Место творчества Уильяма С. Берроуза в американской литературе второй половины ХХ столетия
Л.А. Гречуха
Критики небезосновательно называют его романы «фальшиво интеллектуальной ерундой» (bogus highbrow filth), а его самого - известным литературным террористом. Произведения автора долгое время были запрещены как очень откровенные.
Уже вскоре после публикации первых романов («Джанки» (Junkie, 1953), «Голый завтрак» (The Naked Lunch, 1959), «Мягкая машина» (The Soft Machine, 1961), «Билет, который лопнул» (The Ticket That Exploded, 1962), «Нова экспресс» (Nova Express, 1964)), У. Берроуз был признан классиком американской авангардисткой литературы. Однако, несмотря на многочисленные исследования творческого наследия писателя зарубежными литературоведами, вопрос его творческой позиции и роли в американской прозе второй половины XX столетия остается открытой. В нашей же стране он принадлежит к тем немногим зарубежным писателям, чьи имена долго оставались неизвестными. Для отечественного читателя имя У. Берроуза перестало быть загадкой лишь в 1988 году, когда в свет вышел его роман «Голый завтрак» на русском языке. Поэтому на сегодняшний день в отечественном литературоведении творчество писателя в полной мере неизучено; нет фундаментальных исследований и монографий, написанных советскими или постсоветскими литературными критиками, которые целиком были бы посвящены творческому наследству автора, что и открывает широкий спектр для дальнейшей исследовательской деятельности.
Недостаточная изученность творчества автора в нашей стране объясняется прежде всего тем, что его произведения не соотносились с существующими эстетичными категориями. Критики рассматривали его прозу как феномен морального кризиса и считали первооткрывателем «запретных» тем, несмотря на то, что проблемы наркомании и однополых сексуальных отношений, которые обсуждает автор в своих романах, уже поднимались в литературе (де Сад, Ф. Ницше, Т. де Куинси, В. Уитмен, Г. Миллер). Отечественные литературоведы Т. Денисова, А. Зверев, М. Мендельсон, Т. Морозова, В. Оленева, Л. Черниченко частично обращались к анализу прозы У. Берроуза, рассматривая творчество битников и школы «черного юмора» в контексте модернистской литературы, литературы неоавангарда.
Неоавангард 1960-х гг. смог раскрыть безобразные, нежизнеспособные аспекты современной жизни, целиком очевидную творческую бесплодность и, как результат, вскоре превратился в словесную, умышленно заземленную, завульгаризованную игру, которая и дает основания считать его первой волной американского постмодернизма. И несмотря на то что в 60-х годах минувшего столетия Берроуза относили большее к послевоенным бит-писателям, в 80-е годы в зарубежной критике (И. Хассан, Дж. Скерл) его творчество начали рассматривать как яркий пример литературы постмодернизма. Однако произведения автора, как и раньше, продолжают служить причиной острых дискуссий между приверженцами модернистской и постмодернистской эстетики. В ранних критических роботах зарубежные литературоведы (М. МакКарти, Дж. Скерл) часто сравнивают Берроуза с такими известными модернистами, как Джойс, Беккет и Кафка. Тем не менее Беккет и Кафка - «сдержанные» авторы, в то время, как Берроуз не может разрешить читателю избавиться от придирчивой монотонности собственных галлюцинаций. Он не в силах освободиться от того, что пережил, возвратившись «из царства ночи с распухшими глазами, наполненными ненависти и уныния, глазами больного наркомана». Исследователи (И. Хассан, Т. Гундорова, Т. Морозова) отмечают авторский анализ диалогов, исчезновение индивидуальности и голоса, элементы отреченности, специфический метод письма, игру с синтаксисом, и усматривают, таким образом, победу постмодернизма. Кроме того, в то время, как модернизм двигался к «конечной цели», постмодернизм и проза Берроуза предлагают намеренно «бесконечные тексты», которые репрезентуют писателя как уникального продюсера реальности. Битничество следует рассматривать как начало того постмодернистского направления в американской литературе, которое уже довольно четко проявилось в произведениях другого неоавангардистского течения - «черного юмора». Представители школы «черного юмора», подобно постмодернистам, в свое время не признавали исчерпаемости истории, эстетики, искусства. Тем не менее отвергать причастность Берроуза к формированию модернистской культуры не следует. В истории американской литературы он навсегда останется «последним авангардистом», как верно назвала писателя российская исследовательница И. Кулик, «...если под авангардом понимать экспериментирование не с формой, а с самыми условиями производства, существования и осуществления текста».
Для творчества писателя характерна «постмодернистская чувствительность», которая выражается в непринятии всей традиции западноевропейского рационализма, и является результатом разочарования в идеалах и ценностях Возрождения и Просвещения с их верой в прогресс, победу ума, беспредельность человеческих возможностей. Очевидно, Берроуз хочет, чтобы его слова воспринимали буквально. Чтобы люди осознавали, в какое преступное время живут. Он старается научить их «уму-разуму». В своих первых романах автор отстаивает мысль, что писатели второй половины XX века не могут «размениваться» на незначительные детали, а им необходимо подниматься к глобальным и универсальным темам человеческого бытия. В этом обнаруживается постмодернистская установка на игру автора с самым феноменом художественного творчества, поскольку глобальность поднятых тем еще не является обязательным свидетельством того, что ставится цель всестороннего и глубокого их освещения.
Мы можем назвать Берроуза с его «технологией разрезок» и «игрой с синтаксисом» одним из тех авторов, которых исследовательница С. Руссова именует авторами-«трикстерами», то есть «играющими» авторами. Мы разделяем вывод литературоведа Т. Гундоровой, которая утверждает, что У. Берроуза можно назвать писателем-постмодернистом еще и потому, что именно это направление предлагает новое понимание языка, что дает возможность говорить о его преемственности и о разрыве с раннемодернистской языковой концепцией. Кроме того, берроузовский метод «разрезывания и складывания» (cut-up techniques) во многом напоминает «эковский пирог», как критики называют роман У. Еко «Имя розы». Тем не менее разница очевидна. В то время как произведение У. Эко рекомендуется разным прослойкам населения, берроузовское письмо направлено прежде всего на определенного читателя, поскольку не каждый сможет его адекватно оценить.
Только некоторые из его работ можно по праву назвать романами («Джанки», «Города красной ночи» (Cities of the Red Night, 1981)), поскольку в них присутствуют все необходимые элементы романа. Хотя нельзя недооценивать ту меру, с которой Берроуз полагается на традиционную повествовательную структуру. Все его ранние произведения основываются на «фабуле-предположения», которую читатель строит в своем воображении. Большая часть этих работ написана в специфической идеоматической форме - языком хипстеризма. Значения такого языка поливалентны, и поэтому постоянно меняются. Такой язык выражает их эфемерный (недолговечный) характер. Более того, он утверждает невозможность слов передавать реальность чувств.
Реагируя на моралистическую критику собственных технологий, писатель предлагает методологические и формальные конструкты. Он прямо высказывает свои мысли. И читатель вынужден осознавать, что авторское подсознание определено спецификой текста. На книжной странице Берроуз демонстрирует те «тайные механизмы», которые возникают в его воображении. Его голос моделируется из тысяч акцентов и интонаций, провоцируя несравненный индивидуальный стиль письма.
Пытаясь ответить на возникающие вопросы, касающиеся творчества автора, следует учитывать, что берроузовские сюжеты и персонажи «кочуют» из книги в книгу. И поэтому «привязывать» их к какому-то определенному роману бессмысленно. Многие его герои имеют реальных прототипов. Они одновременно и женщины и мужчины, зависимые и автократичные, с доминирующими садистскими и мазохистскими наклонностями. Как личности они его не интересуют. Они лишь «пешки в его игре, в его глобальном ведении апокалипсиса», считает Т. Денисова. Кроме того, герой Берроуза более отреченный нежели, скажем, «Герцог» или «Оги Марш» Сола Беллоу. Кажется, он старается вобрать в себя окружение, через которое проходит.
Книги автора не всегда развлекают. В них Берроуз описывает собственную жизнь и смерть, бросает вызов судьбе и «злому духу», который захватил человеческий мозг; предлагает варианты решения насущных проблем. Иногда очень альтернативные и нелинейные с ошибочной стилистической сущностью. Его основная цель - кардинально изменить традиционные системы ценностей. Однако предлагая эти решения, рассматривая мир через призму собственного воображения, он честно признается (роман «Западные земли» (The Western Lands, 1987)), что не в силах их реализовать. Но при этом он отмечает, что даже вообразить успех таких радикальных изменений уже победа. Это была авторская попытка трансформировать традиционные концепции восприятия личности, культуры и языка. Таким образом, Берроуз «ворвался» в новое тысячелетие, построив в собственном творчестве мир, свободный от тирании, системы подавления и унижения той жизненной формы, что не вписывается в современную технократическую и конформистскую цивилизацию.
Л-ра: Англістика та американістика. – Дніпропетровськ, 2004. – Вип. 1. – С. 99-102.
Произведения
Критика
