Концепт «слово» в метафорическом осмыслении Н. Гумилева (на материале поэтического творчества)
Башук А.И.
Слово — один из многозначных языковых концептов. Оно является основным представителем зоны восприятия, восходя к индоевропейскому корню, имевшему значение “слышать”. Под влиянием византийской богословской традиции слово (греч. логос) имело сакральное значение и означало Слово Божие, воплотившееся в Иисусе Христе, его образе и учении; в народной культуре оно выступало в магической функции: слова характеризуют произносящих их людей, магическая сила слова обращается на говорящего. Выражало слово и профанные смыслы, обозначая различные типы речевых актов — недостоверные слухи, молву и личные мнения. Слово, первоначально связанное со звуком и слухом, постепенно становилось концентратом понятия, символом обширного смыслового поля.
Роль, отведенная концепту слово в модернистских течениях начала XX века, была совершенно особой. Если для символистов слово было ценным только как звук, музыкальная нота, как звено в общем мелодическом построении стихотворения, передающего тончайшие оттенки настроений, впечатлений, а футуристы выступали непосредственно в защиту самоценности слова как такового, то акмеисты, обратившись к материальному миру, предмету, возвращаются к слову как средству выражения определенной логической мысли. В данном аспекте слово является предметом осмысления научной лингвистики и философии. Акмеизм (акме — высшая степень чего-либо, цветущая сила) требовал точности в отборе слов и соответствия их реальным понятиям, на что указывает само название литературной школы: второй вариант названия — адамизм — предполагает “мужественно твердый и ясный взгляд на жизнь”. Ярким представителем русского акмеизма был Николай Гумилев.
Рассмотрим спектр значений, в которых метафорически реализуется концепт слово в поэтическом творчестве Н. Гумилева. Метафора как наиболее личностный, индивидуальный вид тропа, создавая новые понятия, дает возможность проникнуть в глубинные структуры явлений. По выражению Н. Гумилева, “головокружительность символических метафор приучила их (акмеистов — А. Б.) к смелым поворотам мысли”.
У СЛОВА в поэтической речи Н. Гумилева отмечаются следующие значения:
1. Слово является МАТЕРИАЛОМ для создания “воображаемых” миров, которые реализуются посредством литературных произведена». В литературно-критической статье “Жизнь стиха” Н. Гумилев пишет: “возникает эра эстетического пуританизма, великих требований к поэту, как творцу, к мысли или слову — как материалу искусства”. На вооружение он берег слова Оскара Уайльда. “Материал, употребляемый музыкантом или живописцем, беден по сравнению со словом. У слова есть не только музыка, нежная, как музыка альта или лютни, не только — краски, живые и роскошные, как те, что пленяют нас на полотнах венециан и испанцев; не только пластичные формы, не менее ясные и четкие, чем те, что открываются нам в мраморе или бронзе — у них есть и мысль, и страсть, и одухотворенность. Все это есть у одних слов”.
Творческий процесс появления стихотворения поэт сравнивает, вслед за И. Тургеневым, с муками деторождения, а художественное произведение с живым организмом. И если каждое слово продумано, выбрана наиболее совершенная форма, “такое стихотворение может жить века, переходя от временного забвения к новой славе <...>. Такова Илиада”:
Я закрыл Илиаду и сел у окна,
На губах трепетало последнее слово.
У Н. Гумилева слово материально, оно является живой субстанцией, на что указывает глагол “трепетало”, в семантическое поле которого входят лексемы “колебаться”, “дрожать”, “содрогаться”. Поэт связывает его с порождающим органом речи, что выражено обстоятельством места “(на) губах”. Мысль, заключенная в слове, способна функционировать и развиваться вне данного произведения. Глагол совершенного вида с помощью приставки за подчеркивает результативность, конец действия (“закрыл”):
процесс чтения завершен, но слово не покидает лирического героя. Способность содержания слова развиваться, “расти”, отмечал и А.А. Потебня.
Слова, реконструируя вымышленный мир, способствуют саморазвитию художественных образов:
Моим рожденные словом,
Гиганты пили вино
Всю ночь, и было багровым,
И было страшным оно.
О, если б кровь мою пили,
Я меньше бы изнемог
Герои Н. Гумилева живут самостоятельной жизнью. Слово у него отчасти соотносится с архетипом прародительницы, чему способствует метафоризированное причастие “рожденные”. Вольность, непослушание сотворенных автором героев передает мотив ночного гуляния, пира. Непрямой порядок слов — обстоятельство времени “всю ночь” занимает постпозицию относительно предикативной основы — подчеркивает своеволие героев, на что указывает определительное местоимение “всю” со значением полноты, цельности, нераздельности. Свойства вина, отмеченные автором, акцентируются повторяющейся конструкцией “и было”, предопределяя сопоставление с кровью: лексема “багровый” обладает значением “густо-красный; цвета крови; пурпурный”; метафорический эпитет “страшным” передает авторскую тревогу, беспокойство по отношению к субъекту осмысления. Значение собственно метафоры (в терминологии Ж. Дюбуа — подлинная метафора), имплицитно указывающей на исходное понятие, активизируется развернутым сравнением, которое выражено сослагательным наклонением, сравнительной степенью имени прилагательного (“меньше”) и глаголом “изнемог” со значением “потерять силы, дойти до изнеможения; ослабеть”. Сравнение с кровью, которая является ритуальным символом жизненной силы, усиливает значение глагола. Две последние строки передают сложность творческого процесса, самоотдачу автора. Обратим внимание, что слово Н. Гумилева вызывает к жизни не обычных героев, а гигантов. В древнегреческой мифологии — это исполинские существа, вступившие в борьбу с богами. Автор как бы сливается с жизнью своего произведения, процесс творчества его опустошает, забирая необыкновенную силу, которую поэт ставит выше, чем кровь — символ духа личности, самой жизни. В данной метафоре наблюдаются аллюзии, связанные с христианской традицией: так, вино для причащения символизирует кровь Спасителя. О самоотдаче в процессе творчества К. Юнг писал: “В подобной деятельности художник совершенно идентичен творческому процессу независимо от того, сам он намеренно поставил себя у руля или творческий процесс так завладел им как инструментом, что у него исчезло всякое сознание этого обстоятельства. Он сам есть свое собственное творчество, весь целиком слился с ним, погружен в него со всеми намерениями и всем своим умением”.
Хотя источник слов для всех один, ищет слова поэт внутри себя:
В муках и пытках рождается слово,
Робкое, тихо проходит по жизни,
Странник то, из ковша золотого
Пьющий остатки на варварской тризне
Творчество, по мнению Н. Гумилева, состоит в том, чтобы найти нужные по содержанию и форме слова для выражения своих мыслей, для него это болезненный процесс (“в муках и пытках”), соотносимый с деторождением. Будучи сказанным или написанным, слово опять существует как бы само по себе, но уже в другом качестве — воплощенное, оно воспринимается как живое, на что указывает словосочетание “проходит по жизни”, метафора-приложение “странник”. Данная лексема в первом своем значении активизируется следующим образом: “тот, кто постоянно находится в пути, перемещается, передвигается, не остается подолгу где-либо”. Так, в концепте слово Н. Гумилев передает мотив движения: слова — кочевники, они “как будто где-то уже существуют и, говоря, человек черпает их из какого-то источника, выбирая подходящие и подбирая одно к другому”. При этом слово у поэта свято, что передает лексема “странник” в значении “странствующий пешком к святым местам”.
Свое художественное слово поэт материализует посредством животного-мира:
Звери дикие — слова мои,
Шерсть на них, клыкы у них, рога.
Метафорический образ диких зверей способствует репрезентации процесса творчества как свободного и независимого, возможно, даже от воли самого автора. В рассматриваемом примере эквивалентность субъекта и объекта развернутой метафоры подчеркивается связкой “есть”, опущенной в настоящем времени; инверсия выделяет объект осмысления, который конкретизируется, разделяется на части с помощью последовательного перечисления метафорических имен существительных (шерсть, клыки, рога) с постепенной градацией признака “дикие”. Слово у Н. Гумилева предстает как нечто осязаемое, являясь собирательным образом хишных зверей: оно соединяет атрибуты диких животных.
2. Слово в метафорике Н. Гумилева реализуется в аспекте отношения СЛОВО ДЕЛО. Представленные концепты взаимосвязаны в исторической ретроспективе. В русских памятниках письменности: а) слово противопоставлялось деятельности в разных аспектах; б) слово и дело выступали также как две ипостаси одного и того же действия. В поэтической речи Н. Гумилева слово и есть деятельность (слово = дело):
Солнце останавливали словом,
Словом разрушали города
В рассматриваемой метафоре оно является производителем активных действий, на что указывают глаголы “останавливали”, “разрушали”. Неопределенно-личная форма простых предложений актуализирует действия и орудие деятельности — слово, которое является при главном члене предложения дополнением и выражено в форме творительного падежа. Повтор, а также позиция концептуальной лексемы в конце и начале строки, что приводит как бы к “сгущению” значения, выделяют субъект метафорического осмысления. Неограниченные возможности слова как деятельности передают объекты действий, выраженные винительным падежом имен существительных. Форма множественного числа лексемы (“города”) обозначающей крупный населенный пункт, а также природное явление, которое не может зависеть от воли кого бы то ни было, подчеркивают масштабность, глобальные размеры деятельности. Препозиционное расположение лексемы “солнце” активизирует данный образ. У Н. Гумилева основным источником энергии, силы является слово, которое он отождествляет с делом. Ср.:
И душу те слова зажгли,
Горели огненные стрелы,
И алый свет, и свет земли,
Предстал, как свет воздушно-белый
Слово у него изменяет внутренний мир, представленный концептом душа. Оно является непосредственным субъектом действия, на что указывает синтаксическая роль имени существительного, которое выступает подлежащим. Сила слова, его воздействие на лирического героя определяется архетипом огня, который входит в семантическое поле глагола “зажгли” и обладает, как правило, положительными коннотациями: для огня характерна очищающая функция, кроме того, он несет тепло и свет. Последний атрибут Н. Гумилев выделяет трехкратным повтором. Метафорические согласованные (“алый”, “воздушнобелый”) и несогласованные (“земли”) определения конкретизируют абстрактное понятие, выделяя различные виды света в цветовом аспекте. Можно предположить, что в данном контексте “свет земли” соотносится с определениями “пестрый”, “разноцветный”, метафорический эпитет “алый”, включая сему “яркий”, возможно, содержит указание на красочность романтического мира, мира мечты. Однако идеалом для поэта выступает атрибут, преобразуемый словом, чему способствует композиция “предстал, как”. Окказиональный метафорический эпитет реализуется на словообразовательном уровне — “воздушно-белый”, активизируя символическое значение лексемы “свет”, подчеркивая такие признаки, как чистота, невинность. Здесь свет почти освобождается от качественных характеристик, вновь становится прозрачной субстанцией, на что указывает первая часть сложного определения. Слово у Н. Гумилева косвенно соотносится со стрелой, оно обладает той же динамикой, стремительностью. Данные характеристики содержит и стихия огня, которая активизируется глаголами “зажгли”, “горели”, именем прилагательным “огненные”.
3. Слово у Н. Гумилева является потенциальным НОСИТЕЛЕМ ЗНАЧЕНИЯ. Оно выступает как внешняя оболочка вместе с содержанием (означающее и означаемое):
Ты говорил слот пустые,
А девушка и расцвела
В данном примере под словом понимается внешняя форма и какое-то прямое, непосредственное значение — тоже своего рода видимость, оболочка, за которой может скрываться что-то еще: более глубокий смысл, чувство и т. п. В этом смысле Н. Гумилев говорит о пустых словах, метафорический эпитет активизируется постпозиционным расположением. “Пустые слова" — это не бессмыслица, а слова за которыми ничего не стоит", — утверждает И. Левонтина. Поэт им противопоставляет действие, что выражено глаголом “расцвела”, который характеризует образ девушки, в связи с этим в данном контексте лексема “пустые” приобретает дополнительное значение — обман.
4. Слово понимается автором как ДЕМИУРГ, САКРАЛЬНАЯ ЦЕННОСТЬ, чему способствует отождествление его с Богом: слово — это Бог. Слово активизируется в значении первоначальной сущности, всемогущей, творящей силы. Представления Н. Гумилева о божественной природе слова основываются на восточной культурной традиции:
И звенело болью мгновенной,
Тонким воздухом и огнем
Сотрясая тело вселенной,
Заповедное слово Ом
В индуизме Ом (Аум) — священное звуко- и буквосочетание, представляющее первичный звук, положивший начало чувственному миру, божественное Слово, которое обладает особым смыслом, что у поэта подчеркивается именем прилагательным “заповедное”. Его три фонетических элемента (АА-УУ-ММ) символизируют фундаментальную триаду индуистского пантеона — Брахму, Вишну и Шиву, выражая цикл бытия, который состоит из созидания, поддержки и разрушения. Звуковой аспект слова активизируется глаголом “звенело”. Принципы познания мира, так же как и появление самого слова (у поэта оно рождается в муках и пытках) — болезненный процесс. У Н. Гумилева боль, заключенная в слове, материализуется, проявляясь в сфере звуковых ощущений: она слышима, но не ощутима на уровне осязания. Слово у него состоит из двух субстанций — воздуха и огня, соответственно оно неуловимо, может очищать или обжигать, а также обладает божественной энергией, что передает символ огня. В слове воздух автор подчеркивает свойство “еле заметная, с трудом воспринимаемая и различаемая субстанция”, о чем свидетельствует имя прилагательное тонкий. Воздух — стихия пространства, у поэта оно расширяется до масштаба вселенной, которая мыслится как один живой организм — тело. Слово Ом вызывает колебание всего огромного пространства, на что указывает деепричастие “сотрясая”. Таким образом, гумилевское слово не имеет границ, оно обладает сверхъестественной, вездесущей силой.
5. К предыдущему значению примыкает осмысление слова как БОЖЕСТВЕННОГО ЛОГОСА, СЛОВА БОЖИЯ. Это значение было заимствовано из греческого языка: “слав, слово было эквивалентом грен., в котором воплощены многовековые размышления греческой и древнееврейской мысли”. У Н. Гумилева “слово Бога” воплощается в зрительном аспекте:
...слово Бога с высоты Башкой Медведицею заблестело. Глагол “заблестело” подчеркивает свойство “сияющий ярким ровным светом”. Слово имеет форму астрального созвездия, состоящего из семи звезд. Семь — магическое число, которое символизирует космический и духовный порядок, а также является священным числом богов разных культурных наследий (Осириса, Аполлона, Митры, Будды).
6. Продолжением этого же направления семантического развитая является значение ЗАКОН, ЗАПОВЕДЬ как словесно выраженная воля Бога:
...Господне слово
Лучше хлеба пытает нас
Славянское слово часто имело определение божие. У Н. Гумилева такое слово традиционно выступает источником духовной жизни, на что указывает, глагол “питает”. Она важнее биологического существования, воплощением которого является собирательный образ хлеба.
7. Концепт слово реализуется в значении ДАР СЛОВА, КРАСНОРЕЧИЕ:
Юный маг в пурпуровом хитоне
Говорил нездешние слова,
<...>
Расточал рубины волшебства
В данном контексте глагол “расточал” имеет значение “выражать свои чувства и мысли (обычно благожелательные) с неумеренной щедростью”. Слово выступает атрибутом магического действия, о чем свидетельствует субъект речи — маг, его умение завораживать словом передает именная метафора. Внешняя оболочка предмета осмысления соотносится с драгоценным камнем темно-красного цвета, что иногда способствует репрезентации его как символа огня. Так, и в представленном примере слово косвенно восходит к архетипу огня. Несогласованное определение (“волшебства”), характеризуя метафорический объект, подчеркивает чудодейственные свойства слова, их способность пленять, очаровывать. Имя прилагательное “нездешние” указывает на внутреннее содержание слов, соотносясь с лексемами “неземной”, “потусторонний”.
8. Слово в форме множественного числа может выступать эквивалентом ВЫСКАЗЫВАНИЯ, РЕЧИ:
...волны лепечут без силы Слова рокового укора. Множественное число слова соотносится с продуктом коммуникативной деятельности, высказывания, которое передает упрек, порицание, что выражает характеризующее субъект осмысления несогласованное определение (“слова ... укора”). Способностью говорить у автора наделены реалии природы — волны, их бессвязная речь проявляется в тихих, неясных звуках, на что указывает глагол “лепечут”.
9. Слово у Н. Гумилева активизируется в значении ПАМЯТЬ:
Но мне, увы, неведомы слова —
Землетрясенья, громы, водопады,
Чтоб и по смерти ты была жива,
Как юноши и девушки Эллады.
Часто это инструмент несовершенный, недостаточно хороший для поэта. В словах человек может жить вечно, но для этого необходимо найти нужные слова. По мнению Н. Гумилева, они должны обладать стремительной, безудержной силой стихийных природных явлений, на что указывает именная метафора: слова отождествляются с землетрясениями, громами, водопадами. Автор критически относится к своему творчеству (“неведомы слова”), отдавая должное мастерству эллинских художников слова, образы героев которых живут и поныне.
Таким образом, концепт слово в метафорике Н. Гумилёва основывается на полисемантичности лексемы, реализуясь в ряде традиционных значений. Но в первую очередь слово для поэта — это сырье, из которого образуются художественные тексты, материалы для творчества. Появление каждого слова сопряжено с болью — это творческий акт, который забирает энергию, опустошает автора. Слово самодостаточно, будучи написанным или. сказанным, оно освобождается от власти творца, продолжает жить своей жизнью.
Л-ра: Русский язык и литература в учебных заведениях. – 2001. - № 3. – С. 8-12.
Произведения
Критика
