08-07-2019 Клавдий Элиан (Claudius Aelianus) 87

Клавдий Элиан. Пёстрые рассказы

(Отрывок)

Книга I

Удивительно прожорливы полипы и уничтожают без разбора все. Часто они не удерживаются даже от пожирания себе подобных: чуть только меньший попадется большему и окажется в мощных сетях его щупальцев, так сейчас же становится его пищей.
Полипы охотятся также на рыб и вот каким способом: они прячутся под скалами и принимают их цвет, так что делаются не отличимы от камня, и, когда рыбы плывут к этим мнимым скалам, полипы неожиданно хватают их своими щупальцами, как сетями.

Дары богини Эрганы, тканье и прядение, незнакомы паукам, и им нет до этого дела. Действительно, зачем такому животному заботиться об одежде? Паучья же ткань служит ловушкой всем, кто в нее попал. Паук, не шевелясь, словно не может двигаться, подкарауливает добычу. Когда что-нибудь попадется в сеть, паук обеспечен обедом; попадается же столько, сколько паутина может выдержать и сколько нужно для насыщения паука.

Очень умны египетские лягушки и намного превосходят этим остальных своих сородичей. Если египетская лягушка заметит нильскую водяную змею, она откусывает тростниковый побег, косо зажимает его в челюстях и крепко держит. Водяная змея не может проглотить лягушку вместе с тростинкой, потому что не в состоянии так широко раскрыть пасть, чтобы в нее вошло и то, и другое. Так смекалка лягушки побеждает силу водяной змеи.

Столь же умны и египетские собаки. Они не смеют напиться нильской воды в один присест и досыта, спокойно наклонившись над рекой, чтобы зараз утолить жажду, так как боятся водящихся в ней животных, а бегут вдоль берега и, крадучись, хватают понемногу вновь и вновь. Мало-помалу собаки добиваются своего и утоляют жажду, избегнув опасности.

Зловредна не только обитающая на суше лисица, таков же нрав и у морской. Эта, не раздумывая, берет приманку, ничего не опасается из-за своей жадности и не обращает внимания на рыболовные крючки. Прежде чем рыбак успеет вытащить свою удочку, лисица уже тут, отрывает леску и уплывает прочь. Нередко она проделывает это дважды и трижды. Рыбак морской лисицы не станет есть, даже если ему случится ее выловить.

Морские черепахи кладут яйца на суше, зарывают их в землю и сейчас же возвращаются в воду. Они до такой степени одарены разумом, что точно отсчитывают сорок дней, срок, за который детеныши должны вылупиться из яиц. И тогда, снова возвратившись на то место, где снесли яйца, они разрывают прикрывающую их землю и уводят за собой потомство: к этому времени черепашки уже ползают и могут следовать за матерью.

Дикие свиньи не чужды искусства врачевать болезни. Нечаянно съев белены и отравившись, они сначала поджимают задние ноги, а когда начинаются судороги, идут к воде и охотятся на раков, которых с жадностью пожирают. Раки служат лекарством от этого недуга и вылечивают его.

Фаланга так же опасна оленям, как и людям: оленям от ее яда грозит немедленная смерть. Но стоит им поесть плюща — укус фаланги уже неопасен, только плющ должен быть непременно диким.

Если больному льву ничто не приносит облегчения, единственное лекарство для него — съесть обезьяну.

Критяне отличные стрелки и потому охотятся за пасущимися на вершинах гор козами. Раненые животные тотчас отыскивают и едят ясенец, и сразу же выходят все стрелы, застрявшие в теле.

Мыши принадлежат к животным, щедрее прочих наделенным даром предвидения. Они первыми чуют, когда обветшалый дом грозит рухнуть, и, оставив свои норы и привычные укрытия, со всех ног бегут на новое место.

Как я слыхал, муравьи также способны предвидеть будущее. Перед тем как быть голоду, они с особенным прилежанием запасают в свои кладовые пшеницу и другие злаки, которые употребляют в пищу.

Сиракузянину Гелону приснилось, что в него попала молния. От испуга он вскрикнул, но не тихо, едва слышно, как делают во сне, а громким голосом. Спавшую рядом собаку взбудоражил его крик; защищая хозяина, она стала яростно и злобно лаять. Это разбудило Гелона и избавило его от страха.

Аристотель говорит, что лебедь отличается многочисленностью и красотой своих птенцов, а также воинственным нравом. Лебеди ведь нередко разъяряются один на другого, и дело доходит до схваток, в которых птицы убивают друг друга. Тот же Аристотель рассказывает, что они иной раз вступают в сражение даже с орлами, правда защищаясь, а не начиная бой. То, что лебеди славятся своим пением, — общеизвестно. Я не слышал их песен; вообще, может быть, это не довелось никому, и все принимают на веру, что лебеди поют. Считается, что голоса этих птиц особенно прекрасны и сладкозвучны перед концом жизни. Лебеди совершают перелеты через открытое море, летают и вдоль берегов, и крылья их не знают усталости.

Говорят, что голубь и голубка по очереди сидят на яйцах. Когда вылупляются птенцы, самец плюет на них, чтобы уберечь от дурного глаза. Голубка кладет два яйца; впоследствии из первого выходит самец, из второго — самочка. Эти птицы несутся во всякое время и приносят птенцов десять раз в году. Согласно рассказам египтян, голуби в их стране несутся двенадцать раз в год. Аристотель говорит, что дикий голубь отличается от обычного домашнего. Домашний крупнее дикого и, в противоположность ему, может быть приручен. Тот же Аристотель сообщает, что голубь не станет топтать голубку, не поцеловав ее прежде: иначе самка его не подпустит. К этому он добавляет, что самки топчут одна другую, если почему-либо нет самца. Они не оплодотворяют друг друга и сносят яйца, из которых не вылупляются птенцы. Если верить Каллимаху, дикий голубь, красный лесной голубь, домашний голубь и горлица очень различны. Писавшие об Индии сообщают, что там домашние голуби имеют ярко-желтое оперение, и Харон из Лампсака пишет, что на Афоне появились белые голуби, когда затонули огибавшие этот мыс персидские триеры. В сицилийском городе Эрике, где находится знаменитое святилище Афродиты, справляют праздник Анагогий в честь переселения богини из Сицилии в Ливию. Тогда голуби отсюда исчезают, точно они сопутствуют богине в ее странствии, а в остальное время, как известно, стаями кружатся над храмом Афродиты. Ахейские легенды рассказывают, что Зевс превратился в голубя, когда полюбил девушку по имени Фтия. Эта Фтия жила в Эгие.

Когда корабль возвратился с Делоса и Сократ был обречен, в темницу к нему пришел его друг Аполлодор, принес красивый шерстяной хитон и столь же дорогой гиматий и стал просить, чтобы Сократ выпил яд, одевшись в этот хитон и гиматий. Он говорил, что в такой одежде Сократа не стыдно будет положить в могилу и его тело будет убрано подобающим образом. Таковы были слова Аполлодора. Сократ же остался невозмутим и, обратившись к Критону, Симмию и Федону, сказал: «Высокого обо мне мнения этот Аполлодор, если может думать, будто, после того как я выпью эту заздравную чашу, он еще будет видеть Сократа. Ведь если он полагает, что тот, кто скоро будет распростерт у ваших ног на полу, — это я, он, очевидно, совсем не знает меня».

Вот каковы прославившиеся безделки Мирмекида из Милета и Калликрата из Лакедемона: они смастерили четырехконную колесничку меньше мухи размером и золотыми буквами написали на сезамовом зерне элегический дистих. Мне думается, что эти вещи никогда не удостоятся похвалы серьезного человека: что это, как не попусту потраченное время?

Каких только нарядов в погоне за роскошью не придумывали себе женщины в древности. На голову надевали высокий венок, на ноги — сандалии, уши украшали большими серьгами, хитон от плеч до рук не сшивался, а застегивался множеством золотых и серебряных булавок. Так одевались в глубокой древности, а про аттических модниц пусть рассказывает Аристофан.

Все знают, что причиной гибели города Сибариса и его жителей была привычка к непомерной роскоши. Я же расскажу о том, что известно немногим. Колофонцы тоже, как передают, погубили себя приверженностью к роскоши. Ведь и их, подобно сибаритянам, развратила тяга к дорогим нарядам и испортило чревоугодие, не знающее никакой меры. Коринфские Бакхиады достигли великого могущества, однако и их власти из-за безграничной роскоши пришел конец.

Дионисий ограбил сокровищницы всех сиракузских храмов. Со статуи же Зевса он сорвал покровы и украшения, стоившие, как говорят, восемьдесят пять золотых талантов и, так как слуги стояли в нерешительности, первым дотронулся до кумира. Так же Дионисий поступил и со статуей Аполлона: одному из слуг он приказал сорвать сделанные из чистого золота волосы бога. Подойдя на корабле к Тиррении, тиран похитил сокровища Аполлона и Левкотеи и велел, чтобы подающие Аполлону чашу благодетельного демонаунесли серебряный стол, стоявший возле статуи бога.

Я не могу не рассказать о находчивом и истинно греческом поступке Исмения из Фив. Однажды послом от своего родного города он прибыл к персидскому царю и пожелал самолично переговорить с ним о своем деле. Хилиарх, который докладывал царю и вводил посетителей, сказал Исмению: «Чужеземец из Фив (хилиарх говорил, конечно, через переводчика по-персидски, имя же хилиарху было Титравст), здесь такой обычай: представший пред лицо царя не удостаивается разговора с ним, пока не сделает земного поклона. Если тебе угодно самому говорить с владыкой персов, не премини поступить, как того требует закон; буде же тебе не угодно, ты вполне можешь договориться через меня и избежать земного поклона». Исмений ответил: «Веди меня к царю». Войдя и представ перед царем, посол снял с пальца перстень, незаметно бросил себе под ноги, затем быстро нагнулся, словно для земного поклона, и поднял его. Таким образом Исмений сделал вид, что соблюдает персидский обычай, и вместе с тем не совершил ничего постыдного для эллина. Исмений добился того, ради чего прибыл, и персидский царь ни в чем не отказал ему.

Послов, прибывавших к персидскому царю, были ли они эллинскими или какими другими, царь одаривал так: каждому давал серебряный вавилонский талант в чеканной монете, два серебряных сосуда по таланту ценой (вавилонский талант равен 72 аттическим минам), браслеты, короткую персидскую саблю, нагрудную цепь (общей ценностью в тысячу дариков) и особую мидийскую одежду, называемую дарственной.

В древности у греков Горгий из Леонтин затмил славой Филолая, а Протагор — Демокрита, однако в истинной мудрости они уступали Филолаю и Демокриту, как дети уступают зрелым мужам. Слава, видимо, не имеет ни безошибочного глаза, ни совершенного слуха и поэтому нередко впадает в ошибки — то прикрашивая правду, то уклоняясь от нее.

У Кавкона, сына Посейдона и Астидамеи, дочери Форбанта, был сын Лепрей. Он присоветовал Авгию сковать цепями Геракла, когда тот стал требовать плату за свои труды. С той поры Лепрей и Геракл, конечно, сделались врагами. Спустя некоторое время, когда герой пришел к Кавкону, он по просьбе Астидамеи примирился с Лепреем. Тут на них напала охота померяться силами, и они стали состязаться в метании диска, черпании воды и в том, кто быстрее съест тушу быка. Каждый раз побежденным оказывался Лепрей. Потом спор возник о том, кто кого перепьет, и Геракл снова оказался победителем. Раздосадованный этим Лепрей схватил оружие и вызвал Геракла на поединок, и здесь его настигло возмездие за подстрекательство Авгия: Лепрей был убит.

Александр, сын Филиппа (кому угодно, пусть считает его сыном Зевса — мне все равно), одному только афинскому стратегу Фокиону, говорят, писал в письмах «здравствуй» — так Фокион расположил к себе македонца. Однажды царь послал ему сто талантов серебра и, назвав четыре города, позволил выбрать один, чтобы в свою пользу получать поступающие оттуда средства. Это были Киос, Элея, Миласы и Патары. Как великодушен и щедр ни был Александр, Фокион показал себя еще более великодушным: он отказался и от денег, и от предложенного ему права. Но, чтобы нельзя было подумать, будто он ни во что не ставит царя, Фокион следующим образом вышел из положения: попросил освободить из темницы в Сардах софиста Эхекратида, Афинодора с Имброса, Демарата и Спартона, братьев Родия.

По рассказам, дочь Мегакла Аглаида играла на трубе, и это было ее ремеслом. Она носила на голове накладные волосы и султан из перьев, что подтверждает Посидипп. Аглаида съедала на обед двенадцать мин мяса, четыре хиника зерна и осушала бочку вина.

Рассказывают, что обжорством отличались фригиец Литиерс, лидиец Камблет, пафлагонцы Тис, Харилай, Клеоним, Лисандр, Харипп, Митридат из Понта, кизикиец Каламодрис, Тимокреонт, родосский атлет и поэт, перс Кантибарис и сын Мирмидона Эрисихтон, который потому и получил прозвище Этон. Известно, что в Сицилии было святилище Обжорства и статуя Деметры Сито. Поэт Алкман признавался, что может много съесть, а комик Анаксилай свидетельствует, что некий Ктесий удивительно много ел.

Я хочу вам рассказать об одном взгляде родосцев. Говорят, что на Родосе признаком изысканности считается предпочтение всем блюдам рыбы и особое пристрастие к этого рода кушаньям; человека же, любящего мясо, родосцы презрительно называют обжорой. Я не считаю нужным вдаваться в то, правильно или ошибочно их суждение.

Дети на Косе говорят, что овца в одном из стад тирана Никия объягнилась у них вместо ягненка львом и этот знак-де предвещал Никию, тогда еще частному человеку, сужденное ему в будущем могущество.

30. У царя Птолемея был красавец возлюбленный по имени Галет. Сердце этого отрока было, однако, еще лучше, чем его красота. Птолемей часто повторял ему об этом, говоря: «Милый мальчик, ты никому не причинил зла, но всем делаешь одно добро». Однажды Галет ехал верхом рядом с царем. Издали заметив, что каких-то людей ведут на казнь, он в тревоге сказал Птолемею: «Счастье этих людей, что мы на конях, и, если ты не против, царь, давай поторопимся и догоним их, чтобы появиться перед несчастными как Диоскуры, —

Предстали им достойные спасители,
как говорят о Касторе и Полидевке». Царь не мог нарадоваться на доброту мальчика и восхищался его сострадательностью; он освободил приговоренных к смерти, и с той поры еще больше подпал под обаяние любви к нему.

У персов строго блюдется такой обычай: когда мимо их домов проезжает царский поезд, все сообразно достатку подносят что-нибудь царю. Будучи землепашцами и живя трудами своих рук, они не в состоянии дать ни дорогих, ни роскошных подарков, а подносят, кто что может — быка, овцу, хлеб или вино. Этим персы чтят царя, когда он проезжает мимо, и называют свои подношения дарами. Люди с меньшим достатком ограничиваются молоком, финиками, сыром, плодами и другими благами земли.

Вот еще один рассказ про персов. Говорят, что какой-то человек по имени Синет вдалеке от своего дома повстречал поезд Артаксеркса по прозвищу Мнемон. Синет пришел в страшное волнение: он помнил об обычае давать царю дары и трепетал перед величием Артаксеркса. Не зная как быть, но не желая оказаться хуже всех и опозориться, не поднеся царю подарков, он со всех ног бросился к протекавшей вблизи реке Кир и, набрав полные пригоршни воды, сказал: «Царь Артаксеркс, да продлится твое правление на веки веков. Теперь я почту тебя чем и как могу, чтобы ты не ушел от меня с пустыми руками — прими в дар воду из реки Кир. Когда ты приедешь в лагерь, я принесу из дому все самое драгоценное, что у меня есть, и почту тебя не хуже тех, которые уже поднесли свои дары». Эти слова пришлись по душе Артаксерксу, и он сказал: «С удовольствием принимаю твой подарок, ценю его высоко и считаю равным самым дорогим дарам. Потому что вода — лучшее благо на свете, а река носит имя Кир. Тем не менее, я жду тебя». С этими словами он приказал евнухам взять подарок Синета, и они сейчас же подбежали с золотой чашей в руках. Едва дойдя до места, где был разбит лагерь, Артаксеркс послал Синету столу, золотой сосуд и тысячу дариков, наказав слуге передать ему следующее: «Царь хочет, чтобы это золото веселило твое сердце, ибо ты возвеселил его душу и, не оставив без подношения, почтил чем сумел. Он желает, чтобы этим сосудом ты черпал воду из Кира и из него пил».

Когда Артаксеркс проезжал по Персиде, перс Омис поднес ему корзинку с огромным гранатовым яблоком. Пораженный величиной граната, царь спросил: «Откуда ты достал такой удивительный плод?» Омис сказал, что сорвал его в собственном саду, за которым сам ухаживает. Артаксеркс остался доволен ответом и наградил Омиса царскими дарами, воскликнув: «Клянусь Митрой, этот человек сумеет, мне кажется, и государство из малого превратить в великое». Смысл этих слов, по-видимому, в том, что все на свете старанием, неусыпной заботой и неизменной ревностью можно сделать лучше, чем оно первоначально было.

34. У одного марда по имени Ракок было семеро сыновей. Младший, Картом, сделал много зла своим братьям. Сначала отец пытался речами образумить и наставить его, а когда это не помогло, скрутил сыну руки, привел к судьям этой области, как раз оказавшимся в тех местах, где жил Ракок, перечислил им все преступления сына и требовал для него смертной казни. Судьи были поражены, но на свой страх и риск они не осмеливались вынести смертный приговор и решили доставить обоих к царю Артаксерксу. Когда Ракок повторил все в присутствии царя, тот спросил: «Ты сможешь смотреть на казнь своего сына?» «Разумеется, — ответил мард, — ведь когда в саду я обрезаю горькие побеги латука, их родительница не только не горюет, а, наоборот, расцветает, становится больше и слаще. Так, царь, расцвету и я сам, и все мои близкие, если увижу гибель того, кто злодеяниями омрачает мой дом и дни своих братьев, и воочию удостоверюсь в том, что пришел конец утеснениям». Артаксеркс похвалил нелицеприятность Ракока и назначил одним из царских судей, сказав, что муж, который так смело обличает собственных сыновей, будет справедливым и неподкупным судьей. Картома он на этот раз простил, пригрозив юноше страшной казнью, если впредь провинится.

Биография

Произведения