Пьер Корнель. Цинна
(Отрывок)
ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА:
Октавий Цезарь Август, римский император.
Ливия, императрица.
Цинна, сын дочери Помпея, глава заговора против Августа.
Максим, один из главарей заговора.
Эмилия, дочь К. Торания, воспитателя Августа, казненного им во время триумвирата.
Фульвия, наперсница Эмилии.
Поликлет, вольноотпущенник Августа.
Эвандр, вольноотпущенник Цинны.
Эвфорб, вольноотпущенник Максима.
Действие происходит в Риме.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Эмилия
Эмилия
Желанье пылкое великого отмщенья,
Что с дней, как пал отец, ведет свое рожденье,
Столь гневное дитя пережитых обид,
Чью боль душа моя ослепшая таит,
Владеешь сердцем ты со страстью роковою.
Дай мне хоть миг вздохнуть, подумать, что со мною,
Спокойно рассудить в волнении моем,
На что дерзаю я, чего хочу потом.
При виде Августа, увенчанного славой,
Увы, - я не могу не вспомнить день кровавый,
Когда был мой отец им дерзко умерщвлен
И труп переступив, тиран взошел на трон.
Передо мной встают кровавые виденья,
И ненависть моя, дойдя до исступленья,
Мной овладев, зовет час мщения скорей,
Чтобы за смерть одну он принял сто смертей.
Но к Цинне у меня любовь еще сильнее,
Чем ненависть моя к тирану и злодею.
И я страшусь того, что, мщение тая,
Могла бы погубить возлюбленного я.
О Цинна, я себя жестоко осуждаю
За то, что на тебя опасность навлекаю.
Хотя ты и готов во всем мне помогать,
Могу ль опасности тебя я подвергать?
Высокое сейчас ты занял положенье,
А мог бы каждый шаг здесь вызвать подозренье.
Исход сомнителен, а гибель ждет вокруг,
Способен донести на нас коварный друг.
Приказ не вовремя, неверное решенье
Тебя же самого раздавят, без сомненья,
И тот удар, что ты готовил для врагов,
Сам, Цинна, на тебя обрушиться готов.
Коль, из любви ко мне, свершишь ты дело мести
И сокрушишь врага, ты с ним погибнешь вместе.
Зачем же к гибели свои шаги стремить?
Погибнуть за меня - не значит отомстить.
Жестоки те сердца, что счастливы бывают,
Не видя, что другим мученье доставляют,
И кто б к разряду бед тягчайших не отнес
Ту вражескую смерть, что стоит многих слез!
Но можно ль слезы лить, идя дорогой верной?
Любую цену тут нельзя считать безмерной.
Убийцу поразив отмстительной рукой,
Пристойно ль рассуждать, какой он пал ценой?
Прочь, страхи ложные, пустое сожаленье,
Прочь, недостойное души моей смущенье!
Любовь, послушная лишь слабостям моим,
Долг не оспаривай, а лишь иди за ним.
Покорность долгу - честь, с ним спор - пятно позора.
Будь благородною и подчинись без спора.
Чем больше долгу дашь, тем больше он вернет,
Служи ему, но так, чтоб ждал тебя почет!
ЯВЛЕНИЕ ВТОРОЕ
Эмилия, Фульвия
Эмилия
Клялась я, Фульвия, и клясться вновь хочу я,
Да, Цинну я люблю и лишь его зову я,
Но если Август жив, не быть ему со мной.
Пусть Цезаря убьет. Лишь этого ценой
Получит он меня. Вот мой закон единый.
Фульвия
Ты Цезаря хулить имеешь все причины,
Сумела ты себя достойною явить
Того, за чью ты кровь хотела б отомстить.
Но я прошу сейчас к речам моим вниманья:
Должна ты охладить столь пылкое желанье.
Ведь Август, что ни день, готов, по мере сил,
Сам искупить то зло, что всем он причинил.
Тебе он оказать готов благоволенье,
Он столь почтителен, столь полон уваженья,
Что многие тебя просили уж не раз
За них похлопотать, коль нужно, в должный час.
Эмилия
Мне эти милости отца не возвращают,
И, как у Августа меня ни почитают,
Как ни богата я, как сан мой ни почтен,
Всегда я только дочь того, кто был казнен.
Об этих милостях твое превратно мненье,
От вражеской руки они - лишь оскорбленье;
Чем станет более к нам враг благоволить,
Тем будет в нас сильней желанье отомстить.
Пусть Цезарь добрым стал - не изменюсь душою.
Я та же, что была, и буду впредь такою.
Я те сокровища, что Август мне несет,
Употреблю на то, чтобы поднять народ.
Готова место я занять императрицы,
Чтобы на жизнь его вернее покуситься,
Мстить стану за отца любою я ценой
И ради всех даров долг не забуду свой.
Фульвия
Зачем же хочешь ты прослыть неблагодарной?
Иль, пряча ненависть, нельзя уж быть коварной?
Немало без тебя есть помнящих, что он
Ценой жестокостей взошел на этот трон.
Все помним римлян мы, известных и почтенных,
Что им погублены для замыслов надменных.
Их дети, в чьей душе былых обид не счесть,
Мстя за своих отцов, твою спасают честь.
Найдутся смелые отмстители позора.
Кто ненавистен всем, тот жизнь окончит скоро.
Так предоставь о том заботиться другим
И в тайных замыслах помощницей будь им.
Эмилия
Как? Ненависть таить в душе без проявленья,
Позволить случаю платить за оскорбленье?
Я ль неотложный долг исполненным почту,
Питая тайный гнев и скрытую мечту?
О смерти Цезаря я первой бы жалела,
Когда б он был убит другим за злое дело.
Да, буду я рыдать над гибелью его,
Коль не от мщенья он погибнет моего!
Зачем другим вверять задуманное нами,
Тот долг, который мы должны исполнить сами?
К блаженству мстить хочу прибавить славу я,
Пусть делу общему послужит месть моя,
Пусть будет подвиг мой Италии указан:
"Своей свободой Рим Эмилии обязан,
Она питала страсть, нежна была душой,
Но отдалась любви лишь этою ценой".
Фульвия
Любовь такой ценой - подарок незавидный,
В ней для любимого знак смерти очевидной,
Прямой опасностью ему твой план грозит, - ^
Был не один смельчак об этот риф разбит.
А Цинне смерть и так всечасно угрожает.
Эмилия
Ах! Сердце твой ответ безжалостно терзает,
Когда я думаю, что Цинну гибель ждет
И я тому виной, - страх душу мне гнетет.
В смятении мой дух, понять себя стараюсь:
Хочу - и не хочу, стремлюсь - и не решаюсь.
И долг, которому мне надобно служить,
Мятежных чувств моих не в силах усмирить.
Так сильно не играй, о страсть, душой моею!
Опасность велика, но справишься ты с нею.
Рискуя, Цинна все ж не будет побежден.
Пусть Цезаря хранит надежный легион,
Все ж Цинна победит. Кто доблестью пылает,
Тот, жизнью жертвуя, всегда ее спасает.
Опасность чем грозней, тем сладостнее плод.
Отвага вдохновит, а слава вслед пойдет.
Кто - Цинна, Август ли - погибнет, я не знаю,
Но, чтоб отмстить, я всем пожертвовать желаю.
И эту месть свершить мне Цинна обещал.
Он, обнажив свой меч, меня б достойным стал.
Отказываться мне от этой мысли поздно.
Сейчас идет совет всех, ждущих мести грозной.
Пора им меч избрать, наметить место, час,
Смерть Цинны разлучить уже не сможет нас.
Но вот он сам идет.
ЯВЛЕНИЕ ТРЕТЬЕ
Цинна, Эмилия, Фульвия
Эмилия
О Цинна, как собранье?
Не дрогнуло оно пред страхом наказанья?
Сумел ли ты прочесть в чертах друзей своих,
Что исполненья клятв возможно ждать от них?!
Цинна
Нет, никогда еще тирана низверженье
Ждать не могло себе столь верного свершенья.
Тирана гибели никто так не желал,
Круг заговорщиков так дружен не бывал.
За дело принялись с таким одушевленьем,
Как будто и они полны любовным рвеньем.
Такой великий гнев все охватил сердца,
Как будто каждый мстил за своего отца.
Эмилия
Не сомневаюсь я, что для такого дела
Взял Цинна только тех, кто поступает смело,
Что слабым он рукам не вверит ничего
В судьбе Эмилии и Рима самого.
Цинна
Когда б ты видела, с каким волненьем страстным
Влечется заговор к свершениям прекрасным!
Лишь "Цезарь", "Август" кто произнесет - и вмиг
Уже в очах огонь отмщения возник.
И вместе с тем друзья при мысли о злодее
От гнева, ужаса становятся бледнее,
"Друзья! - сказал я им, - вот тот счастливый час,
Который увенчать готов успехом нас.
У нас сейчас в руках грядущий жребий Рима.
Для блага всей страны нам смерть необходима
Того, в ком ничего не назовешь людским,
Кто тигром яростным родной терзает Рим.
Чтоб кровь его пролить, он сеял здесь раздоры
И дерзко нарушал союзы, договоры,
То друг Антонию, то злейший враг ему
Лишь самовластью был он предан своему".
Так перечнем обид, искусными словами
О всех жестокостях, свершенных над отцами,
О зле, которого не вправе мы забыть,
Усилил в их сердцах я жажду отомстить.
Я им нарисовал картину битв ужасных,
Где собственную грудь терзает Рим несчастный,
Где бьет орла орел и с каждой стороны
Свободу губим мы в неистовстве войны,
Где лучшие вожди и лучшие солдаты
Для рабства жертвуют всем, чем душой богаты,
Где каждый, множа стыд им признанных оков,
Неволей собственной связать весь мир готов,
Народы отягчив ярмом страны великой,
Заставив их назвать предателя - владыкой.
Рим против Рима встал, и род пошел на род,
Чтобы тиранов вновь себе избрал народ.
Ужасных этих дел я дал изображенье,
Назвал захватчиков, Достойных поношенья
И ненавистных нам - сказал все про сенат,
Короче говоря - про их триумвират.
Я красок не щадил и не смягчал названий
При пересказе всем известных злодеяний.
В стремленье убивать никто их не был злей,
Потоплен был весь Рим в крови своих детей.
Кто был убит в толпе, на площади шумящей,
Кого среди семьи настиг удар разящий.
Убийца поощрен был высшею ценой.
Задушен муж бывал в ночи своей женой,
Сын умертвить отца решался без пощады,
За голову его прося себе награды.
Какая б только кисть изобразить могла
Кровавый этот мир и гнусные дела!
Назвать ли ряд имен, исполненных значенья,
Чью смерть напомнил я, чтоб вызвать возмущенье,
Погубленных, чей дух равенствует богам,
Кто дерзостным клинком сражен у входа в храм?
Могу ль изобразить, к какому исступленью,
К какому трепету, к какому дерзновенью
Картиной мрачных зол, ужасных до конца,
Своих сообщников я обратил сердца?
Не тратя зря минут, я, видя гнев их ярый,
Способность все презреть и наносить удары,
Прибавил в нескольких словах: "Насилья гнет,
Потеря наших благ, имуществ и свобод,
Грабеж родных полей, расправа с городами,
Изгнание отцов и войн гражданских пламя,
Все это - лестница, которой Август сам
Взошел на этот трон, чтоб стать владыкой нам.
Но жребий нам не столь уж тягостный достался:
Из трех тиранов он единственный остался.
Двух соправителей убрав, поддержки он,
Один несущий власть, теперь уже лишен.
Умрет - ни мстителей не будет, ни тирана,
И возродится Рим в свободе долгожданной.
Мы римлян истинных название вернем,
Едва его ярмо отважно разобьем.
Благоприятен час для нашего отмщенья:
На Капитолии ждут жертвоприношенья.
Пусть будет жертвой он - любой из нас готов
Свободу миру дать перед лицом богов.
В охрану Августа введем мы стражу нашу,
Из рук моих возьмет он жертвенную чашу,
И это будет знак, что нам пора начать.
Я в грудь ему всажу кинжал по рукоять.
И докажу, сразив жестокого злодея,
Что в жилах у меня струится кровь Помпея.
А вы, мне следуя, всем показать должны,
Что все от доблестных вы предков рождены".
Едва окончил я, как были все готовы
Решенье подтвердить еще раз клятвой новой,
Которой каждый бы хотел приобрести
Удара честь, что я собрался нанести.
Но разум одержал победу над волненьем.
Одни из них пойдут Максиму в подчиненье,
Других я сам возьму, чтоб были в помощь нам,
Едва лишь я сигнал к восстанию подам.
Вот что, Эмилия, мы порешили вместе.
Жду завтра от людей иль злобы, или чести.
Отцеубийца ли, освободитель я,
Захватчик, Цезарь сам? - решит судьба моя!
Теперь от нашего зависит только рвенья,
Что ожидает нас: позор иль прославленье.
Народ признателен властителям своим:
Презренье - мертвецам и почести - живым.
И я судьбе своей предоставляю правой
На казнь меня послать или отметить славой.
Поможет ли нам Рим иль встанет против нас
Готов и жизнью я пожертвовать в тот час!
Эмилия
Бояться гибели теперь уж ты не вправе,
Успех иль смерть равно твоей послужат славе.
В великом замысле, где трудностей не счесть,
Утратить можешь жизнь, но не утратишь честь.
Несчастье Кассия припомни или Брута!
Вредит ли славе их падения минута?
Иль умерли они с величием своим?
Последних римлян в них ужели мы не чтим?
Здесь, в Риме, память их столь стала всем священна,
Сколь личность Цезаря позорна и презренна.
Он правит, но лишь им одним сужден почет,
От вас, подобных им, народ спасенья ждет.
Иди им смело вслед, покорен зову чести,
Но жизнь свою храни и в упоенье мести.
И помни, что сердца пылают в нас, любя,
Что честь Эмилии - награда для тебя,
Что ты мне дан судьбой, что страстно жду тебя я.
И что, пока ты жив, с тобой сама жива я.
Но для чего Эвандр подходит к нам сейчас?
ЯВЛЕНИЕ ЧЕТВЕРТОЕ
Цинна, Эмилия, Эвандр, Фульвия
Эвандр
Сам Цезарь требует к себе с Максимом вас.
Цинна;
Максима и меня? Ты слышал это ясно?
Эвандр
В твоем дому тебя ждал Поликлет напрасно.
Он вместе бы со мной пришел тебя искать,
Когда бы не успел его я удержать.
Хочу предупредить тревожные я вести:
Торопит Цезарь вас.
Эмилия
Звать вожаков - и вместе!
Обоих! В тот же час! Теперь открыты вы!
Цинна
Посмотрим.
Эмилия
Но тебя теряю я, увы!
Нам боги в замыслах перечат беспримерно,
Среди друзей твоих доносчик был, наверно.
Сомнений больше нет. Да, Август все открыл.
Как? Вместе? И когда совет ваш все решил!
Цинна
Не скрою, Цезаря приказ меня смущает.
Но он меня к себе нередко призывает.
Максим же Цезарю, как я, ближайший друг,
И вовсе, может быть, напрасен наш испуг.
Эмилия
Себя ты обмануть пытаешься напрасно.
Не мучь меня - и так безмерно я несчастна.
И, если за меня ты уж не в силах мстить,
Умей хоть жизнь свою, о Цинна, сохранить
И, к Цезарю идя, страшись его угрозы.
Довольно над отцом я проливала слезы.
Нет, новою меня не отягчай тоской,
Чтоб не пришлось теперь мне плакать над тобой!
Цинна
Как! Только потому, что робость одолела,
Забыть и твой завет, и общее нам дело!
Ведь я себя бы стал за низость упрекать!
Покинуть все, когда приходит час дерзать!
Что сделают друзья, узнав, что все забыто?
Эмилия
Что станется с тобой, коль все уже раскрыто?
Цинна
Чтобы предать меня, душ низких много есть,
Но изменить себе мне не позволит честь.
Я и над пропастью не подчинюсь боязни,
И дух мой будет тверд как в пытках, так и в казни.
А Цезарь, с завистью узрев мой смелый вид,
В час гибели моей от страха задрожит.
Медлительность моя внушит лишь подозренье.
Прощай же! Поддержать мое должна ты рвенье,
И, коль удар судьбы узнает грудь моя,
Счастливым я умру, умру несчастным я;
Счастливым потому, что верен был я чести,
Несчастным потому, что не свершил я мести.
Эмилия
Иди и голоса не слушай моего,
Тверда я, не боюсь уж больше ничего.
Прости любви моей порывам недостойным.
Не мог бы, все забыв, и сам ты быть спокойным.
Коль заговор раскрыт, то Август все пути
Переградит тебе, чтоб ты не мог уйти.
Яви же перед ним отважное презренье,
Достойное любви и твоего рожденья.
Умри, коль смерть придет, как Рима гражданин
И в смерти поднимись до мужества вершин!
Но знай, что пред своей я не смирюсь судьбою
И, коль погибнешь ты, уйду вслед за тобою.
Один и тот же рок судил нам смертный час.
Цинна
Нет, даже смерть сама не разлучила б нас!
Позволь же думать мне, что подвиг этой чести
И друг твой и отец тогда увидят вместе.
Не бойся, ведь никто не знает из друзей
Ни замыслов твоих, ни чувств души моей.
О бедах Рима я им говорил немало,
Но мщенья замысел душа моя скрывала
Из страха, чтобы страсть, живущая в крови,
Не выдала им тайн столь пламенной любви.
Эвандру лишь о ней и Фульвии известно.
Эмилия
Я к Ливии пошла б и ей призналась честно.
Она могла б легко, чтобы тебя спасти,
Своим влиянием на помощь мне прийти.
Но если в этом мне и дружба не поможет,
Не думай, что мой век спокойно будет дожит.
Примером станет мне великий подвиг твой
Я иль спасу тебя, иль смерть приму с тобой!
Цинна
Заботься обо мне, себя не забывая.
Эмилия
Не забывай и ты, друг, что люблю тебя я!
ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ
ЯВЛЕНИЕ ПЕРВОЕ
Август, Цинна, Максим, придворные
Август
Пусть все покинут нас. Одни поговорим.
Останься, Цинна, ты, а также ты, Максим.
(Все удаляются, за исключением Цинны и Максима.)
Власть повелителя над морем и землею,
Власть обладателя державой мировою,
Величье без границ и мой великий сан,
Который мне трудом, пролитой кровью дан,
Все то, что связано с высоким положеньем,
С докучным для меня придворных восхищеньем,
Вот благо, издали пленяющее нас
И тяжкое, едва пришел свершений час.
Приятное душе, чего мы так хотели,
Уж нас не радует, коль мы достигнем цели.
И так как разум наш - таков его закон
Всегда к чему-нибудь стремиться обречен,
Уж к самому себе желанья обращает:
Едва свершив подъем, спуститься он желает.
Стремился к власти я и вот владыкой стал,
Но, думая о ней, я все ж ее не знал.
Нашел я в ней, свершив заветные желанья,
Заботы без конца и вечные терзанья,
Сокрытую вражду и смерть на всех путях,
Отравленный покой и бесконечный страх.
Знал Сулла до меня величье этой власти,
И Цезарь, мой отец, считал ее за счастье.
Но разною они ценили власть ценой:
То, что отверг один, то крепко взял другой.
Злодей окончил жизнь во всем судьбой хранимым,
Как добрый гражданин, превознесенный Римом,
А Цезарь доблестный в сенате ясным днем
В кругу своих друзей пал, поражен клинком.
Примеры эти мне могли бы пригодиться,
Когда чему-нибудь у них я мог учиться.
Один меня влечет, другой внушает страх.
Но зрим себя порой мы в ложных зеркалах.
Те испытания, что нам судьба судила,
Не часто прочитать мы можем в том, что было
Там, где убит один, другой судьбой спасен,
Что губит одного, другой тем вознесен.
Вот почему душа сомнением объята.
Вы заменили мне Агриппу, Мецената.
Как мне теперь мои сомненья разрешить,
Могли б, подобно им, меня вы научить.
Забудьте же мой сан, и римлянам постылый,
И мне уж самому давным-давно не милый.
Не повелителем, хочу быть другом вам;
И Рим и власть свою вам отдаю я сам.
Европа, Азия и Африка - пред вами:
Республика иль трон - решите это сами.
Вы мне во всем - закон, и только так, друзья,
Монарх иль гражданин, готов вас слушать я.
Цинна
Хотя великого полны мы удивленья,
Тебе покорным быть хочу без возраженья;
Свою почтительность преодолев, готов
Оспаривать я смысл твоих последних слов.
Позволь тому, кто был к твоей так чуток славе
Почувствовать себя хоть на минуту вправе
На эти доводы свободно возразить,
Коль разрешаешь ты во всем себя судить.
Нет смысла уходить от власти, столь законной,
Не преступлением, а доблестью врученной.
Чем благороднее, приятней сан для нас,
Тем подозрительней становится отказ.
Оставь же, государь, подобные сомненья;
Ведь честно своего достиг ты возвышенья,
И без насилия, с открытою душой,
Правления страны переменил ты строй.
Рим покорил себе величьем бранной славы,
И вот над всей землей царит он, величавый.
Закон твой был ему по праву силы дан,
А взявший силой власть не есть еще тиран,
Когда объединил он государства части
И, справедлив в делах, по праву стал у власти.
Так Цезарь поступал; и должен ныне сам
Ты осудить его иль Цезарем стать нам.
Когда такая власть достойна осужденья,
То Цезарь - лишь тиран и заслужил паденье.
И пред богами сам ты должен отвечать
За кровь, что принужден был прежде проливать.
Но можешь ты судьбы возмездья не бояться:
Богами ты храним, и дни твои продлятся.
Грозили гибелью уже не раз тебе,
Но обнаживший меч сражен был сам в борьбе.
Все гибли замыслы, столь нужные кому-то.
Убийц немало есть, но среди них нет Брута.
Но если бы пришлось встать перед злом таким,
Все ж лучше умереть владыкой мировым.
Вот что посмел бы я сказать владыке Рима.
И то же ты бы мог услышать от Максима.
Максим
Да, я согласен с тем, что Август возведен
По праву доблести и разума на трон,
Что, щедро кровь пролив, рискуя головою,
Бесспорно, властью он владеет мировою.
И он сложить ее не может без того,
Чтоб не судили все за этот шаг его.
Он Цезаря тогда ославил бы Тираном,
Убийство б оправдал в своем сужденье странном.
Да, Рим по праву твой, и ты хозяин в нем
Ведь властны мы всегда в наследии своем,
Мы иль храним его, иль жаждем отказаться.
Но всяких низких чувств нам надобно чуждаться.
Ты, покоривший все, свой утвердивший дом,
Величья своего останешься ль рабом?
Так будь же сам собой, страстям не уступая,
Им не сдавайся в плен, душой их побеждая,
И подданным своим старайся доказать,
Что самого Себя ты в силах побеждать.
Ты Риму славному обязан был рожденьем.
Так отплати ему свободы воскрешеньем!
А Цинна хочет счесть великою виной,
Что сделать ты хотел свободным край родной!
Он доброту твою раскаяньем считает
И добродетель тем безмерно унижает.
Подобный замысел должны мы презирать,
На нем бесчестия положена печать.
Долг пред отечеством мог выполнить ты свято,
Дав Риму больше, чем он дал тебе когда-то.
Ужель признательность столь тяжкая вина,
Когда и самый дар превысила она?
Так продолжай же путь, одним богам внимая.
Ты славу обретешь, насилье презирая,
Потомки помянут тебя немало раз,
Но не за эту власть, - за отреченья час.
К верхам могущества вести нас может счастье,
Но доблесть высшая - отказ от этой власти.
Немногие из нас способны презирать
Все то, что может власть достигнутая дать.
Подумай и о том, что ты правитель в Риме,
А здесь, какое бы тебе ни дали имя,
Не любят тираний, к ним злобою горя,
И в императоре все видят лишь царя.
Тираном кажется он Риму непременно.
Кто предан власти - раб, кто любит - в том измена,
Кто терпит иго - слаб, его должны хулить,
И доблесть только в том, чтобы свободным слыть.
А то, что это так, не может быть сомнений
Уж десять видел ты напрасных покушений.
Что, коль опасность ждет в одиннадцатый раз?
Ведь, может, все, о чем я говорю сейчас,
Есть только верный знак, что небо посылает.
Иных путей тебя спасти оно не знает.
Зачем ты доводам вверяешься пустым?
Прекрасно умереть владыкой мировым,
Но смерть нельзя признать достойною и правой,
Коль жизнь нас доброю не увенчала славой.
Цинна
Любовь к отечеству была всегда важна,
Но благу общему должна служить она;
Свобода, будто бы желаемая Римом,
Была бы для него благодеяньем мнимым,
Несущим только вред, и не равна тому,
Что Цезарь может дать народу своему.
Тому, кто заслужил, он раздает награды,
За злодеяния карает без пощады,
Со справедливостью распределяет он
Гражданские блага, ничем не отвлечен.
В народоправстве же иначе все бывает;
Рассудка голосу народ уж не внимает,
Все честолюбием захвачены права,
Продажны почести, а честность - лишь слова.
Ничтожнейший тиран, чьей власти нет и года,
Сознав, что краткий срок он нужен для народа,
Счастливых замыслов срывает ранний цвет,
Чтоб не отдать плода идущему вослед.
И, коль грядущее его уж не тревожит,
Он с поля общего берет себе, что может,
И верит, что легко простит потерю тот,
Кто так же, как и он, поступит в свой черед.
Всех хуже государств то, где народ - владыка.
Август
Однако Рим таков, от мала до велика,
И ненависть к царям, что длится пять веков,
Что с молоком всосать младенец здесь готов,
В сердцах, мне кажется, вовек неистребима.
Максим
Да, удивительно упорство злое Рима!
Оздоровительных народ не хочет мер,
В обычаях ему, не в разуме - пример;
И заблуждение, отвергнутое, Цинной,
Народу кажется отрадою единой.
Питая эту мысль, стремясь к мечте своей,
Столь часто он ступал по головам царей,
Их достояние отдав на разграбленье!
Где мог бы он найти приятнее правленье?
Сказать осмелюсь я, что не всегда одно
Правленье на земле народам суждено.
Повсюду с нравами страны оно согласно,
И изменить его пытались бы напрасно.
Таков закон небес; он нам за годом год
Различие меж них разумно бережет.
Так, Македония царю была бы рада;
Свободе с давних пор привержена Эллада;
Парфяне с персами властителей хотят,
И нужен римлянам один лишь консулат.
Цинна
По мудрости небес - и в этом нет сомнений
Народу каждому присущ особый гений,
Но так же верно то, что место или век
Меняют все, что мог замыслить человек.
Рим от царей имел и стены и рожденье,
От консулов своих - и славу и значенье;
А в наши времена ты от своих щедрот
Так сделал, что сейчас счастливым стал народ.
Уже не отданы мы войнам без защиты.
Ворота Януса оружию закрыты
То, что при консулах мы видели лишь раз,
То, чем второй наш царь всех осчастливил нас.
Максим
Но волею небес смененное правленье
Не стоит крови нам и не несет мученья.
Цинна
Народ - и то богов незыблемый закон
За счастье дорого платить был обречен.
Кровь при Тарквинии нам землю обагряла,
При первых консулах сражались мы немало.
Максим
Так, значит, небу враг был предок твой, Помпей,
Когда сражался он за вольность прежних дней?
Цинна
Когда бы небо нам дать рабство не решило,
Оно бы Рим рукой Помпея защитило.
Но смерть его теперь для будущих времен
Всем знак того, что Рим другой избрал закон,
Что славу он найдет в том самом человеке,
Который вольности лишил его навеки.
Он ослепил весь Рим величием своим,
Но, полный славы, сам не насладился им.
С тех пор как город стал владыкою вселенной
И множество богатств его сокрыли стены,
С тех пор как в подвигах, в величье стольких дней
Рождает граждан он, что всех царей сильней,
Здесь, голоса скупив, патриции все время
Дают почувствовать народу власти бремя,
А тот, в златых цепях, считает, что закон,
Полученный с верхов, им снизу возглашен.
Терзаясь завистью, питая лишь интриги,
Здесь все в кровавые вступать готовы лиги:
Так Сулла - Марию, а Цезарю - мой дед,
Тебе - Антоний, все глядели злобно вслед.
Вот почему у нас немыслима свобода
Гражданских войн она причина для народа.
Средь тяжких смут ее и горестных невзгод
Кто - равенство, а кто - властителя зовет.
Чтоб Рим сейчас спасти, пусть правит тот над нами,
Кто мир восстановить способен меж врагами.
Ты родину свою не можешь не любить,
От распрей должен ты ее освободить.
Власть Суллы захватил и, расставаясь с нею,
К насилию открыл путь Цезарю, Помпею.
Зол столько не могло б на нашу долю пасть,
Когда б семье своей он отдал эту власть.
Убийство Цезаря, потворствуя их видам,
К насилью привело Антония с Лепидом;
И римлянами Рим повержен был бы в прах,
Когда бы крепко власть ты не держал в руках.
Отрекшись от нее, ты Рим, лишенный славы,
Невольно возвратишь к несчастьям войн кровавых,
И в жилах у него оставшаяся кровь
С начавшейся войной польется вновь и вновь.
Ты любишь родину, ты сжалишься над нами!
Моими молит Рим тебя сейчас устами.
Припомни - за тебя немалою ценой
Он должен был платить, в нем кровь лилась рекой;
И, коль покой ему теперь послали боги,
Уже подумать он не может без тревоги,
Что, уходя, его ты хочешь одарить
Добром, какого он не в силах сохранить.
Коль мы такой ценой должны искать другого,
Коль дорога тебе честь края, нам родного,
Коль тот печальный дар возьмет страна моя,
Не смею высказать все, что предвижу я.
Ты должен сохранить себя, власть оставляя
Тому, кто возродил былое счастье края.
Чтоб смело мы могли довериться судьбе,
Назначь достойного преемника себе!
Август
Нам спорить незачем, и я хочу того же.
Мне дорог мой покой, но Рим еще дороже,
И что бы ни могло со мной произойти
Пускай погибну я, лишь бы его спасти.
Напрасно жаждет грудь спокойствия простого.
Прав, Цинна, твой совет, и власть беру я снова.
Но в ней я помощи жду от обоих вас.
Правдивость ваших чувств мне дорога (Сейчас.
В советах, что вы мне давать готовы оба,
Вам родина важна, а с ней моя особа.
Одна любовь могла на спор вас вдохновить,
И оба вы должны награду получить.
Тебя в Сицилию, Максим, я посылаю,
Чтоб плодородному ты дал законы краю.
Ты именем моим в ней должен управлять,
За каждый твой приказ я буду отвечать.
Эмилию даю тебе я, Цинна, в жены.
Как Юлии, почет ей будет заслуженный.
Необходимость нас, тревоги без конца
Заставили давно казнить ее отца,
Но к милостям моим ей все открыты двери,
Что утешением послужит ей в потере.
Скажи, что мною ты сейчас был послан к ней.
Я знаю, многих ты уже ей стал милей,
Тебя обрадует она своим ответом.
Прощай же! Ливии иду сказать об этом.
Произведения
Критика
