В доме № 18 по улице Тела Господня
Г. Брейтбурд
Стоит оставить позади сплетенное из камня и зеленоватой воды чудо – Венецию, и поезд, идущий в сторону Милана по равнине реки По, с ее тополями, такими неожиданными здесь подсолнечниками, через час-другой довезет вас до Виченцы. Это родина широко известного как у себя в Италии, так и у нас в стране, где переведен ряд его книг, писателя Гоффредо Паризе. Здесь, в старинном городе, над которым «всегда низко висит белесый туман», в полуразвалившемся доме № 18 на улице Тела Господня, где днем и ночью «звучит заупокойное пение стонущих досок деревянной лестницы», живут герои романа Паризе «Красавец священник».
Эта написанная еще в 1957 году и принесшая молодому тогда писателю большой успех книга сегодня вновь приобрела на родине автора особую актуальность, быть может, даже большую, чем в год ее первой публикации. Роман Паризе — злая сатира на итальянский фашизм, справедливо беспощадная и безжалостная. В год ее публикации, должно быть, и автору и читателям казалось немыслимой, невозможной любая попытка возврата к трагическому гротеску, изображенному в этом романе. По иному обстоит дело сегодня, когда в Италии вновь плетутся нити «черного заговора», когда в зданиях демократических организаций, на улицах итальянских городов рвутся бомбы, подложенные молодчиками из неофашистских организаций, а лидеры воссозданной вопреки конституции страны неофашистской партии открыто выступают с призывами к насилию во имя уничтожения всех завоеваний итальянских трудящихся, осуществляют «стратегию страха», запугивания мелкобуржуазных масс.
Многие итальянские художники сегодня остро ощущают эту угрозу и средствами искусства хотят выразить свое единство с миллионами итальянцев, ведущих борьбу против опасной социальной демагогии нового фашизма.
Упомянем здесь лишь о вышедшем в начале 1974 года великолепном фильме Феллини «Я вспоминаю», столь близком и по времени действия и по гротескности изображения фашизма роману Паризе «Красавец священник». Разумеется, мы менее всего хотели бы этим примером подчеркнуть несуществующую тождественность этих двух произведений, созданных в столь несхожих исторических ситуациях. И все же моменты неслучайных совпадений (вызванных, разумеется, отнюдь не тем, что Паризе принимал участие в работе над сценариями отдельных фильмов Феллини) несомненны. И в картине Феллини и в романе Паризе фашизм изображен преимущественно в тонах трагикомических, и в романе и в фильме фашизм увиден глазами ребенка, хотя и в том и в другом произведении «ребенок» порой оказывается непомерно взрослым и глядит на мир глазами самого художника. Вероятно, не столь уж случайно и то, что как у Феллини, так и у Паризе кульминацией гротеска становится приезд в небольшой итальянский город самого Муссолини и по-разному выразительное изображение всей фальшивой помпезности фашистского режима, выявляющейся в этой ситуации.
В доме № 18 по улице Тела Господня, где живут маленькие герои Паризе, не по годам повзрослевшие мальчишки Серджо и Чена, царят невыразимая тоска, скука, фальшь и лицемерие, разобщенность и одиночество, и главное, безысходная нищета.
Но есть еще черта, присущая обитателям этого человеческого «дна» — религиозное ханжество, с которым как бы сливается отталкивающая атмосфера приглушенной, подавленной и тем безжалостней терзающей их всех похоти. Предметом эротического обожания населяющих эту мрачную берлогу старых дев - владелицы дома синьорины Иммаколаты, злобной истерички Камиллы, девиц Валенских, а также и пошлого восхищения немногих проживающих там мужчин становится «красавец священник» дон Гастоне Каодуро — «оранжевый цветок», который, по словам автора, «пробился из-под земли и расцвел в нашем дворе, словно орхидея на помойке».
«Красавец священник» на деле ведет себя как мелкий и тщеславный сутенер, выманивающий деньги и услуги от покоренных им обожательниц. Это не только священник, преступающий законы церкви, но и убежденный фашист. Действие романа происходит в 1938 году, и сам дон Гастоне окружен в глазах своих почитательниц фальшивым ореолом борца за веру — ведь он только вернулся из Испании, где служил военным капелланом, ведь он тщеславный автор, описывающий фашистские «подвиги» в сочинении «Испания — горнило веры и стойкости», о качестве которого можно судить хотя бы по тому, что даже редактор местной фашистской газеты, несмотря на все домогательства дона Гастоне, отказывается его рецензировать, ведь именно он создает из старых дев-прихожанок женскую фашистскую ассоциацию «Вера и стойкость», облачая их в нелепые мундиры, являющие собой «нечто среднее между формой римского легионера и монашеским одеянием».
В облике дона Гастоне как бы нашел свое воплощение один из мифов итальянского фашизма, безжалостно высмеянный автором романа, — миф «мужественности», миф ложного культа силы, который, по замыслу фашистских заправил, должен был превратить итальянского лавочника в потомка римских легионеров.
Образ дона Гастоне, священника-фашиста, несомненно, говорит об осуждении писателем соучастия церкви, возглавлявшейся в те времена папой Пием XI, в преступлениях фашизма. Ведь именно в эти годы католическая церковь, заключившая с дуче Латеранский пакт о конкордате, в сущности, поощряла и захватнические войны фашизма и его безудержную демагогию. Чего стоило одно лишь санкционированное Ватиканом бракосочетание по фашистскому обряду! Создание такого пародийного персонажа, как дон Гастоне, безусловно, говорит об антиклерикальной позиции автора.
И все же, на наш взгляд, в книге есть эпизоды, свидетельствующие и о другом: отрицая церковность, Паризе, как и некоторые другие итальянские художники, порой не в силах преодолеть традиционное влияние католической идеологии, ее тезис об искуплении греховности, ее трансцендентальную надежду.
Пожалуй, именно этими, пусть подспудными мотивами можно объяснить два эпизода книги: внезапную любовь дона Гастоне к поселившейся в доме № 18 по улице Тела Господня молодой проститутке Федоре и смерть подростка Чены.
В этих эпизодах автор как бы невольно отступает от свойственной всему роману комедийно-гротескной манеры. Любовь дона Гастоне к Федоре, должно быть, первая и последняя в его жизни любовь, становится испепеляющей страстью, не знающей предела в своем неистовстве. Расплата за греховность — греховность же «красавца священника» не в этой его страсти, а в предательстве того, что даже вопреки церкви должно воплощать в нем христианское начало — неизбежна. И дон Гастоне гибнет, уходит из жизни при помощи не слишком оригинального, использованного многими романистами девятнадцатого века приема: умирает от чахотки.
Сложней судьба Чены, нищего подростка, отец которого убит в Абиссинии, а мать стала алкоголичкой. Чена — воришка, невольно становящийся убийцей полицейского. Но Чена так же, как и его друг Серджо, в образе которого легко прослеживаются многие черты самого юного Паризе, глубоко невинен.
И невинность его не только невинность детства. Ни голод, ни нищета, ни чудовищная ложь, окружающая этих подростков, не убивают в них человечности — умения радоваться жизни, даже когда она страшна и беспощадна.
Роман заканчивается смертью Чены, последовавшей за его бегством из тюремной колонии в Венеции. И здесь, в нескольких скупых строчках, пожалуй, явственней всего дают себя знать христианские мотивы.
«К вечеру пришел священник, Чена молча позволил причастить себя и, когда священник, озаренный туманным закатом, розовым, словно куклы бродячих торговцев или жидкий гранатовый сироп, стал читать молитвы, а две сестры-монахини по обе стороны кровати негромко вторить ему «Ora prò nobìs», Чена тихо, потому что мы стыдились слез, заплакал. — Мама, мамочка, — шептал он. Он звал маму и даже ее не мог увидеть, потому что звал он не свою, вечно пьяную мать, а другую».
Разумеется, из сказанного нами было бы неверно заключать, будто Паризе — автор католического романа, а не острого антиклерикального памфлета, но неверно было бы, на наш взгляд, стыдливо обходить стороной это присутствующее в творчестве многих итальянских художников (среди самых значительных назовем опять Феллини) обостренное внимание к антитезе греховности и невинности.
В своем романе Паризе создает галерею злых портретов людей, отравленных фашистской мифологией. Но естествен вопрос, как же относятся к фашизму остальные обитатели улицы Тела Господня? Здесь автор лаконичен и вместе с тем предельно ясен. Фашизм для этих людей неприемлем.
Роман Г. Паризе в отличие от его первого произведения «Мертвый мальчик и кометы» написан в реалистической манере. Любовь к изображению детали, неожиданная и точная метафоричностькниги явились предметом интересного анализа в предисловии С. Ошерова к русскому изданию. Автор романа поистине неистощим и всегда своеобразен в описании запахов, красок, звуков и шорохов затхлого дома, в котором живут его нередко уподобляемые им птицам персонажи.
В предисловии роман оценен как лучшая книга Г. Паризе. В таких похвалах ранним произведениям любого живого художника, на наш взгляд, всегда заключено в чем-то незаслуженное принижение его творений последних лет и неверие в будущие его возможности. Для нас лучшим романом Паризе будет тот, который, хочется верить, он еще напишет.
Л-ра: Литературное обозрение. – 1974. – № 10. – С. 81-82.
Критика
