Роман Германа Броха «Неизвестная величина» и «новая деловитость»
H. A. Хрусталева
Творчество Германа Броха (1886-1951) представляет собой значительное явление в европейской литературе первой половины XX в. Его романы «Лунатики» (1930-1932), «Наваждение» (первая редакция закончена в 1936 г., опубликован после смерти автора), «Смерть Вергилия» (1945), «Невиновные» (1950) относятся к вершинным постижениям австрийской прозы нашего столетия.
Данная статья посвящена менее значительному и потому почти не привлекавшему внимания литературоведов произведению Броха «Неизвестная величина» (1933). Этот роман поднимает важную для культурной жизни 20-х - 30-х гг. тему науки, ее роли в жизни общества. Задача данной статьи заключается в том, чтобы исследовать связь «Неизвестной величины» с художественным течением «новая деловитость».
Духовная атмосфера 20-х гг. отличалась заметным своеобразием по сравнению с началом века. Одним из важнейших определявших ее факторов был научно-технический прогресс, проявление которого в довоенные годы еще не было столь заметным. Достижения науки и техники не только изменяли окружающую европейскую действительность, они диктовали новый образ, стиль и темп его жизни, по-новому формировали его мышление. Новое мироощущение неизбежно должно было найти отражение в искусстве.
Почти одновременно сходные тенденции стали проявляться в архитектуре, живописи, театральном искусстве, литературе. Это прежде всего завороженность материальным: вещью, фактом, документом. Характерным для искусства этого периода является и подчеркнуто трезвый, рационалистический подход к действительности и человеку.
В какой-то степени возникновение новой деловитости может быть объяснено «идейно-эстетической реакцией» на экспрессионизм. Действительность и человек представали в творчестве экспрессионистов как чертеж, набросок, формула. Представители нового течения попытались придать абстрактному человеку конкретность. При этом они зачастую впадали в противоположную крайность поверхностной натуралистичности. Однако связь новой деловитости с экспрессионизмом не ограничивалась его преодолением. Если воспринимать новую деловитость как возвращение к реалистическим установкам изображения действительности, то это был реализм, впитавший в себя экспрессионистический опыт, развивавший дальше и по-своему темы и мотивы предшествовавшего течения, творчески перерабатывавший его приемы.
Центром нового искусства стала в то время Германия. Может быть, именно поэтому исследователи до сих пор ограничивали изучение новой деловитости рамками немецкой культуры. Проблема существования этого течения в Австрии и его взаимосвязей с новой деловитостью в Германии в истории литературы почти не разрабатывалась. На наш взгляд, эта тема заслуживает пристального внимания, в частности, применительно к творчеству Броха.
Сам Брох нигде не использовал термина «новая деловитость», но анализ его литературно-критических работ 30-х гг, а также трилогии «Лунатики» позволяет сделать вывод о том, что писатель внимательно следил за развитием литературы в Германии и за дискуссией, развернувшейся в конце 20-х - начале 30-х гг. вокруг новых тенденций в искусстве.
Вместе с философом Бертраном Мюллером, героем трилогии «Лунатики», автором включенных в нее заметок «Распад ценностей» Брох размышляет об особенностях культуры XX в., о том, как воплотился в ней «дух времени». По мнению писателя, специфические черты каждой исторической эпохи находят отражение в стиле. Под стилем он понимает явление, характерное для всей культуры определенного периода, проявляющееся не только в искусстве, но и в других сферах жизни. Важнейшей чертой стиля современной культуры Брох считает отсутствие орнамента. Под орнаментом он понимает не только элементы декора в архитектуре, прикладном искусстве и живописи. Орнамент - это изобразительные стилеобразующие элементы, характерные для всех видов искусства, в том числе и для литературы, придающие произведению помимо функциональной еще и собственно художественную, эстетическую ценность. В лишенном орнамента «машинном, пушечном, железобетонном стиле» своего времени Брох винит выражение духовного кризиса человека XX в.
Полемически заостряя проблему, писатель выступает против утилитаризма нового искусства, против его позитивистской сосредоточенности на одних материальных условиях бытия человека. Это касается не только архитектуры, которой в «Распаде ценностей» посвящен специальный экскурс, но и литературы новой деловитости, точнее, ее крайних проявлений. Одним из таких проявлений представляется чрезмерное увлечение фактом.
В 20-е гг. на передний план выступают произведения, имеющие документальную основу, прежде всего «побивающий рекорд популярности» репортаж, публицистический жанр, все более тесно смыкающийся в это время с художественной литературой. Появляется «сценический репортаж», поэзия, в которой заметно увлечение документальностью, а также роман-репортаж. Увлечение точностью и конкретностью деталей наносит в ряде случаев ущерб образности и способности к обобщению. Об этом свидетельствует, в частности, роман Э. Отвальта «Ведают ибо, что творят» (1931), представляющий собой типичный образец романа-репортажа. Вокруг этого произведения в начале 30-х гг. развернулась оживленная полемика, в ходе которой Г. Лукач выступил с критикой романа-репортажа (романа-факта) в целом.
Брох, как и Лукач, негативно относится к крайностям нового течения. Он подчеркивает значение точно фиксирующего факты действительности изображения как основы, «питательной почвы» искусства, но «натурализм», по его мнению, не может быть стилеобразующим фактором. Писатель вводит термин «расширенный натурализм», который определяет творческий метод, необходимый для создания нового стиля в литературе. Брох противопоставляет «расширенный натурализм» поверхностной натуралистичности многих произведений новой деловитости. Изображая мир таким, «какой он есть», писателю нельзя забывать, что в результате его усилий должна возникнуть не точная копия, а модель мира. Искусство отбирает факты реальности, чтобы «создать насквозь символическую субъективную действительность». Таким образом, символ представляет собой для Броха необходимый стилеобразующий элемент, «орнамент» литературы.
В размышлениях Броха о натурализме острие полемики направлено против натуралистических тенденций в литературе 20-30-х гг., но точкой отсчета для его рассуждений является французский натурализм XIX в. Интерес к нему резко возрос в Германии и Австрии в период расцвета новой деловитости. Известно влияние, которое оказали произведения Золя на творчество (Э. Э. Киша, Ф. К. Вайскопфа, Г. Мархвицы, Г. Фаллацы, А. Деблина.) Характерный для нового течения отказ от принципов экспрессионистской эстетики повлёк за собой интерес к направлению, имевшему противоположную экспрессионизму эстетическую направленность. Этот интерес разделял и Брох, он даже посвятил Золя статью, появившуюся, правда, задолго до возникновения всеобщего внимания к натурализму («Предубеждение Золя», 1917).
В этой ранней работе Брох высоко оценивал позицию Золя - человека и гражданина, но указывал и на слабости, свойственные некоторым произведениям французского романиста: сентиментальность, морализаторство. Главным достоинством его творчества автор «Предубеждения Золя» считал стремление к созданию «этического романа». Упоминается имя Золя и в эссе «Зло в ценностной Системе искусства» (1933). Суждения Броха об основоположнике натурализма носят здесь более резкий характер, чем ранее. Размышляя о достоинствах и недостатках произведений Золя, австрийский писатель пытался выстроить свою теорию романа, важнейшим принципом которой являлось подчинение эстетического начала этическому. В этической направленности он видел и достоинство литературы факта.
Хотя Брох полемизирует с представителями «новой деловитости», между их и его произведениями существует множество точек соприкосновения. Об этом свидетельствует роман «Неизвестная величина».
Работа над ним началась в середине лета 1933 г. Книга предназначалась для издательства «Фишер-Ферлаг». По договоренности с издателем ее объем не должен был превышать 150 страниц. Первая редакция романа была создана за шесть недель.
В сентябре и октябре 1933 г. он печатался в «Фосской газете», а уже в конце октября вышел отдельной книгой.
Для творческой манеры Броха была характерна тщательная, длившаяся годами, а иногда и десятилетиями работа над рукописями произведений. В случае с «Неизвестной величиной» писатель изменил своим принципам. Известную роль здесь сыграло то, что появление в печати «Лунатиков», трилогии, на успех которой автор возлагал большие надежды, не принесло ему желаемой известности у широкой публики. Она оказалась слишком сложной для массового читателя. Отсутствие интереса к трилогии нанесло не только моральный, но и ощутимый материальный ущерб автору и издательству «Райн-Ферлаг», где она была напечатана. Броху пришлось срочно искать другого издателя и приспосабливаться к его требованиям. Если в случае с трилогией он не пошел ни на какие уступки, чтобы сделать свое произведение более доступным для восприятия, то в случае с «Неизвестной величиной» он приложил для этого немало усилий. Это обстоятельство определило более простую и традиционную по сравнению с «Лунатиками» форму «Неизвестной величины», ее «натуралистичность», на что указывал сам Брох.
Новый роман продолжил одну из тем трилогии, тему рационального и иррационального. В нем рассматриваются в основном два аспекта этой темы: соотношение рационального и иррационального начал в познании (не случайно одно из первоначальных названий романа — «Рациональное и иррациональное познание») и гибельность для индивидуума как иррационализма, так и сверхрационализма.
В «Лунатиках» сходные проблемы ставились и решались на широком социальном фоне, они в значительной степени определялись историческим процессом, исследовались на основе как индивидуального, так и массового сознания. В «Неизвестной величине» они рассматриваются лишь в индивидуально-психологическом плане. В новом романе Броха почти отсутствует «атмосфера эпохи», наличие которой составляло одно из основных достоинств трилогии.
Натуралистичность» «Неизвестной величины» заключается в отличие от многих произведений новой деловитости не в фактографичности, не в точности и конкретности деталей. Тем не менее сходство устремлений Броха и таких писателей, как А. Деблин («Берлин. Александерплац», 1929), Л. Франк («Оксенфуртский мужской квартет», 1927, «Из трех миллионов трое», 1932), Г. Фаллада («Что же дальше, маленький человек?», 1932), очевидно. В центре вышеперечисленных произведений находится «дегероизированный герой», человек из толпы, не выхваченный из нее, а продолжающий пребывать в ней в течение всего романного действия. Авторов волнует вопрос о том, как воздействует среда, в которую погружен этот среднестатистический гражданин общества на его характер, мысли и поступки, нравственные принципы. Брох размышляет в «Неизвестной величине» о социальных и наследственных предпосылках, определивших путь главного героя романа молодого математика «и физика Рихарда Хика в науку, но также и о духовно-нравственном становлении этого персонажа под воздействием действительности. В самой постановке Брохом проблемы влияния среды и наследственности на формирование человека и в интерпретации этой проблемы сказалось увлечение Золя. «Неизвестная величина» является своего рода вариацией на тему произведений великого французского писателя с учетом достижений науки в XX в., в частности психоаналитических теорий З. Фрейда и К. Г. Юнга.
В романе мы встречаемся с «полупролетарской» семьей Хиков. В комментарии к «Неизвестной величине» Брох писал: «Итак, была сконструирована семейная ситуация, которая дает выросшим в ней детям самые разнообразные возможности для конкретизации жизни обусловленной средой основы. Таким образом интеллектуальная жизнь Рихарда Хика представляет собой с этой точки зрения лишь один из вариантов данных различных возможностей... В соответствии с концепцией писателя важное место в романе занимает описание семьи главного героя.
В «Ругон-Маккарах» на примере одной, весьма разветвленной семьи анализируется механизм действия заложенных в человеке страстей, реализующихся в зависимости от среды. По мнению Золя, поведение индивидуума подчинено жесткой причинно-следственной зависимости от наследственности и окружающей обстановки. Писатель опирается на научные сведения о человеке, почерпнутые им к биологии и физиологии середины XIX в., которые к моменту написания «Неизвестной величины» оказываются давно устаревшими. Открытия психоанализа коренным образом меняют представления о человеке и мотивации его поступков. Под тонким покровом сознания открывается бездна бессознательного, о котором сам индивидуум не подозревает. Это обстоятельство значительно усложняет связь между его действиями и причинами этих действий. К тому же, даже самое заурядное существо не может теперь трактоваться однозначно. Ведь «человек всегда носит с собою всю свою историю - историю человечества».
Избирая вслед за Золя в качестве героев своего романа членов одной семьи, Брох показывает, что обусловленность человеческого поведения средой проявляется в жизни гораздо более сложным образом, чем это представлялось автору «Ругон-Маккаров».
В семье Хиков пятеро детей. Пожалуй, единственное, что их объединяет, это стремление любой ценой выбраться из того узкого, мещанского мирка, в котором они родились и выросли. Рудольф отправляется на поиски счастья в Южную Америку. Эмилия «после страстной любовной истории» бежит из маленького провинциального городка, в котором они живут, в полный греховных соблазнов Берлин. Сусанна собирается уйти в монастырь. Она, как и Рихард, погрузившийся в тайны математики, стремится создать внутри домашнего мира собственный мир абстракций. Это своего рода тайное бегство от заурядности окружающей их обстановки. Неприятие обыденности выражается и в мечте Отто о карьере свободного художника.
Проблема наследственности в интерпретации Броха тоже значительно усложняется в соответствии с тем, что индивидуум трактуется им, в отличие от Золя, не как постижимая в конечном счете чисто рациональными средствами «человеческая машина», а как целый мир, изменчивый и неисчерпаемый.
Поначалу кажется, что мать, Катарина Хика, воплощает в «Неизвестной величине» здоровое, рассудочное, а отец - болезненно-страстное начало. Это предположение подкрепляется антонимичными эпитетами «светлый» и «ночной», сопровождающими данных персонажей на протяжении всего романа. Рихард склонен считать судьбы своих братьев и сестер проявлением в их характерах материнской и отцовской наследственности, но само понятие материнского и отцовского начал оказывается весьма изменчивым. К концу произведения отец и мать как бы меняются местами. «Светлое» понятное материнское начало оборачивается брожением темных инстинктов, таящихся под покровом рассудочного, а «ночное» отцовское начало скрывает в себе ясность духа, стремящегося к познанию, и непреложность нравственного закона.
Мать и отец увидены в романе глазами Рихарда Хика. Именно в его сознании трансформируются их образы по мере того, как он проходит сложный путь самопознания и познания окружающей действительности. На этом пути герой по-новому оценивает не только настоящее и будущее, но и прошлое. Познание ведет его из механистического восприятия мира и человека к пониманию их многогранности. В образной форме это движение от простого к сложному выражается как движение от матери к отцу.
В трактовке главного героя заметно влияние фрейдизма. Внутренний мир Рихарда изображен как конфликтный, что является одним из важнейших принципов психоаналитической теории. Основная проблема молодого математика - это установление связей, между сознательным и бессознательным, рациональным и иррациональным, логическим и интуитивным.
Рихард замкнут, некрасив. Он страдает от комплекса неполноценности. Земная оболочка мешает ему, он стыдится своего неуклюжего, грузного тела, которое не соответствует худому, аскетическому лицу. «Думающая голова» и «туловище животного» противостоят друг другу не только внешне, но и внутренне, как тональное и иррациональное. Молодой ученый пытается «интеллектуализировать» свой внутренний мир, изгнать из него, как ненужное, все иррациональное. Но «чем сильнее подавляются эмоции, тем хуже и скрытнее они влияют на мышление, которое в остальном может быть безупречно организовано».
Противоречие между духовным и физическим отражается на восприятии Рихардом окружающего мира. Действительность распадается для героя на две неравных части: математику, в строгой логичности и однозначности которой воплощается духовность, и «остальной мир», представляющийся Хику непостижимым иррациональным хаосом. «Шаткая ненадежность» этого мира внушает герою страх и презрение.
Рихард романтизирует науку, окружает ее почти религиозным культом. Аскетическим служением ей он пытается компенсировав свой страх перед жизнью. Обедняя понятие духовности, сводя его лишь к рациональному, Хик лишает себя радости человеческого общения, любви. Он ставит перед собой задачу «охватить все явления жизни, охватить их математически, с помощью расчетов, так как посредством этой полноты математизированного познания мира он доберется до тотальности собственной жизни...». Однако попытка Рихарда превратить математику в универсальное средство познания мира обречена на неудачу.
Таким образом, Брох подвергает критике характерную для 20-х гг. установку на то, что научно-технический прогресс способен решить все проблемы общества и человека. Научное познание представляется писателю важным фактором дальнейшего развития, но лишь в сочетании с познанием эмоциональным. При этом эмоциональное трактуется Брохом шире, чем у Фрейда. Оно включает в себя нравственный фактор. Писатель вводит понятие «сердца» инстанции, диктующей человеку его этический долг.
О влиянии на «Неизвестную величину» идей Фрейда свидетельствует не только раздвоенность сознания Рихарда, его любовь-ненависть к отцу. Это влияние проявляется и в изображении других персонажей (поведение Катарины Хик по отношению к другу Отто Карлу, ревность Отто к матери и др.). Характерная же для романа мифологизация образов родителей напоминает о том, что Брох был хорошо знаком с архетипами Юнга.
Автор «Неизвестной величины» не ограничивается сугубо фрейдистским истолкованием человека. Характерным примером такой символизации является мотив звездного неба, разворачивающийся в конце произведения в знаменитую формулу Канта - Звездное небо надо мной и нравственный закон во мне - формулу познания мира и человека.
То, что главным героем «Неизвестной величины» оказывается ученый, не является случайностью. Брох сам с детства мечтал о научной карьере, изучал математику и физику в Венском университете. Однако не только воспоминания о собственном прошлом определили выбор писателя.
В 20-30-е гг. наметилось сближение художественной культуры и науки. В литературе оно выразилось не только в широком использовании научных (психологических, социологических, философских) теорий, о чем уже писалось выше в связи с фрейдизмом. Большую популярность приобретают в это время жанры, возникающие на стыке литературы с историей, публицистикой, техническими науками. Это биография, уже упоминавшийся репортаж и Sachbuch т.е. книга, посвященная созданию какой-либо вещи, либо производству и использованию определенного материала и т.д. Наука становится также объектом изображения в художественном произведении. В немецкой литературе одним из первых к этой теме обратился Т. Манн в «Волшебной горе» (1924). К австрийским писателям, стремившимся расширить сферу художественного творчества и включить в нее новый тематический материал, относился С. Цвейг («Звездные часы человечества», 1927). Сходную попытку предпринимает в «Неизвестной величине» и Г. Брох.
Его роман пронизан духом интеллектуального поиска, и, вероятно, это обстоятельство определяло его актуальность в глазах современников. Хотя «Неизвестная величина» представляет собой менее значительное произведение, чем «Лунатики», однако этот роман имел больший успех у публики, чем трилогия. В обеих книгах затрагиваются проблемы, важные для человека XX в., но в «Лунатиках» они даны в очень сложной форме, а в «Неизвестной величине» учитываются интересы и уровень понимания проблем массовым читателем.
Человек предстает со страниц «Неизвестной
величины» как существо сложное и противоречивое. Однако внутренний конфликт
индивидуума может быть разрешен. Путь к гармонизации личности лежит через
обретение равновесия между внешним и внутренним миром, через рациональное и
эмоциональное познание действительности и своего «Я», познание вечных законов
природы и нравственного закона, лежащего в основании существования человека в
обществе.
В целом, роман «Неизвестная величина» отразил тенденции, характерные для литературы 20-х - начала 30-х гг. Это стремление опереться на традиции натурализма, свойственное прежде всего течению «новая деловитость». При этом, конечно, учитываются те изменения, которые произошли в жизни общества и в сознании человека в период после первой мировой войны. Они в значительной мере связаны с бурным развитием науки и техники, повлиявшим на образ жизни и мышление европейцев. Для того, чтобы изобразить изменившуюся действительность, литература должна была осваивать новые области культуры, в частности научное знание.
Л-ра: Литература в контексте художественной культуры. – Новосибирск, 1991. – Вып. 1. – С. 66-76.
Произведения
Критика
