумства». Джерри был создан для такой работы, потому что он прошел через это сам, и у него были три крепких малыша и веселая маленькая французская жена, как доказательство того, что законы природы сработали, как надо. Джерри точно знал, как успокоить будущего отца. Он сел в соседний стул и приказал: «Не унывай. Это не Мёз-Аргоннская битва!»
Да, бывший лейтенант Джерри Пендлтон, который служил в армии и начинал пулеметчиком, знал предостаточно о крови и страданиях. Обычно он не говорил об этом. Но однажды после долгой поездки, и сидя в лодке, когда рыба не клевала, он открылся и рассказал немного о том, что видел. Хуже всего было то, что люди, которые страдали и умирали, не добились ничего. Что могли видеть оставшиеся в живых. Франция была спасена, но не получила ничего от своей победы, как и любая другая страна. Но, то сражение, которое Ирма вела в другой комнате, имела больше шансов на успех. Ирма что-то получит за свою боль, как и Ланни за своё беспокойство, — сказал бывший солдат, с усмешкой.
Ланни не однажды чувствовал поддержку этого крепкого парня. В то ужасное время, когда Марсель Дэтаз выпрыгнул из загоревшегося неподвижного воздушного шара, Джерри привёз Ланни и его мать в зону боевых действий и помог довести разбившегося человека домой и вернуть его к жизни. Так что теперь, когда он усмехнулся и сказал: «Ты еще ничего не видел», Ланни признал характер старого солдата.
А сейчас у туристического специалиста были свои неприятности. Он заметил, как быстро падает его бизнес, так как многие американцы не приехали на Ривьеру в этом сезоне. По-видимому, трудные времена настанут и в Европе. Что Ланни думает об этом? Лан-ни ответил утвердительно, т. к. обсуждал этот вопрос с отцом. Может быть, деньги, которые пропали на Уолл-стрите, были просто бумагой, как заявляли многие, но на эту бумагу можно было купить все, что вы хотели, в том числе билеты на пароход и аккредитив. Теперь у вас её нет, так что вы ничего купить не можете. Ланни и его жена могли бы назвать несколько десятков человек, которые, невзирая на снег и слякоть Нью-Йорка прошлой зимой, были рады, если бы они могли заплатить только за еду.
Джерри сказал, что он был в трудном положении не один раз, и может выстоять снова. Он должен продолжать свой бизнес, и он, и его жена Сериз будут работать. К счастью, у них было что кушать, потому что они по-прежнему жили в пансионе Флавина, которым владели и управляли мать и тетя жены. «Ты должен взять меня на рыбалку еще раз, мне надо принести домой рыбу», — сказал бывший учитель. Ланни ответил: «Как только я узнаю, что у Ирмы все в порядке, мы назначим время». В тот момент, когда он сказал это, его сердце дрогнуло. Может ли он когда-нибудь узнать, что с Ирмой все в порядке? А может, в этот момент ее сердце даёт сбой, и медсестры отчаянно пытаются восстановить его!
VIII
Наконец, прибыл хирург, пожилой англичанин, гладко выбритый, внимательный и педантичный с порозовевшими от тренировок на солнце щеками. Он поговорил с главной медсестрой по телефону, всё шло превосходно. Ланни мог понять, что хирург должен воспринимать свою работу спокойно. Он не может страдать над всеми своими пациентами. Все другие могут страдать, а он должен согласиться с природой и принять её законы. Хирург сказал, что посмотрит миссис Бэдд и представит отчет.
Ланни и его друг возобновили обсуждение экономического спада и его причины. У Ланни голова была полна теориями, вычитанных из красных и розовых газет. Чтение Джерри ограничивалось в основном Saturday Evening Post и Парижским изданием New York Tribune. Поэтому он был озадачен и не мог понять, что же стало со всеми деньгами, которые имели люди в начале октября 1929 года, и куда они делись в конце этого месяца. Ланни объяснил структуру кредита: это один из тех детских воздушных шариков, ярко сверкающих на солнце, весело танцующих на ветру до тех пор, пока в него кто-то не воткнёт булавку. Джерри сказал: «Черт возьми, я должен разобраться в этих вещах!»
Хирург появился вновь, как всегда оскорбительно веселый. Миссис Бэдд — пациент, которым можно гордиться. Она в именно таком состоянии, когда молодая женщина должна держаться. «Боли при потугах», как их называли, могут продолжаться в течение еще некоторого времени. Пока делать было нечего. Ланни был встревожен, но знал, что не было никакого смысла выставлять свои чувства. Он тоже должен держаться профессионально. «Я буду поблизости», — сказал хирург. — «Вы можете не беспокоиться». Ланни поблагодарил его.
После ухода хирурга, Джерри спросил: «Когда пообедаем?» Лан-ни хотел сказать, что он не в состоянии есть, но он знал, что целью Джерри было заставить его изменить свое поведение. В пансионе Флавина был обеденный час, а Джерри знал, что пансион находится не далеко, и там подают ветчину и яйца три раза в день. И он пропел знакомую песенку о звонке к обеду. Это был спортивный способ приглашения в пансион своей тёщи, расположенный в самом модном городе на Ривьере. Ланни знал также, что он не посещал семью Пендлтон в течение некоторого времени, и что, выиграв самую большую ставку в супружеском тотализаторе, он должен показать, что не пренебрегает своими бедными друзьями.
«Все в порядке», — сказал он: «но я буду очень мрачным для компании».
«Постояльцы знают всё об этом», — ответил Джерри.
Действительно они знали! Любой постоялец пансиона знал о семье Бэдд и чувствовал себя её членом. Шестнадцать лет Джерри Пендлтон ходил на рыбалку с Ланни Бэддом, а постояльцы ели выловленную рыбу. Сначала Джерри тоже был постояльцем, как они сами, но после того, как выгнали бошей из Франции, он женился на дочери хозяев пансиона. А потом время пришло, когда еще один из постояльцев женился на матери Ланни. С этого времени все постояльцы считали себя Бэддами, и претендовали на право знать каждую сплетню о семье.
IX
Возвращаясь в больницу, Ланни принял меры предосторожности и остановился, чтобы купить несколько французских, английских и американских журналов. Он подготовит себя к осаде, и если роман не смог удержать его внимание, то он попробует другой жанр. Прибыв в приемную, он обнаружил, что он уже не одинок. В одном из кресел сидел французский джентльмен, полноватый и процветающей, обманывая своим внешним видом и манерами те признаки, которые ожидал увидеть Ланни.
Незнакомый страдалец любил компанию. Он представился адвокатом из ближайшего городка. У его жены были первый роды, и он был в ужасном состоянии и едва сидел на месте. Он пытался беспокоить медсестер вопросами каждый раз, когда кто-то их них входил в комнату. Он казался Ланни нелепо наивным. Он на самом деле ничего не знал о «потужных болях», и что они соответствовали законам природы и что женщины от них умирают не очень часто. Выступая в качестве ветерана с опытом почти десяти часов, Ланни рассказал о растяжении тканей и утешал незнакомца, как мог. Позже, видя, что его консультация осталась без эффекта, Ланни стало скучно, и он уткнулся в последний номер New Statesman.
Ему очень хотелось узнать, были ли какие-либо изменения в положении его жены. Но вопиющая эмоциональность господина Фу-шара напомнила ему, что Бэдды были строгими англосаксами и должны вести себя соответственно. Он решительно сосредоточил свое внимание на статье об окончательном урегулировании репараций мировой войны, прошедшей более одиннадцати лет назад, и возможные последствия этого урегулирования для различных вовлеченных стран. Это было предметом интереса молодого человека, который родился в Швейцарии от американских родителей и прожил часть своей жизни во Франции, Германии, Англии и США. Его многочисленные друзья в этих странах принадлежали к господствующим классам и принимали политические и экономические события, как свои собственные дела.
Хирург долгое время не возвращался, и Ланни снова начал чувствовать себя обманутым клиентом. Он забыл, что есть телефоны, в результате чего акушер мог быть в курсе состояния своего пациента, читая последний медицинский журнал дома или играя в клубе в бильярд. Когда англичанин наконец-то появился, он сообщил встревоженному мужу, что ожидаемое событие приближается, и что миссис Бэдд скоро будет доставлена в родильное отделение. После этого Ланни уже не могла заинтересовать статья в журнале l'Illustration о перспективах весенних салонов. Хотя эта тема была важной для того, кто зарабатывал себе на жизнь комиссией, покупая или продавая произведения искусства.
Не было никакого смысла больше пытаться быть англосаксом. Лучше сдаться и признать гегемонию матери-природы. Ланни опустил журнал и смотрел, как господин Фушар меряет шагами приемную. И когда господин Фушар сел и закурил сигарету, Ланни встал и начал делать то же самое. Между тем они разговорились. Француз рассказал о своей жене, ей было только девятнадцать лет, ее прелести были экстраординарными, и господин Фушар не жалел никаких подробностей в их описании. Он хотел рассказать всю историю их отношений и брака, и был благодарен незнакомцу за внимание.
Ланни так много не рассказывал. И в этом не было необходимости. Месье Фушар слышал, как хирург называл его по имени, и ему было известно, кем должен быть этот элегантный молодой американец. Он читал об Ирме Барнс, и начал говорить так, как если бы он был старым другом семьи и как будто собирался взять на себя ответственность за выздоровление Ирмы и уход за ее младенцем. Ланни, который вырос во Франции, знал, что на это не стоило обижаться. Гораздо лучше проявить человечность. Они создали своего рода временное общество, Лигу мужей во время родов. Другие, возможно, тоже присоединятся к ним, прежде чем закончится эта ночь.
X
Пришла акушерка мадам Фушар, француженка, ей удалось убедить мужа мадам, что благословенное событие наступит нескоро, так что этот джентльмен эмоционально попрощался со своим коллегой по Лиге. Ланни ответил на звонок своей матери и доложил ей о ситуации. Отмерив некоторое количество шагов по комнате, он уселся и попытался вспомнить своё посещение подвесных монастырей Греции. Он видел их в детстве, но теперь не пожалел бы, если бы все монахи весели бы вместе с монастырями. Он просто не мог поверить, что нормальные роды могут длиться так долго. Он позвонил и имел разговор с ночной старшей медсестрой, из которого узнал, что та выучила наизусть формулу. — «Tout va bien, monsieur. Soyez tranquille.»
Ланни был очень рад, когда открылась дверь, и в неё вошла леди в таком состоянии, в котором дамы входят в такие места. Её сопровождал французский джентльмен с темнорыжей шелковистой бородой. Ланни узнал в нём известного в Каннах учителя по классу фортепиано. Леди была передана на попечение медсестры, а джентльмен сразу стал членом Лиги, которую представлял Ланни. Поскольку Ланни сам был пианистом, а его шурин был скрипачом-виртуозом, для обоих нашлось бы много тем для обсуждения. Но нет, они предпочли рассказать друг другу, как долго они были женаты, и сколько лет их женам, что чувствовали они, и что чувствовали их жены. Это противостояние с природой в естественном, неприкрашенном виде привели их к наименьшему общему знаменателю человечества. Ни искусство, ни наука, ни культура больше не существуют, есть только тела, кровь и дети.
Какое-то время Ланни слушал, а потом он перестал слышать, что говорил бородатый француз. Ланни зашагал по полу приемной, с бусинками пота величиной с овсяное зерно на лбу. О, Боже, это, безусловно, не порядок! Что-то ужасное должно происходить в этом родильном отделении, видимо то, о чём написано в энциклопедии: остановка сердца матери, прорыв «вод», или одно из тех неправильных положений, которое занимает плод в известном процентном соотношении случаев. Естественно, если акушер столкнулся с проблемой, он не прибежит, чтобы рассказать о ней будущему отцу, он будет занят, как и медсестры. Только тогда, когда все будет кончено, кто-нибудь принесёт трагическую весть. Но тогда Ланни никогда не сможет простить себя.
Серьезные упущения в практической деятельности этого родильного дома, нет — дома несчастий! Здесь должна быть некоторая система, телефон в родильном отделении, доска объявлений, набор сигналов! Это проблема, которая требует коллективного решения. Открытие отделения отцовства в роддоме, место для будущих отцов, где они могут получить надлежащий уход! Медсестры должны уделять некоторое время для них. Обслуживающий персонал должен учитывать их чувства и снабжать их информацией, возможно, читать лекции на тему акушерства, специально подготовленные для чувствительных отцов, где отклонения от норм будут или опущены, или преуменьшены. Там будет тихая музыка, возможно, кинофильмы, и прежде всего, будут новости, много новостей оперативных и надежных. Возможно, место, как офис брокера, где «Translux» дает рыночные показатели на экране.
Каждый раз, когда Ланни подходил к стене с кнопкой звонка, он желал ее нажать и затребовать точных сведений о состоянии его любимой жены. Каждый раз, когда французский учитель музыки задавал ему вопрос, было труднее скрыть тот факт, что он его не слушал. Проклятие! Не важно, кто виноват, природа или человеческая некомпетентность, факт остается фактом, что его жена, которую он любит так нежно и с такой жалостью, наверное, находится в агонии, её силы полностью исчерпаны. Надо что-то делать! Близилась полночь, Ланни посмотрел на часы и увидел, что прошло три минуты с тех пор, как он посмотрел на них последний раз. Было только без двадцати двух одиннадцать, Но всё равно было достаточно плохо. Прошло уже тринадцать часов, как начались схватки, и она была оставлена на произвол судьбы. Ужас!
XI
Дверь в комнату открылась, это была медсестра. Ланни взглянул и увидел, что она отличалась от любой медсестры, которую он видел до сих пор. Она улыбалась, да, на самом деле сияя улыбкой. «О, сударь», — воскликнула она. — «Девочка! Красавица! Очаровательная!» Она сделала жест, указывающий на размер женского чуда. У Ланни внезапно закружилась голова, и он потянулся за стулом.
«А мадам?» — воскликнул он.
— Мадам молодец! Она великолепна! Всё хорошо. Снова формула. Ланни засыпал её вопросами и убедился, что Ирма выживет. Она была обессилена, но этого можно было ожидать. Были детали, на которые нужно обратить внимание. Через полчаса или около того будет возможность для месье, чтобы увидеть мать и дочь. «Сейчас! Успокойтесь!»
Преподаватель музыки схватил Ланни Бэдда за руку и энергично тряс её. После того, как американец вернулся на свое место, в течение некоторого времени на него еще лились поздравления. «Мерси, мерси», — говорил Ланни механически, в то же время думал: «Девочка, Бьюти будет разочарована!». Но у него самого не было никаких жалоб. Он был с детства окружён женщинами, редко видел своего отца, находясь на попечении своей матери и женщин-служанок. Вокруг него всегда были женщины, друзья его матери, его сводная сестра и мачеха в Новой Англии, а затем новая сводная сестра в Бьенвеню, и снова череда его возлюбленных, и, наконец, его жена. Он получил кое-что от них всех, и дочь доставит ему много радости. Все было в порядке.
Ланни встал, извинился перед французским джентльменом и пошел к телефону. Он позвонил матери и рассказал ей новости. Да, он сказал, он был рад, или будет, когда отойдёт от головокружения и слабости. Нет, он не забудет дать телеграммы: одну отцу в Коннектикут, одну матери Ирмы на Лонг-Айленд, одну его сводной сестре Бесс в Берлин. Бьюти будет звонить по телефону различным друзьям поблизости, главное, не пропустить кого-нибудь! У Ланни уже были готовы послания своему другу Рику в Англию и своему другу Курту в Германию, осталось только вставить слово «девочка».
Он выполнил свое обещание Пьетро Корсатти. В Нью-Йорке было еще рано. Новость попадёт в ночной выпуск утренних газет, и будет прочитана завсегдатаями модных клубов, куда входила дорогая Ирма Барнс. Получив поздравления Пита, Ланни вернулся к окружающим, в числе которых оказался французский джентльмен. Удивительно, как из жизни счастливого отца вдруг исчезли черные тучи с небосвода, как перестали быть смертоносными законы матери-природы! Можно было поговорить с учителем музыки о технике, которую он использовал, рассказать о собственные опыте игры по методу Лещитского, а затем Брайтхаупта, объяснив вращательное движение предплечья, и проиллюстрировать его на ручке своего кресла. Ланни увидел себя, настукивающим тему симфонической поэмы Листа, «От колыбели до могилы». Но он остановился на первой части.
XII
Улыбающаяся медсестра пришла снова и провела счастливого отца вниз к большим закрытым дверям из зеркального стекла, ведущие в комнату с крошечными белыми металлическими детскими кроватками. Посетителям находиться внутри не разрешалось. Но медсестра в белой маске, закрывавшей ее рот и нос, поднесла к другой стороне стекла свёрток в одеяле. Развернув его, она открыла взору Ланни кирпично-красный объект, который, возможно, был большой раздутой гофрированной гусеницей, только с конечностями, и большим круглым шаром на вершине с лицом, которое было бы человеческим, если бы не было волшебным. Был рот с губами, деловито ничего не сосавшими, и пара больших глаз, которые не двигались. Однако, медсестра, которая находилась вместе с Ланни, заверила его, что глаза были проверены светом, и они видят. Его уверили, что это был его ребенок. Доказывало это крошечное ожерелье с металлической табличкой. Месьё и мадам могут быть уверены, что они не принесут домой ребенка ни адвоката, ни учителя музыки.
Раздутая красная гусеница была снова завёрнута в одеяло, и Ланни сопроводили в комнату Ирмы. Она лежала на белой больничной койке, ее голова утонула в подушке, глаза были закрыты. Какой бледной она казалась, как отличалась от красивой яркой брюнетки, которую он оставил утром! Теперь ее темные волосы были растрёпаны, по-видимому, никто не хотел еще ее беспокоить. Ланни на цыпочках вошёл в комнату, и она медленно как будто с усилием открыла глаза. Когда она узнала его, она слабо улыбнулась.
— Как ты, Ирма?
«Всё будет в порядке со мной», — прошептала она. — «Устала, я очень устала».
Медсестра сказала ему, чтобы он не разговаривал с ней. Он сказал: «У нас прекрасный ребенок».
— Я рада. Не волнуйся. Я отдохну, и мне станет лучше.
Ланни почувствовал удушье в горле. Печально, какую цену, должны платить женщины! Но он знал, что не должен беспокоить ее своими эмоциями. Медсестра принесла немного вина, которое она выпила через трубку. В нем было успокоительное, и она будет спать. Он взял ее за руку, которая лежала безвольно на покрывале, и нежно ее поцеловал. — Спасибо, дорогая. Я люблю тебя. Этого было достаточно.
Снаружи, в проходе стоял хирург, приведший себя в порядок и готовый для внешнего мира. Его профессиональная манера была второй натурой. Все было, как это должно быть. Ничего нет лучше для пациента, чем отличные роды. Несколько часов сна, немного еды, и мистер Бэдд будет удивлен улучшением состояния его женой. Прекрасный крепкий ребенок, более четырёх килограммов весу, что и вызвало задержку. «Жаль, что вы так долго ждали. С этим ничего нельзя сделать. Вы читаете Библию, мистер Бэдд? 'Женщина, когда рождает, терпит скорбь, потому что пришел час ее; но когда родит младенца, уже не помнит скорби от радости, потому что родился человек в мир. В этом случае это женщина, но мы больше не находимся в древней Иудее, и здесь хозяйничают женщины. В моей стране, и вашей у них есть право голоса, и они владеют более чем половиной собственности, так мне сказали. Это их мир. И что они собираются делать с ним, мы, мужчины, должны подождать и выяснить. Спокойной ночи, мистер Бэдд».
«Спокойной ночи», — сказал Ланни. Он был должен этому человеку тридцать тысяч франков, сумма казалась огромной, но курс франка был низким. Ланни было не жалко. Он подумал: «Я бы предложил сто тысяч час назад!»
Произведения
Критика
