Жанровые особенности творчества Ж.-Л. Кюртиса (Роман «Мыслящий тростник»)
Л. П. Гусятникова
По определению Робера Кантера, романы Кюртиса — это «романы наших дней». Французский критик имел в виду роман «Молодожены», но, как нам представляется, это определение применимо и в целом ко всем произведениям писателя.
Особенное внимание Кюртиса привлекают проблемы молодого поколения, с которым связано будущее нации.
Кюртис вошел в литературу с романом «Молодые люди», главными героями следующих его произведений — «Леса в ночи» и «Истинные причины» — тоже являются молодые французы, чью судьбу писатель прослеживает в годы войны и в первое послевоенное десятилетие. Сам писатель считает себя «объективным свидетелем», открыто выражающим свое мнение о тех событиях или явлениях, которые представляются ему значительными. Эту позицию художника он отстаивает на страницах своих литературно-критических эссе, о ней он заявляет и в интервью, подчеркивая в одном из них, что большая часть его книг посвящена социальному наблюдению.
По свидетельству видного французского критика и историка литературы Пьера де Буадефра, Кюртис, не ставя себе целью создать «свой мир» или «свой стиль», стремится понять и отразить свое время. Говоря о первых романах писателя, Буадефр определяет их жанр как своеобразный сплав эссе, сатиры и романа-хроники. Действительно, уже в первых опытах Кюртиса наметились некоторые стороны его дарования, которые в дальнейшем разовьются в основные тенденции его творчества и определят жанровое своеобразие его романов.
Если в первых романах автора действие развивается довольно неторопливо и охватывает временной период в несколько лет, на протяжении которых мы наблюдаем эволюцию характеров персонажей (причем в первых романах круг их довольно широк), то в дальнейшем действие романов более замкнуто во времени. Действующих лиц становится меньше, но среди них все более отчетливо выделяется основной герой, за чьей судьбой автор следит с большим интересом, причем его внимание сосредоточивается на раскрытии внутреннего мира героя, который несет в своем сознании отпечаток тревог внешнего мира.
Характерной чертой романов Кюртиса 60-70-х годов является их сатирическая заостренность и подчеркнутая социологичность, что проявилось особенно ярко, когда писатель выступил с разоблачением «общества потребления».
Тема «общества потребления» появилась во французской литературе в конце 50-х годов, и вслед за «Нейлоновым веком» Эльзы Триоле были опубликованы «Вещи» Жоржа Перека, «Прелестные картинки» Симоны де Бовуар, «Время жить» Андре Ремакля и романы Жана-Луи Кюртиса «Дикий лебедь», «Сорокалетние», «Молодожены» и, наконец, «Мыслящий тростник».
Эти талантливые произведения столь разных писателей объединяет одно стремление — раскрыть обманчивость мифа «цивилизации потребления», провозгласившего комфорт и изобилие вершиной человеческого бытия и тем самым заводящего людей в тупик обезличенности и бездуховности.
Кюртис одним из первых заметил опасные симптомы болезни «вещизма» и стандартизации и выступил с их разоблачением в сборнике памфлетов «Неоновый свет», появившемся в 1956 году.
Романы Кюртиса 60-70-х годов можно отнести к жанру романа-исследования, в котором анализ социальных проблем ведется средствами литературы. В этих произведениях автор исследует причины нравственного и духовного оскудения современного буржуазного общества. Характерной чертой этого жанра в современных условиях является его подчеркнуто социальное звучание, причем эта тенденция наиболее ярко проявилась в литературе именно тогда, когда писатели выступили с разоблачением «общества потребления». Мы уже упоминали романы Перека, Ремакля, можно привести в пример и произведения Эрве Базена («Супружеская жизнь» и «История одного развода») — все они могут быть отнесены к жанру «романа-исследования», являя собой образец «взаимопроникновения литературы и социологии, художественности на грани документализма, ставшей характерной чертой французского романа 60-70-х годов.
Жан-Луи Кюртис не случайно выбрал для заглавия своего романа слова Паскаля о «мыслящем тростнике»: писатель ставит своей целью показать, что происходит с мышлением человека в современном мире, какой горькой иронией обернулись в нем слова великого французского мыслителя.
В одном из интервью писатель сказал о том, что в этом романе он анализирует тревоги «маленького человека», который ищет веры, какие-либо моральные критерии, на которые он мог бы опереться в поисках истины, но никто и ничто не приходит ему на помощь.
По словам критика Ги Леклека, герой романа «захвачен паникой, его поиски политической или религиозной веры приводят его лишь к осознанию тех паллиативов, с помощью которых другие спасаются от своих терзаний».
Главный герой «Мыслящего тростника» — Марсиаль Англад, буржуа из средних слоев, пользующийся всеми благами «цивилизации изобилия», но лишенный до поры до времени каких-либо духовных запросов. Он живет, «потребляя», и, как миллионы ему подобных, являет собой не столько образец «homo sapiens», сколько тип «homo consomiens». Но вот в его жизни наступает резкий перелом, вызванный потрясением от внезапной смерти его лучшего друга Феликса и осознанием своей бренности. В тревоге Марсиаль начинает анализировать прожитую жизнь и задумываться, что ждет его впереди. Никогда раньше эти мысли не мучили его, а сейчас он вынужден спросить самого себя: а была ли у него когда-нибудь вера, уверенность в чем-либо, и обнаруживает, что все те непрочные устои, на которых строилось его существование до сих пор, рухнули, и теперь ему не на что опереться в жизни. И Марсиаль устремляется на поиски, пытаясь обрести какие-либо нравственные ценности и понять, может быть, в чем смысл бытия вообще?
В романе интерес автора сосредоточен на одном, центральном персонаже, Марсиале Англаде, его писатель показывает «крупным планом». Остальные персонажи, многие из которых связаны с Марсиалем узами родства, являются второстепенными, их фигуры лишь намечены автором несколькими характерными штрихами, причем наиболее отчетлива среди них фигура Юбера Лашома — антипода Марсиаля. Такое сосредоточение внимания автора на главном действующем лице — черта французского классического романа. Герой романа «Мыслящий тростник» особенно близок излюбленному литературному персонажу XVIII века — «простодушному», глазами которого автор смотрит на мир свежим, непредубежденным взглядом (этим же приемом пользуются, например, Эрве Базен в романе «Счастливцы с острова Отчаяния», в котором «наивные» туземцы открывают для себя все «прелести» современной цивилизации).
Отметим, что в «Мыслящем тростнике» почти нет сюжетного развития, но его роль выполняет мастерски построенное и эмоционально окрашенное увлеченностью автора-исследователя повествование о духовных исканиях героя. Минимум внешнего действия при глубоком анализе внутренней жизни героя — одна из особенностей «романа-исследования».
Как мы уже говорили, в «Мыслящем тростнике» Кюртис сосредоточивает свое внимание на вопросах нравственной и духовной культуры общества, показанной через призму сознания главного, героя.
Композиционно роман делится на три части, озаглавленные «Прозрение», «Чрезвычайное положение» и «Поиски истины», и завершается эпилогом — «Рай на земле».
Три части романа раскрывают как бы три ступени эволюции внутреннего мира героя — пробудившись от «сна разума», через тревоги, мучительные поиски, сомнения и разочарования Марсиаль Англад все же наводит свой вариант выхода из кризиса и обретает душевное равновесие.
В первой, небольшой по объему, главе перед нами проходит один день из жизни героя: после обеда в семейном кругу он отправляется на традиционный («как месса», по замечанию его тетушки мадам Сарла) матч по регби в компании своего друга Феликса. Ничто не предвещает перемен в жизни героя, но поздним вечером раздается звонок, и Марсиаль узнает горькую, кажущуюся неправдоподобной весть: Феликс умер. Это событие и внезапное открытие своей смертности перевернуло весь внутренний мир героя, оно привело его к мучительному, но и целительному прозрению.
Вторая глава — «Чрезвычайное положение» рисует первые поиски выхода из создавшейся ситуации, попытки Марсиаля разобраться в хаосе осаждающих его мыслей и найти если не единомышленников, то хотя бы сочувствующих ему людей в лице своих родных. Вся глава проникнута одной лихорадочной мыслью Марсиаля: «У меня только и есть, что моя маленькая жизнь, мое единственное благо!».
Марсиаль не способен разделить восторги своего родственника Юбера Лашома, технократа до мозга костей, уповающего на прогресс и радужное Завтра, в котором человечество «будет святым от избытка интеллекта и мудрости».
Сознавая, что ему осталось жить не так уж долго, герой стремится выявить до сих пор скрытые возможности самореализации. У Марсиаля пробуждается фантазия, он воображает себя то великим врачом, то гениальным архитектором, то всемирно известным дипломатом. Предаваясь, этим мечтам, он сознает, конечно, их иллюзорность, но, что гораздо важнее, он обнаруживает неожиданно, что у него есть «внутренняя жизнь». Это второе открытие героя, не менее важное, чем первое. Прежде Марсиаль жил только внешними проявлениями жизни, когда все выражается в словах и жестах, отныне он уже не может удовлетвориться этой «жизнью мокрицы», он должен понять себя и окружающий мир, занимаясь анализом и самоанализом. Ему даже кажется, что главное не в том, чтобы найти, а именно в том, чтобы в поисках удовлетворить свою духовную жажду, жажду познания. Одним словом, герой возрождается для духовной жизни — на этом завершается вторая глава романа.
В третьей главе — «В поисках истины» автор вводит героя в мир современной философии и идеологии, определяющей атмосферу общественной жизни во Франции шестидесятых годов.
В поисках истинной веры Марсиаль Англад запоем читает всевозможные научные статьи и трактаты, из которых складывается пестрая картина «модных» теорий «общества потребления»: здесь и технократический гуманизм, и теория «mass media», и идеология хиппи, и структурализм, и различные формы «воспоминаний о будущем» — от оптимистических до апокалипсических.
Знакомится Марсиаль и с трудами французских социологов, но склонен относиться к ним скептически, и в этой позиции героя проявляется нескрываемая ирония автора романа, заявляющего, что в «судьбе Франции мало что изменилось бы, если бы ее населяли 50 миллионов папуасов. Впрочем, так оно и есть — во Франции живет 50 миллионов папуасов и горстка социологов».
В итоге Марсиаль Англад, пытаясь найти во всех этих теориях, течениях и направлениях современной науки и идеологии ответ на мучающие его вопросы, терпит крах. Ни одно из этих течений не способно стать его опорой в реальности, наполнить его жизнь смыслом. Как справедливо показывает автор романа, эти научные (и околонаучные) идеи несостоятельны, ибо они в конечном счете оправдывают устои «общества потребления», даже тогда, когда критикуют некоторые его аспекты. Поэтому и герой романа не может вырваться из этого заколдованного круга, выйти за пределы своего узкого внутреннего мира.
В поисках истины Марсиаль убедился, как относительны суждения людей, как зыбки верования и доктрины. Но автор не скрывает и противоречивости в характере героя, показывая, что в нем порой брало верх не стремление к торжеству истины, а жажда самоутверждения и тщеславное желание прослыть за приверженца какой-либо теории, шокирующей общественное мнение.
В «Мыслящем тростнике» Кюртис широко пользуется приемами сатиры, следуя традициям французской классической литературы и в особенности — традиции флоберовской сатиры, непримиримой ко всем проявлениям буржуазной морали. Некоторые французские критики высказывают мысль о том, что в «Мыслящем тростнике» есть некоторые черты, роднящие его с «Бюваром и Пекюше», и для этого, конечно, есть основания. Идейный кризис буржуазного общества, о котором с тревогой говорил Флобер, за столетие принял другие формы, но не сгладил его противоречий, в том числе противоречия между уровнем развития техники и степенью культурного развития. Поэтому и Кюртис, писатель — свидетель современности, так же как его предшественник Флобер, приходит к заключению о духовной несостоятельности буржуазии. Авторы «Бювара и Пекюше» и «Мыслящего тростника» используют одинаковый сюжетный прием: они отправили своих героев-буржуа на поиски научной истины. Можно, конечно, сказать, что Кюртис воспользовался уже известным приемом, но необходимо подчеркнуть, что при создании своего романа он ставил перед собой, по-видимому, иные задачи и цели, чем Флобер. Как считают авторы книги «Французская литература после 1945 года», целью Кюртиса было «набросать слегка сатирический портрет определенного слоя общества»; то, что автор романа использует сатирические приемы Флобера, по их мнению, подчеркивает ограниченность его задачи.
Как нам кажется, надо иметь в виду разницу в направленности сатиры у обоих авторов: если Флобер, заставляя своих героев последовательно разочаровываться во всех науках, естественных и гуманитарных, преследовал цель прежде всего разоблачить порочность методологии современной ему науки, но вместе с тем высмеял ограниченность и самоуверенность Бювара и Пекюше, то Кюртис все же относится с сочувствием к своему герою Марсиалю Англаду, который с пылом неофита пытается разобраться не только в научных доктринах, но и в причинах дисгармонии окружающего его мира.
Таким образом, вполне правомерно можно рассматривать «Мыслящий тростник» как сатирические сцены из современной французской жизни. По мнению Франсуа Нурисье, роман «анализирует значительное число наших недостатков», он «проникнут насмешливой иронией, спрятанной под внешне невинной оболочкой».
Кюртис выступает здесь как тонкий мастер построения полемических диалогов, в которых ощущается влияние литературной традиции XVIII века и философской иронии Анатоля Франса. И функция этих диалогов та же, что у Дидро или Франса: заставить читателя прислушаться, ведь в споре, как известно, рождается истина.
Приведем пример одного из полемических диалогов романа, в котором сталкиваются мнения двух героев — Марсиаля и Юбера Лашома. Речь идет о «бунте молодых» и о причинах, породивших это явление. Юбер замечает, что общество переживало и более глубокие кризисы, на что Марсиаль отвечает:
«— Да, но у него были какие-то иллюзии. А теперь их нет. И это самое страшное. Вот почему мы все так суетимся. Вот почему молодость либо выходит из игры, либо шарахается к насилию. Будь мне двадцать, я бы вел себя так же.
Шарахнулся к насилию?
Нет, скорее вышел бы из игры. Жил бы в «группе», ничего бы не имел. Знать бы не знал ни о законах, ни об общественных обязанностях.
Но все равно ты бы умер.
Да, но я прожил бы жизнь, как следовало бы жить людям, не будь они извращены или безумны».
Был ли когда-нибудь Марсиаль Англад полностью счастливым человеком, живущим достойно? Да, отвечает автор романа, был такой период в жизни героя, когда ему удалось выйти за пределы своего индивидуального мира и ощутить свою сопричастность высоким идеям и справедливым делам. Это было в годы войны, когда он участвовал в. Сопротивлении. В романе об этом упоминается мельком, но мы ощущаем ностальгию героя и автора вместе с ним при воспоминании об этой героической поре в их жизни.
В сегодняшней действительности автор видит для героя лишь один вариант счастья, оправдывающий смысл его существования. Эпилог романа озаглавлен «Рай на земле», и эти слова расшифровываются как «жить с теми, кого любишь». Марсиаль Англад обретает свое «маленькое счастье» в любви к дочери — это все, что ему осталось от жизни. Роман завершается символической сценой: герой смешивается с толпой прохожих и исчезает, превращаясь в «смертного, среди миллиардов других смертных».
Роман Кюртиса «Мыслящий тростник», повествующий о крахе попыток человека найти идейную опору своему существованию, является примером талантливого и убедительного разоблачения бездуховности современного буржуазного общества.
Как уже подчеркивалось, «Мыслящий тростник» можно с полным основанием отнести к жанру «романа-исследования», в котором автор достойно продолжает лучшие традиции французской литературы, особенно в использовании приемов сатиры и построении полемических диалогов. Роман проникнут тонкой иронией автора, и в то же время писатель выступает здесь как публицист, свидетельствующий о нравственном кризисе «общества потребления».
Л-ра: Жанр и композиция литературного произведения. – Петрозаводск, 1983. – С. 136-143.
Произведения
Критика
