У колодца

Вышли в сумрак вечерний двора,—
воду молча сливает сестра
из тяжелой бадьи
на тяжелые руки мои,
а сдается, что слезы текут...

Старый двор, как закут,
темен, мал и убог.

Вижу — в трещинах ноги сестры.
Не мечтают они о раздолье дорог.
Но крепки и еще не стары,
им бы голос гармошки случайной
помог
в пляс пуститься на зависть любой и любому...

Скучно платью ее голубому,
скучно скромному платью из ситца
на заборе сушиться...

Знаю, если бы вдруг
прилетела запевка сюда игровая,
ты б закрыла глаза, подпевая
голосам незнакомых подруг.

Руку хочется тронуть негрубо
и тропинкой туда повести по селу,
где из окон распахнутых клуба
вырываются песни и дышат во мглу...

Между песнями я бы протиснулся в зал,
попросил бы вниманья и громко сказал:
— Роль сестренке моей подберите!
У нее и желанье, и боль, и наитье.
Да и голос такой, что, пожалуй,
в хоре станет она запевалой...

Только знаю, что, четки в руках теребя,
мать впотьмах преградит нам дорогу
и, взывая о помощи к богу,
все равно не отпустит тебя.

А меня отругает:— Не трогай сестер,
нам к заутрене завтра в костел...

Звуки песни далекой послышались вскоре
только не было той, кто должна подпевать
Мелкий дождик накрапывать стал, но опять
платье так и осталось висеть на заборе.