Георг Бюхнер. ​Войцек

Георг Бюхнер. ​Войцек

(Отрывок)

ДЕЙСТВУЮЩИЕ ЛИЦА
ВОЙЦЕК.
МАРИЯ.
КАПИТАН.
ДОКТОР.
ТАМБУРМАЖОР.
УНТЕР-ОФИЦЕР.
АНДРЕС.
МАРГАРИТА.
ХОЗЯИН БАЛАГАНА.
ЯРМАРОЧНЫЙ ЗАЗЫВАЛА.
СТАРИК ШАРМАНЩИК.
ЕВРЕЙ.
ТРАКТИРЩИК.
ПЕРВЫЙ ПОДМАСТЕРЬЕ.
ВТОРОЙ ПОДМАСТЕРЬЕ.
КЭТЕ.
ДУРАЧОК КАРЛ.
СТАРУХА.
ПЕРВЫЙ РЕБЕНОК.
ВТОРОЙ РЕБЕНОК.
ТРЕТИЙ РЕБЕНОК.
ПЕРВЫЙ ГОРОЖАНИН.
ВТОРОЙ ГОРОЖАНИН.
ПОЛИЦЕЙСКИЙ.
СОЛДАТЫ, СТУДЕНТЫ, ПАРНИ И ДЕВУШКИ, ДЕТИ, НАРОД.

У КАПИТАНА

Капитан сидит на стуле; Войцек бреет его.

Капитан. Не спеши, Войцек, не спеши; помаленьку да полегоньку. А то у меня уж голова кругом идет. На что мне то лишние десять минут, которые ты сэкономишь? Ты только подумай, Войцек: тебе еще жить да жить, целых тридцать лет, три десятка лет! Значит, триста шестьдесят месяцев! А сколько дней! Часов! Минут! На что тебе та­кая уйма времени? Распредели его с толком!

Войцек. Так точно, господин капитан.

Капитан. Страх берет за наш мир, как подумаешь о вечности. Все суета сует, Войцек, все суета! А что такое вечность? Вечность — то, что вечно, это всякому понятно; а на по­верку выходит — нет, и вечное не вечно, а миг один, да, один лишь миг. Меня дрожь пробирает, Войцек, как поду­маю, что земля наша за сутки делает оборот вокруг себя. Пустая трата времени! К чему все это? Видеть не могу мельничного колеса, на меня от этого меланхолия находит.

Войцек. Так точно, господин капитан.

Капитан. Что ты вечно суетишься? Порядочные люди так себя не ведут, у порядочных людей совесть чиста... Ну, скажи же что-нибудь, Войцек! Какая нынче погода?

Войцек. Плохая, господин капитан, плохая: ветрено!

Капитан. То-то я чувствую, на дворе все шебуршит что-то; сильный ветер — все равно что мышь. (С хитрой усмеш­кой.) Мне кажется, ветер-то северо-южный?

Войцек. Так точно, господин капитан.

Капитан. Ха-ха-ха! Северо-южный! Ха-ха-ха! Ну и глуп ты, братец, ужас как глуп!.. (Растроганно.) Добрый ты чело­век, Войцек, но (с достоинством) нет в тебе никакой мо­рали! Мораль — это когда ведешь себя морально, понял? Мораль — очень хорошее слово. А ты произвел на свет ре­бенка без церковного благословения, да, без церковного благословения — это не мои слона, так сказал высокочти­мый господин капеллан.

Войцек. Господу богу не важно, с его ли согласия сделали бедного малыша, господин капитан. Господь ведь сказал: «Пустите детей приходить ко мне».

Капитан. Что ты мелешь? Что это еще за ответ? Лишь бы меня с толку сбить. Раз я говорю «ты произвел», значит, твоя и вина.

Войцек. Мы люди бедные, сами понимаете, господин капитан: деньги, кругом одни деньги! А у кого денег нет — попро­буй-ка, произведи на свет себе подобных, да чтоб по всем правилам морали! А ведь и мы из плоти и крови сделаны. Похоже, не видать нашему брату счастья — ни на этом, ни на том свете. Я так располагаю, что и на небе нас поста­вят при громе подсоблять.

Капитан. Нет в тебе добродетели ни на грош, Войцек! Грешный ты человек! Ты из плоти и крови? Ну а мне каково бывает? Лежишь после дождика у открытого окошка и глядишь, как белые чулочки перепрыгивают через лужи­цы,— черт меня побери, Войцек, так всего от любви и распирает! Я тоже из плоти и крови. Но — добродетель! Добродетель, Войцек, превыше всего. А то разве бы я так проводил время? Я себе всегда твержу: помни, ты человек добродетельный (растроганно), порядочный.

Войцек. Да, господин капитан, добродетель — мне пока не до нее. Видите ли, мы люди простые, у нас этой добродетели нету, такие уж мы уродились — от природы, значит; но будь я барином — при шляпе, при часах да при сюртуке, да умей я разговор вести по-благородному, тут бы и я от добродетели не отказался. Она, добродетель-то, видать, очень даже прекрасная вещь, господин капитан. Да толь­ко куда нам при нашей бедности1

Капитан. Ну ладно, Войцек. Я вижу, ты человек хороший, вполне хороший. Только думаешь слишком много, это тебе не впрок; оттого и вид у тебя такой загнанный... Устал я с тобой спорить. А теперь иди себе, да не беги что есть мочи, а ступай медленно, не спеша, помаленечку да поле­гонечку.

ПОЛЕ, ВДАЛИ ГОРОД

В кустах Войцек и Андрес рубят прутья. Андрес на­свистывает.

Войцек. Говорю тебе, Андрес, проклятое это место, нечистое-Глянь, вон в траве светлая полоса. Там всегда густо рас­тут грибы-дождевики. Вечером по ней катится голова. Один парень возьми да и схвати ее — думал, ежик. А череа трое суток вынесли того парня ногами вперед. (Тихо.) Андрес, не иначе это все франкмасоны! Уж я знаю, это они!

Андрес (поет).

«Зайцы там сидели,

Травушку-муравушку...»

Войцек. Тише! Слышишь, Андрес? Слышишь? Кто-то копо­шится!

Андрес.

«Травушку-муравушку

До корней объели!»

Войцек. Кто-то шевелится — за мной, подо мной! (Топает но­гой.) Пусто, чувствуешь? Внизу-то пусто все! Это они, франкмасоны! Андрес. Мне боязно! Войцек. Чудно как-то, тихо все. Даже дышать боязно... Андрес!

Андрес. Чего тебе?

В о й ц е к. Говори что-нибудь! (Напряженно всматривается в даль.) Андрес! Как светло-то стало! Над городом зарево? Все небо горит! И словно трубный глас сверху. Как по­лыхает-то!.. Бежим! И не оглядывайся! (Тянет его за со­бой в кусты.)

Андрес (после паузы). Войцек, все еще гремит?

Войцек. Нет, тихо все, вроде как белый свет вымер.

Андрес. Слышишь? В барабаны бьют. Пошли отсюда!

ГОРОД

Мария с ребенком у окна. Маргарита. Музыкан­ты во главе с тамбурмажором, трубя зарю, проходят мимо.

Мария (подбрасывает ребенка на руках). Гоп-ля, малыш! Трам-та-та-там! Слышишь? Вон они идут!

Маргарита. Вот это мужчина! Богатырь, да и только!

Мария. А выступает-то — как лев!

Тамбурмажор отдает честь.

Маргарита. Ай-яй-яй! Соседушка, глазки-то как заблестели? Никогда я тебя такой не видывала.

Мария (поет).

«Солдаты, солдаты,

Красавцы молодцы...».

Маргарита. А глазки-то все блестят...

Мария. Ну и что из того? Снеси свои к жиду, пускай почис­тит; может, и твои так заблестят, что их заместо пуговиц купят.

Маргарита. Что?! Это ты, да на меня? Ах ты сударыня дев­ка! Я женщина честная, а про тебя каждая собака знает, что ты через семь пар кожаных штанов насквозь ви­дишь.

Мария. У, стерва! (Захлопывает окно.) Ты со мной, мой сы­ночек. И что люди суют свой нос! Бедный ты мой, потаскушкин ты сын! Радость ты моя незаконная! Трам-та-та-там! (Поет.)

«У красавицы девицы

Мужа нет, а сын родится.

Что тут делать, как тут быть?

Надо жить и не тужить.

Эх, сыночек, мы в ответе,

Все равно одни на свете».

***

«Распрягай свою шестерку,

Корму нового задай.

Но не сыпь овса в кормушку

И водою не пои.

Дай прохладного винца, Ганс,

Дай прохладного винца!»

В окошко стучат.

Кто там? Это ты, Франц? Заходи.

Войцек (появляясь). Не могу. Мне на перекличку надо.

Мария. Ты что, прутья, что ли, для капитана рубил?

Войцек. Да.

Мария. Что с тобой, Франц? Ты такой испуганный.

Войцек (таинственно). Мария, что со мной опять было, ну просто... Разве не сказано: смотри, поднялся дым из земли, как дым из печи?

Мария. Да будет тебе!

Войцек. Так и шло за мной по пятам до самого города. Чуд­ное что-то творится, непонятное... Прямо ум за разум за­ходит. Что только с нами со всеми будет?

Мария. Франц!

Войцек. Мне пора. А сегодня вечером сходим с тобой в ба­лаганы. Я тут кое-что скопил. (Уходит.)

Мария. Ну что ты скажешь! Все ему что-то чудится. А на дите и не взглянул даже! Еще спятит от этих мыслей!.. Что притих, малыш? Испугался? Как темно-то сразу стало, будто уж и глаза не видят. А то всегда словно фонарик у нас светится. Ой, не могу, страшно здесь! (Уходит).

БАЛАГАНЫ

Огни. Народ. Старик поет мальчик пляшет и играет на шарманке,

Старик.

Знают взрослые и дети —

Вечных нет на этом свете,

Все в могилу мы сойдем.

Войцек. Эх, да ох, да гоп-ля-ля! Бедный старик! Бедное дитя! Кому праздник, кому будни. Знаешь что, Мария? Надо, ви­дать, самому дурачком прикидываться, чтобы тебя не оду­рачили. Ну и чудная наша жизнь!

Подходят к зазывале, который стоит перед балаганом рядом его жена в мужском платье и ряженая обезьяна.

Зазывала. Почтеннейший публикум! Прошу смотреть это су­щество, как его создал господь бог: ничего ни в нем, ни на нем. А теперь посмотрите, что из него сделал наш ис­кусство: ходит на двух ногах, сам в мундире и с сабля. Обезьяна теперь солдат: это не есть высоко, только нижняя ступенька человека. А ну! Поклонись публике! Вот так — теперь ты есть молодец! Сделай воздушный поцелуй! (Игра­ет на трубе.) У этой каналья музыкальный слух... Господа,, у нас вам покажут астрономический лошадь а канальский птичка. Любимцы всех коронованных особ Европы, разга­дывают все: сколько лет, сколько детей, какие болезни. Представление начинается! Сей минут начало всех начал?

Войцек. Хочешь?

Мария. Давай поглядим. Может, интересно. Какие у него кис­точки красивые! А женщина-то, глянь,— в штанах!

Входят в балаган.

Тамбурмажор. Постой-ка! Вон она, видишь? Что за красотка!

Унтер-офицер. Тысяча чертей! Этой бы девице кирасирами плодиться!

Тамбурмажор. Для тамбурмажоров тоже сгодится.

Унтер-офицер. А осанка какова! Черные косы короной, ни дать ни взять — королева! А глаза-то, глаза!

Тамбурмажор. Как будто в колодец глядишь или в печную трубу. Вперед, за ней!

ВНУТРИ ЯРКО ОСВЕЩЕННОГО БАЛАГАНА

Мария. Светло-то как!

Войцек. Да уж известно: у черных кошек завсегда глаза све­тятся. Ай да вечер сегодня!

Хозяин балагана (выводит лошадь). Ну-ка, покажи свой талант! Покажи, какой у скотины разум! Посрами чело­веческое общество! Почтеннейшая публика! Эта животная тварь, что перед вами, с хвостом и четырьмя копытами, состоит членом всех ученых обществ, она — профессор на­шего университета, учит там студентов верховой езде и фехтованию... Все это делается простым разумением. А те­перь подумай-ка с двойным смыслом. Ну-ка покажи, как ты думаешь с двойным смыслом!.. Есть ли ослы в вашем ученом обществе?

Лошадь отрицательно мотает головой.

Видите теперь, что такое двойной смысл? Это вам не ми­стика, а физиогномистика. Да, это не скотина безмозглая, это — личность, это — человек, это — животный человек, — и все же скотина, тварь.

Лошадь ведет себя непристойно.

Так, позорь всю честную компанию! Вы видите, животное еще дитя природы, несовершенной природы! Учитесь у не­го! Спросите у врача — терпеть крайне вредно! Ибо сказа­но: человек, помни о своем естестве! Сотворен еси из праха, песка и грязи. Зачем тщиться стать больше, чем прахом, песком и грязью?.. Видите, что значит разум: она умеет считать в уме, но не может считать на пальцах. А все по­чему? Не дано ей, чем выразить свои мысли, только этим от человека и отличается. А ну-ка, скажи господам, ко­торый час! У кого из дам или господ имеются часы? У ко­го есть часы?

Унтер-офицер. Часы? (Величественно и неторопливо выни­мает часы из кармана.) Вот, прошу вас!

Мария. Ой, поближе бы поглядеть! (Пробирается вперед.)

Унтер-офицер помогает ей.

Тамбурмажор. Смачная бабенка!

КОМНАТА МАРИИ

Мария сидит с ребенком на коленях и осколком зеркала в руке.

Мария. Тот, другой, приказал — он и ушел!.. (Смотрится в зер­кало.) Как камушки сверкают! Как они называются-то? Вспомнить бы, как он про них сказал!.. Спи, малыш! За­крой глазки, да покрепче!

Мальчик закрывает глаза ладошками.

Еще крепче! Вот, так и лежи — тихо-тихо, а то бука при­дет и тебя заберет! (Поет.)

«Лавку, девка, закрывай

И цыгана не пускай,

А то за руку возьмет,

На чужбину уведет».

(Снова смотрится в зеркало.) Ведь уж наверняка золо­тые. А как к лицу мне будут на танцах! У нашей сестры только и есть добра, что крыша над головой да осколочек зеркала; а все же губы у меня алые — ничуть не хуже, чем у важных дам с ихними зеркалами от пола до потолка и благородными господами, что целуют им ручки. А что я? Нищая, да и только...

Мальчик приподнимается.

Спи, малыш, закрой глазки! А вот и сонный ангел приле­тел! Видишь, вон он, вон! (Пускает зайчика по стене.) Скорей закрой глазки, а то ангел в них заглянет, ты и ослепнешь!

За ее спиной в комнату входит Войцек. Она вскакивает, закрывая руками уши.

Войцек. Что это у тебя?

Мария. Ничего.

Войцек. У тебя между пальцами что-то блестит.

Мария. Сережка. Нашла.

Войцек. Сроду со мной такого не бывало: найти да еще две зараз!

Мария. Что ж я, продажная, что ли?

Войцек. Ну ладно, ладно, Мария... Как малыш-то сладко спит! Положи его поудобнее, а то ему стул режет. Вишь, лобик-то ведь в капельках от пота. Ох, труды наши тяжкие — во сне и то потеем! Вот она, бедность-то наша!.. На тебе еще немного денег, Мария; тут жалованье и еще кое-что — от капитана перепало.

Мария. Спасибо, Франц!

Войцек. Мне пора. До вечера, Мария! Прощай! (Уходит.)

Биография


Произведения

Критика

Читати також


Вибір читачів
up