Личность на путях истории (концепция творчества Андрея Белого)
Резник О.В.
Творчество Андрея Белого (1880-1934), писателя символиста, — органическое порождение той противоречивой историко-культурной эпохи, которая получила название «серебряный век». Этот оригинальный, но малоизвестный современному читателю автор сделал интересные открытия и находки, во многом определившие философские и нравственные поиски литературы начала века. По мнению ряда исследователей (Черников Т.Н., Романова Т.П. и др.), без изучения этой неординарной личности невозможно оценить в полной мере литературно-эстетический феномен конца XIX — начала XX вв. Именно Белый смог адекватно изобразить такое сложное явление, как переломная эпоха.
Ощущая некий «раздвой» во всем, что его окружало, Белый пришел к выводу, что источником социальных потрясений может быть исторически сложившееся противостояние двух стихий, двух мировоззрений — Востока и Запада. Осмысление этих начал претерпевает эволюцию на протяжении всего творчества писателя. Несмотря на тематическое разнообразие, все эпическое наследие этого художника посвящено одной глобальной проблеме — личность на путях Истории. Категория Времени становится неотъемлемой частью сюжета, а исторические противоречия рассматриваются и на бытовом, и на бытийном уровне. Так, уже в первой «Симфонии» («Северной»), приуроченной к эпохе европейского средневековья, присутствует ряд антитез: закат-восход, ложная и истинная вера, время и безвременье. Во второй «Симфонии» («Драматической») дуализм мировосприятия рассматривается уже не на абстрактно символическом материале, а на примере московских реалий начала века. Автору удалось передать не только мистические умонастроения интеллигенции, но и сложившиеся исторические противоречия. Поэтому наряду с воображаемой аллегорией похорон Европы мистиками и философами появляется картина русской деревни. В сцене молебна о дожде Белый обозначил тему духовных поисков крестьянства, продолжая заявленную Ф.М. Достоевским идею «народа-богоносца».
Анализ третьей («Возврат») и четвертой («Кубок метелей») симфоний позволяет сделать вывод, что историософские поиски художника были тесно связаны с религиозными. Поэтому история человечества изображается здесь как возврат к Богу через страдания и платоническую любовь. Наряду с Библией, буддистскими текстами, Белый подвергает осмыслению учение Вл. Соловьева и антропософию Рудольфа Штейнера. Идеи этих философов о трагическом пересечении интересов Запада (Европы) и Востока (монгольских орд) оказались близки писателю. Вместе с тем понятия, заявленные им в заголовке будущей эпопеи «Восток и Запад», постоянно трансформировались. В первом романе этого нереализованного до конца замысла — «Серебряный голубь» Запад, персонифицированный в образах помещиков Тодрабе — Граабенов, являл собою начало холодное и рассудочное, а Восток, поднявшийся из глубин крестьянских душ, ищущих нового Бога, был наделен темной, чувственно-стихийной окраской. Но Белый видел, что оба эти начала гибельны, поэтому в следующем романе — «Петербург» — возникает образ сенатора Аблеухова. По происхождению он монгол, но управляет городом, ориентированным на Европу. До этого категория «Запад» воспринималась как синоним рационального отношения к жизни, а «Восток» — эмоционального, чувственного. Белый же пытался доказать, что желание западной стихии подчинить все окружающее строгой логике сродни самурайскому кодексу Востока, не отказывающему человеку в душе, однако строго регламентирующему ее проявления. Именно их двойное влияние на Россию порождает социальные и психологические потрясения — революцию и душевную драму. Поэтому писатель переносит эти противостоящие категории на хорошо изученный им на себе предмет — человеческое сознание.
Именно это стало темой двух произведений, объединенных не только героями, но и общим замыслом, — показ трагедии становления личности, в семье которой сталкиваются рационализм и азиатчина, христианство и язычество, персонифицированные в образах отца и матери. Маленький герой «Котика Летаева» и «Крещеного китайца» не просто взрослеет, а познает мир в исторических эпохах. Окружающие его условия оказываются аналогичны состоянию хаоса, культуре Египта и Древней Греции или язычеству. И как венец — осознание себя в Боге, обращение в христианство. Для писателя Восток и Запад становятся не географическими, а космическими категориями, заложенными в самой личности, в ее подсознании. Такой внутренне мотивированный переход от проблемы исторического пути страны к проблеме «невидимого града» — процессу созревания мировоззрения — позволяет увидеть в главном герое Котике Легаеве не только символ нового поколения, но и выход для России и человечества в целом. По Белому, логическим завершением эволюции будет «вспоминание Бога в себе». Возможно, именно на эти теософские поиски писателя указывал П. Тычина в стихотворении «И Белый, и Блок» (1919). Он изображает поэтов-модернистов, которые ищут спасение от исторических катаклизмов в христианстве. Только в православии Белый видел ту мощную силу, которая способна объединить всех славян. Не случайно в его письме к Блоку из Каира (1911) возникает пророчество, близкое по духу Н.В. Гоголю: «А там, в великом деле собирания Руси, многие встретятся: инок, солдат, чиновник, революционер, скажут, сняв шапки: «За Русь, за Сичь, за казачество, за всех христиан, какие ни есть на свете». Раздвоенность сознания между культурой Запада и азиатчиной, противоречие быта и бытия, с точки зрения Белого, разрешается одухотворением разума новыми импульсами христианства. Эти идеи получили новое освещение в трилогии «Москва».
Сразу следует оговориться, что обращение к образу Москвы, центральному символу последних романов, было подсказано писателю самой действительностью. На это указывает и тот факт, что «Велетенська, фатальна сила — Москва» возникает в творчестве другого, украинского, модерниста — Миколы Хвылевого. Традиции славянофильства, эпоха трех революций обусловили общее для этих художников восприятие «рокового города»: и тот, и другой видели в ней не только знак рождения новой эпохи, но и грандиозный разрушительный потенциал. Белый хотел дать картину восстания новой Москвы «не татарской «Москвы», а по существу (...) мирового центра». На них, как на Гоголя, «холодом»и «метелицей» веяло с далекого Севера. Причем Белому удается наряду с космогоническим ощущением Вселенной передать основную трагедию XX века, обхваченного стихией братоубийственных войн: не только панмонголизм грозит Европе, но и внутренний враг — живущий в каждом человек — зверь, персонифицированный автором «Москвы» в символе негра. Единственное спасение от проявления первобытных инстинктов, к которому толкают обстоятельства, — христианское сострадание и милосердие.
Поэтому центральным моментом в незаконченной трилогии «Москва» становится столкновение авантюриста Мандро и ученого-гуманиста Коробкина. Первый — агент империалистической разведки трех держав, готовый на все ради денег, обезумевший от желания получить открытие профессора. Коробкин же изображается автором как личность синкретическая, вобравшая в себя европейский рационализм и восточный кодекс самурая. Задача писателя заключалась в том, чтобы показать процесс превращения личности, равнодушной ко всему, кроме науки, под влиянием страданий в Мессию, несущего новую веру. Его герой не только прощает, но и мечтает о всеобщем примирении, в то время как в стране готовится революция.
Финальный взрыв, в котором гибнут и професор, и революционеры, доказывал, что Белый хорошо понимал: воззрения профессора и его самого не ко времени в эпоху тоталитарного режима, которому чужды христианские идеалы. И это точное ощущение пульса Истории, которое стало неотъемлемым атрибутом каждого эпического произведения, позволяет заключить, что все творчество писателя можно представить в виде некоей «субъективной эпопеи», основанием которой становится философское осмысление истории на разных уровнях.
Такое жанровое определение «подсказано» самим Белым, которому каждый последующий роман представлялся органическим продолжением предыдущего, а в творческие планы неоднократно входило написание эпопеи. Вопрос, прямо прозвучавший в заглавии неоконченной трилогии «Восток или Запад», адресованный всей России, получал диалектический ответ в течение всего творчества Белого. Вся страна есть и Восток, и Запад, но в этом ее историческая трагедия: необходим свой специфический национальный выход из этого противоречия. А в начале XX века эти поиски охватили, по мысли А. Белого, не только Европу и Россию, но и Украину. Неслучайно в 1900-х годах писатель побывал в Киеве, где выступал вместе с А. Блоком и С. Кречетовым. Полигенетичность творчества Белого, космизм его мировосприятия, охватывающий все культуры всех времен, оказались близки украинским символистам, поэтому в 1923 году он вновь встречается с украинскими писателями. После лекций его чествовали в узком кругу и звали вновь приезжать на Украину. М. Рыльский, тогда еще начинающий поэт, поднес своему коллеге книжку стихов с почтительной надписью. Очевидно, его покорило в творчестве писателя-философа не столько употребление новых художественных приемов, сколько то, что привлекает и сегодняшнего читателя: на рубеже веков, в странствиях и творческих метаниях Белый смог найти ту нравственную опору в жизни, к которой Украина вновь возвращается на рубеже XX-XXI веков: «невидимый град» человеческой души, построенный на основе христианства.
Л-ра: Русский язык и литература в учебных заведениях. – 1998. – № 1. – С. 20-22.
Произведения
Критика
