Роман А. Камю «Счастливая смерть»
Е. П. Кушкин
В послевоенные годы имя Альбера Камю стало широко известно за пределами Франции. Нет никакого сомнения, что Камю явился выразителем дум большой части интеллигенции на Западе. Книги его стали важным свидетельством эпохи, тем более достоверным, что между его жизнью и его творениями как бы нет никакого «зазора». Именно поэтому на факты жизни, на ту эволюцию, которую претерпело мировоззрение писателя, необходимо обратить особенно пристальное внимание. Задача исследователя — разобраться в истоках и смысле трагического пафоса раннего Камю, познакомиться с теми отправными положениями, которые кристаллизуются в дальнейшем его творчестве.
Большой интерес в этой связи представляет вышедший недавно во Франции роман Камю «Счастливая смерть». Роман создавался на протяжении трех лет — с 1936 по 1938 гг. Это было первое крупное произведение Камю. Но, завершив работу, автор решил не представлять ее на суд читателей.
Бросается в глаза, сколь многим обязаны «Счастливой смерти» те произведения, которые Камю писал в те же годы, и те, что он создавал позже. Так, целые главы романа, десятки страниц перекочевали в почти неизмененном виде в эссе «Изнанка и лицо», «Брачный пир», «Лето» и повесть «Посторонний». В значительной тематической связи со «Счастливой смертью» оказывается и пьеса «Калигула». В романе уже намечается то, что получит свое дальнейшее развитие в «Чуме».
Мысль раннего Камю развивалась в широком потоке западной буржуазной философии. Проблема «освобожденной» от общества личности, к которой Камю обращается в истоках своего творчества, занимала тогда многих французских литераторов. Вопрос о свободе личности — основной вопрос западноевропейской литературы нового времени. Вокруг него постоянно ведется борьба философских теорий и литературных направлений. Усилия релятивистов, агностиков, фрейдистов, экзистенциалистов были направлены главным образом на то, чтобы подорвать престиж разума, доказать безнадежную ограниченность наших познавательных возможностей. В результате исследований, проводимых в этом русле, был «создан» человек, освобожденный от общественного сознания. Между человеком и обществом возникла непреодолимая пропасть. Жизнь и история утрачивали какую-либо закономерность и воспринимались как поток случайностей. Давление, которое общество оказывает на личность, воспринималось как бессмысленное и личности враждебное. Из такого общества нужно было бежать.
Вторая половина 30-х годов ознаменовалась для французской интеллигенции ростом тревоги и растерянности перед нависшей угрозой войны. В Испании уже шли бои, гибла республика. Германская армия заняла Рейнскую область и после Мюнхенского сговора готовилась к захвату новых земель. Народный фронт во Франции сталкивался со все более ожесточенным сопротивлением реакционных сил. Эхо тревожных событий докатывалось и до колониального Алжира, страны, где родился и формировался Камю.
В студенческие годы Камю с энтузиазмом взялся за просветительскую работу. В 1936 г. он организовал театр Труда, где работал актером и режиссером. Пьеса «Мятеж в Астурии» — коллективный труд этого театра — посвящена памяти погибших горняков Астурии, которые с оружием выступили на защиту республики. Постановка этой пьесы была запрещена цензурой. С 1934 г. Камю, состоя в комитете содействия Международному движению в защиту культуры против фашизма (основанного А. Барбюсом и Р. Ролланом), возглавил Алжирский дом культуры, который ставил своей целью возможно большее приближение культуры к широкой публике.
Однако именно к этому времени относятся и первые политические разочарования Камю. Усвоив многое из философии иррационализма, проповедуемой с университетской кафедры, он не находит закономерности в происходящем, действительность ему представляется вечной статикой, где перед сознанием человека стоят «проклятые вопросы». До Сопротивления Камю не верит в возможность борьбы со злом, в возможность, опираясь на коллективную волю, преобразовать социально больное общество. Для раннего творчества Камю характерно ницшеанское искусство «забвения» истории и поиск надисторических ценностей.
Камю обращается к теме трагического счастья. Выбор этот был продиктован и событиями его личной жизни: несчастья сопутствовали ему постоянно. Летом 1936 г. во время поездки в Центральную Европу у Камю произошла ссора и разрыв с женой. Рухнули и его надежды на получение ученой степени — по состоянию здоровья (у Камю был туберкулез) он не был допущен к конкурсному экзамену. К тому же только в 1938 г. ему удалось более или менее освободиться от материальных лишений. Как лейтмотив звучит для него в те годы вопрос: что делать, если хочешь счастья? Роман, который он тогда писал, и был в значительной степени ответом.
«Счастливая смерть»... Странное на первый взгляд название. Молодой Камю вступает в литературу под знаком напряженных поисков счастья. И в этих поисках он подходит к последним границам: как прожить жизнь, чтобы даже умирая, чувствовать себя счастливым? В августе 1937 г. Камю так определяет тему «Счастливой смерти»: «Роман: человек понял, что, для того чтобы жить, нужно быть богатым, и он полностью отдается погоне за деньгами, преуспевает в этом, живет и умирает счастливым».
Вот краткое содержание романа. Молодой алжирский клерк Патрис Мерсо убивает богатого калеку Загрея, овладевает его деньгами. Он совершает поездку в Центральную Европу, а вернувшись, некоторое время живет с друзьями в Алжире, затем уединяется, купив виллу в Типазе, на берегу моря. Там, наконец, Патрис чувствует себя счастливым. Он умирает от туберкулеза, но с сознанием того, что выполнил свой долг — был счастлив.
Первые главы романа знакомят с безрадостной жизнью Патриса Мерсо до преступления. Убогая квартира, пришедшая в запустение после смерти матери; отупляющая работа в конторе; закусочная Селеста, где Патрис постоянно видит те же лица, слышит все те же разговоры; связь с красавицей Мартой и чувство ревности — словом, знакомый до мельчайших прожилок мир, в котором прошло детство и юность автора. Все персонажи, кроме Загрея, находят своих прототипов среди близких молодого Камю.
Сознание Патриса оторвано от сознания других людей. Оно единично и тем самым безнадежно одиноко. Ни любви, ни ощущения человеческого тепла. И все это тем более грустно, что Мерсо со всей пылкостью души стремится разорвать очерченный ему судьбой круг. Синее море, солнце, свет Алжира влекут его. Он считает, что к счастью нужно подходить как к обязанности, к призванию человека на земле. «Ах, если бы не эти восемь часов конторы в день, если бы я был свободен!» — мечтает Патрис. Он давно уже проникся безразличием, стал «посторонним» к карьере, успеху, к «счастью за чей-то счет». Его привлекает безличие, идеал слияния с природой, единственным богатством бедняка. Настроение Патриса формулирует мудрый Загрей: «Настоящая психология заключается в знании пределов своего тела. Да и это не имеет значения. У нас нет времени быть самими собой. У нас есть только время быть счастливыми».
Встреча с Загреем меняет судьбу Патриса. Загрей богат. Когда-то он подчинил свою жизнь охоте за счастьем. Спекулируя на земельных участках, Загрей сколачивает огромное состояние. Теперь его уже ничто не отвлекает от радости жить и быть счастливым, ибо «иметь деньги — это иметь время. Время покупается. Все покупается. Быть или стать богатым это иметь время для того, чтобы стать счастливым, если достоин им быть». Но война калечит Загрея, и он безногим возвращается домой. Довольствуясь малым, он ведет жизнь одинокого мудреца, сознавая трагизм своего положения. Он не может решиться на самоубийство, часто берет в руки револьвер, однако после долгих минут мучительной борьбы неизменно откладывает его. Он приготавливает ларец с большой суммой денег, в который кладет завещание и револьвер. Внешние обстоятельства максимально облегчают задачу Патриса. Поведение Загрея напоминает самоубийство. После встречи со старым бочаром Кардоной, при виде одинокого горя, бессилия и слез старика в сердце Патриса поднялся мятеж. На следующий день он застрелил Загрея. На этом заканчивается первая часть романа, обозначенная в черновиках под заголовком «Утраченное время».
Вторая часть — «Осознанная смерть» (в черновиках — «Обретенное время») — начинается с путешествия Патриса по Центральной Европе. Это тягостный опыт пребывания в чужом городе, ни на минуту не покидающее чувство одиночества и потерянности. Изменился духовный климат и в душе что-то надорвано. Вдали от милого сердцу Алжира Патрис бродит под серым городским небом Праги, не понимая речи ее жителей. Окровавленный труп на тротуаре и рана, напоминающая прострелянную голову Загрея, болезненно потрясают воображение Патриса. Прага олицетворяет в его сознании изнанку мира, вызывающую тревожную тоску и чувство духовного омертвения.
Но вот в Италии Патрис «оживает». Он впервые открывает, чем было для него южное солнце и яркий свет. В прекрасных пейзажах Патрис видит некое величие, лицо мира, которое может уравновесить «изнанку» жизни. И хотя эта красота остается индифферентной по отношению к человеку и Патрис не закрывает глаза на неотвратимость смерти, все же он чувствует, что жизнь — чудесное благо и он просто обязан пережить дарованные ему радости земные. Так, стоя на палубе парохода, подходящего к берегам Алжира, он замечает, что «ни разу с самой Вены он не подумал о Загрее как о человеке, которого он убил своими руками. Он открыл в себе способность забывать, которая свойственна только детям, гениям и невиновным людям. Невиновный, охваченный радостью, он понял, наконец, что был рожден для счастья». Патрис испытывает счастливое ощущение при отрешенном созерцании звездного неба. Если вспомнить, что для счастья у Канта требовалось «звездное небо над головой и нравственный закон в душе», то герою Камю, очевидно, достаточно пока только первого.
В поисках уединения Патрис оставляет город и поселяется в Типазе на берегу Средиземного моря. Ему кажется, что только в уединении человек находит откровение. Патрис бродит среди руин римских поселений. Столетия вернули римские развалины природе, и она буйно празднует их возвращение. Патрис как бы растворяется в атмосфере знойного весеннего неба, нестерпимо ярких красок Типазы и терпкого запаха полыни.
Счастлив ли он теперь? На этот вопрос Патрис отвечает, что главное — «это воля к счастью, нечто вроде никогда не дремлющего сознания. Все остальное — женщины, произведения искусств или светский успех — это только предлоги. Канва, которая ждет нашей вышивки».
Наиболее существенным оказывается вопрос о качестве счастья. Динамичная воля к счастью, напоминающая главный принцип ницшеанской этики — волю к власти, — вот что должно стать двигателем человека. «Я чувствую себя счастливым только тогда, — думает Патрис, — когда мое счастье жестоко и упорно сталкивается с тем, что является его противоположностью». Таким мыслит этот трудный идеал счастья и сам автор, принимая жизнь с ее изнанкой и лицом. Эти два неизменно присутствующие полюса в мысли Камю характеризуют его трагическое видение мира.
В Типазе Патрис признается: «Если я счастлив, так это из-за моей нечистой совести. Мне нужно было уехать и обрести одиночество, где я мог столкнуться с тем, что было солнцем, и с тем, что было слезами. Да, я по-человечески счастлив». При чтении заключительных глав создается впечатление, что автор хочет заполнить духовную пустоту Патриса, ввести нечто помимо «звездного неба». Кажется, что Камю заставляет Патриса вспомнить: на его пути к счастью лежала жизнь безногого Загрея. В Типазе к Патрису возвращается память о содеянном. Несмотря на то, что убийство было совершено «с невинным сердцем» и Загрей, поучая, как бы сам направлял руку Патриса, убийство начинает тяготить сознание героя. Определенным толчком к этому послужило знакомство Патриса с местным доктором Бернаром.
У Бернара свое понимание счастья. Обращаясь к Патрису, он говорит: «Вы больше меня любите жизнь... Потому что для меня любить жизнь — это не значит купаться в море. Это жить безудержно, потрясающе. Женщины, авантюры, страны. Это действовать, это бороться. Жизнь обжигающая и чудесная... Я слишком ее люблю, чтобы довольствоваться одной природой». Такая концепция счастья напоминает Патрису бегство от жизни, некий идеализм. Жизнь Патриса соткана из отчаяния и надежды, он уверен, что уже «все заключено в то мгновение, которое протекает от рождения до смерти, все может в нем воплотиться и быть осмыслено».
Снисходительность (в черновиках — «молчание») определяет отношение Бернара к людям. Презрения, по его мнению, заслуживают только те, кого толкает к действию денежный интерес, как, впрочем, и любая корысть. Людское презрение безразлично Патрису, но он во многом духовно созвучен Бернару, ему невыносимо, что одна половина его сознания осуждает другую. Действовал ли он из корысти? Он проникся «простой и имморальной истиной, что деньги — это самое надежное и быстрое средство для завоевания собственного достоинства». Патрис преступил мораль своего общества. «Ему удалось, — пишет Камю, — прогнать горечь, которую испытывает всякая благородная душа при виде того отвратительного и несправедливого, что сопровождает рождение и условия развития какой-либо прекрасной судьбы. Гнусное и возмутительное проклятие, по которому бедняки кончают в нищете жизнь, начавшуюся в той же нищете, — это проклятие Патрис отбросил, борясь при помощи денег и ненависти с миром денег и ненависти. Из этой борьбы зверя со зверем случалось иногда, что рождался ангел, живущий целиком счастьем своих крыльев и своей славы, под нежным дыханием моря». Патрис надеется смешать традиционные понятия добра и зла, уничтожить, по выражению Ницше, мораль, чтобы освободить жизнь. Он мечтает о рождении «нового человека» с его первозданными радостями.
Но обретенная радость героя «Счастливой смерти» длится недолго. В день убийства, выходя из дома Загрея, он простудился. В нем поселилась болезнь, которая исподволь разрушала его тело. После года счастливой жизни в Типазе Патрис слег. Болезнь начинает брать верх, и герой лицом к лицу сталкивается с ужасной истиной — безнадежно близкой смертью. Однако Патрис не хочет умирать побежденным. Он тревожится при мысли о том, что, больной, он может умереть в бессознательном состоянии, не глядя прямо перед собой. Болезнь ему представляется каким-то смягчающим переходом от жизни к смерти. Главное для него сейчас — не потерять ясность мысли, умереть с открытыми глазами.
Среди кошмаров ночных видений перед героем возникает образ Загрея. На той предельной черте, когда сопротивление смерти уже истощалось, Патрис впервые почувствовал братскую близость с Загреем, вспоминая его напряженный взор в предсмертное мгновение. Это был взор мужественного человека, обращенный на прожитую жизнь. Камю восхищало такое мужество. В стойкости Загрея, проявленной в роковую минуту, Патрис узнает самого себя, «скрытый и неотвратимый образ своей жизни». Между Патрисом и Загреем возникает кровавое братство, ибо убивший умирает сам с просветленным взором на свою жизнь.
В финале романа Камю подводит читателя к первой открытой им истине: «Всматриваясь с растерянностью животного в близкую смерть, Патрис понимал, что бояться ее — значило бояться жизни. Боязнь умереть оправдывала безграничную привязанность к тому, что есть живого в человеке. А все те, кто не сделал ничего решительного, чтобы как-то возвысить свою жизнь, все те, кто боялся и экзальтировал бессилие, все они боялись смерти, ибо она выносила приговор жизни, в которой они не были замешаны. Они недостаточно прожили, не жили вовсе. Это путники, тщетно пытающиеся утолить свою жажду, от которых смерть отбирает навсегда воду. Но для других смерть была фатальным и нежным жестом, который стирал и отрицал, улыбаясь как признанию, так и возмущению».
Движимый иступленной жаждой жизни Патрис завоевал свое счастье и теперь умирает счастливым. И то, что его счастье длилось недолго, ничего не меняет. В начале истории он был лишен времени для того, чтобы быть счастливым. Это препятствие он разрушил, и тот новый человек, его духовный брат, мог бы прожить два года или двадцать пять лет — это не имело значения. Счастье было в том, что оно было. «Камнем среди камней» и с радостью в сердце Патрис падает в безмолвный мир небытия.
Царствие Патриса — от мира сего. Он отвергает все, что могло бы отвлечь его от данной, реальной жизни. Роже Кийо, один из наиболее крупных исследователей Камю, справедливо замечает: «Патрису Мерсо с его неверием в Бога удается то, к чему стремится верующий человек: радость, несмотря на смерть и даже радость в самой смерти».
Но какая все-таки противоположность идеалов счастья! Жизнь Патриса противопоставляется христианскому идеалу потусторонней жизни. «Мир прекрасен, и вне него нет спасения!» — провозглашает Камю. Его Патрис не думает о Боге, не отрекается от своего настоящего богатства, т. е. счастья жить земной жизнью, сегодняшним днем. Между человеком и его существованием Камю устанавливает восторженное согласие. «А что может лучше связать человека с жизнью, нежели определенная двойственность в его сознании: желание длиться, жить — и понимание неизбежности смерти». Свой первый художественный опыт Камю мыслит как трагическое приятие жизни.
«Написанный прекрасным языком, но плохо сшитый роман», — так оценивает «Счастливую смерть» Роже Кийо. Почему же все-таки роман не был опубликован до сих пор? Сейчас наиболее вероятной во Франции представляется гипотеза П. Кастекса, согласно которой «Посторонний» вытеснил в творческом воображении Камю «Счастливую смерть». Но ведь не следует забывать, что Камю завершил работу над своим первым романом, хотя уже в августе 1937 г. (разгар работы над «Счастливой смертью») он отчетливо сформулировал в «Записных книжках» тему «Постороннего». Книги эти разные. В первом романе Камю экспериментирует: Патрис стремится завоевать счастье любой ценой и даже умереть счастливым. В «Постороннем» «счастливый» герой повернут лицом к обществу, насмерть стоит за свою правду «жить и чувствовать». Вероятно, в процессе работы над романом «Счастливая смерть» Камю почувствовал в нем какой-то глубинный и неисправимый порок, что в конечном счете и удержало его от публикации.
В самом деле, тот мир, который нарисовал Камю, и та «истина», которую его герой открыл, были настолько дороги самому автору, являясь историей его собственной судьбы, что читателю подчас трудно видеть художника, стоящего за Патрисом. А ведь в романе было совершено убийство, и для читателей этот факт ставит Патриса ближе к тому враждебному миру, который сам Камю отрицает. В психологии поступков Патриса чувствуется нарушение художественного правдоподобия. Чуждый «счастью за чей-то счет» он в поисках счастья убивает. И тут автор старается как-то снять проблему ответственности героя за преступление. Камю явно не решается вложить в душу Патриса «нравственный закон». Завоевав счастье, Патрис умирает. Не умирает ли он потому, что убил?
Ответом на этот вопрос может служить трагическая история Калигулы в одноименной драме Камю, работа над которой велась почти одновременно с завершением романа «Счастливая смерть». Окончательная редакция драмы относится к осени 1939 г. За год, разделяющий эти два произведения, мир сделал последний шаг к войне. В Испании погибла республика. В Европе уже шла война. Этот год был знаменательным и для Камю, который, став журналистом левой газеты «Альже репюбликэн», столкнулся с вопиющими фактами социальной несправедливости и колониального гнета в Алжире. Он не мог пройти мимо моральной оценки насилия и убийств.
В драме «Калигула» отправная точка римского императора совпадает с настроением Патриса Мерсо. Перед трупом любимой женщины Калигула проникается трагической истиной: «Люди умирают и они несчастны». Несчастны не потому, что умирают, а потому что, как мы видели в «Счастливой смерти», они не живут в правде, не думают о смерти, лгут себе и другим, движимые мелкими интересами и низменным эгоизмом. Мир таков, как он есть, не устраивает Калигулу. Страсть к жизни заставляет его разрушать саму жизнь: ничто не имеет высшего смысла, и императору все позволено. Калигула хочет изменить порядок вещей, царящий в этом мире, «держать луну в своих руках», смешать добро и зло, справедливость и произвол. «И когда все будет выравнено, — мечтает он, — когда невозможное осуществится на земле, луна окажется в моих руках, тогда, быть может, я сам и мир вместе со мной станем иными, тогда, наконец, люди не будут умирать, и они будут счастливы». А пока смертные должны себя чувствовать в опасности: это заставляет думать. Калигула объявляет себя чумой и как бич разит людей. Он возвышается над богами и заставляет придворных поклоняться ему. Император использует свою абсолютную свободу, преследуя невозможное и сея смерть вокруг себя. Он «чист во зле», следуя своей кровавой логике.
Между тем ничто не изменилось в мире: солнце по-прежнему встает на востоке, и Калигула начинает понимать, что луна никогда не будет принадлежать ему. Природа оказалась границей, через которую даже император не может перешагнуть. К тому же, против него всегда будет мужество людей, готовых драться за свое счастье. Поведение Калигулы — самоубийство: узнав о готовящемся против него заговоре, он ничего не делает, чтобы расстроить его. «Я пошел не по тому пути и ни к чему не пришел. Это не та свобода», думает он. Калигула остается совершенно одиноким, и незадолго до смерти звучит его признание поражения: «Убивать — это не выход...».
Свобода, направленная против людей, ведет к нигилизму, разрушению. «Ведь нельзя все разрушить, не разрушив самого себя, — написал позднее Камю в предисловии к этой драме. — Калигула соглашается умереть, поняв, что никто не может спастись в одиночку». «Все позволено» Ивана Карамазова звучало для Камю не призывом к освобождению человека, а горьким откровением: «Ничто не запрещено». Суть дела такое уточнение не меняет, и мы видим, с каким трудом мысль Камю пробивается к нравственному закону. Патрис Мерсо убивает, следуя карамазовскому лозунгу. Драма «Калигула» убийство отвергает, но не опровергает. Чувством можно одолеть зло, но не рассудком. В тревоге и томлении духа раннего Камю только проглядывается некоторая предрасположенность к поискам ценностей, к экспериментам, противопоставленным лицемерию общества.
Можно ли говорить о художественной ценности неопубликованного автором романа? Очевидно да, ибо Камю удалось отразить в нем нечто реальное, сказать какую-то правду о духовной жизни западной молодежи в предвоенные годы. Для этого романа еще характерна биологическая трактовка личности с ее единственной ценностью — желанием быть, длиться. Такая личность беспомощна по отношению к жизни общественной. Потребуется война и участие Камю в Сопротивлении для того, чтобы он сделал решительный шаг в сторону солидарности и коллективной борьбы со злом. Но для понимания эволюции писателя роман «Счастливая смерть» представляется документом первостепенной важности.
Л-ра: Вестник ЛГУ. Сер. 2. – 1973. – Вып. 4. – № 2. – С. 89-96.
Произведения
Критика
