Пространственно-временная организация повести-притчи Р. Баха «Чайка по имени Джонатан Ливингстон»
Попова Л.Н.
Что такое жизнь и смерть? Хлебом ли единым жив человек? Что такое свобода? Можно ли любить врагов? Что такое человек и какова его природа? В чем цель и смысл его существования? Можно ли достичь совершенства? Обращенность к вечным проблемам бытия и определила жанр «Чайки» как повести-притчи.
Повесть Баха состоит из трех частей с эпиграфом. Однако иллюстрирована она не рисунками, а фотографиями в духе «нового журнализма». Фотографии были сделаны Расселом Мунсоном, снимавшим чаек с самолета во время их полета с близкого расстояния или издали - сидящих на берегу, во время грозы и при ясной погоде. Первая часть содержит фотографию одиноко летящей чайки на фоне неба и воды, а также многотысячной Стаи, занятой добычей пищи. Четыре фотографии чайки, сделанные для второй части повести, изготовлены на очень тонкой, почти прозрачной бумаге. На них отсутствует фоновый пейзаж и даже облака, что подчеркиваем вневременный характер изображаемого. Появление на фотографии еще одной чайки символически указывает на обретение духовной близости с себе подобными существами, которой Джонатан был лишен на земле. Возвращение героя на землю и обретение учеников из числа молодых чаек Стаи также нашло свое отражение на фотографиях: на них изображены пять чаек, не убоявшихся грозы ради своих дерзновенных полетов.
Для наиболее полного воплощения своих идей Бах использует фотографию как средство для достижения своих эстетических целей. Это визуально-оптическое художественное средство придает фантастическим событиям повести реалистический, почти документальный характер, создавая аллегорическую действительность притчевого порядка. «Подлинность земли, моря и неба, полета чаек не только не пришла в противоречие с притчей, но даже придала истории необыкновенной чайки некую иллюзорную достоверность... ту странную двойственность впечатления, на границе невозможного и возможного...».
Другим визуально-оптическим средством художественного изображения является освещение. Поскольку полет в аллегорической форме подразумевает духовную практику, для героя это единственный способ познания истины. Неуклонный рост мастерства позволяет Джонатану летать в темноте, что знаменует собой преодоление им границ ментального характера (нарушение племенного табу: ‘Seagulls never fly in the dark’) и свидетельствует о духовном росте героя. Таким образом, полеты в темноте становятся еще одной вехой в расширении внутреннего и внешнего пространства героя.
Неотъемлемой частью пространства героя является свет. Утренний, дневной свет солнца сопровождает его ежедневные полеты. Сияние, охватывающее героя в финале повести-притчи, символизирует его переход на высший план бытия:
A moment later Jonathan’s body wavered in the air, shimmering, and began to go transparent.
Сияние окружает персонажей, достигших вершин высшей мудрости, и символизирует трансцендентный уровень сознания.
Моделирование пространства осуществляется также при помощи акустических художественных средств: шума моря, криков чаек, сопровождаемых борьбой, передаваемых на уровне словесного ряда (с помощью слов, обладающих звукоподражательных эффектом:
to doddge and fight for bits of food;
screeching and fighting around the piers and fishing boats, diving on scraps of fish and bread.
Крикам и суете тысяч чаек противопоставляется тишина телепатической связи немногих чаек вечного мира Небес (ч. II).
Эпиграф как форма авторской интерпретации используется Бахом для прямого обращения к читателю, взявшему в руки его книгу. Как рамочный компонент текста он находится в сильной позиции - в самом начале повести, что делает его значимым: “То the real Jonathan Seagull, who lives within us all”. Образ архетипически отображает черты философа-идеалиста; в буддийской мифологии соответствует образу бодхисаттвы; в евангельской - образам учеников Христа.
В «Чайке» абстрактное пространство притчи сочетается с вневременной сутью конфликта: дух - материя; жизнь - смерть.
В повести сочетаются разные по степени условности типы пространства. Пространство главного героя, которое характеризуется большей степенью абстрактности по сравнению с пространством Стаи и достигает своего максимума во второй части повести, где оно расширяется до бесконечности и пространственные границы полностью исчезают.
Время в притче также неоднородно: от бессобытийного бытового времени Стаи, циклического времени героя до атемпоральности вечного бытия как редкой разновидности циклического библейского времени. Существует точка зрения, что в притче абстрактное пространство используется в виде глобального обобщения, символа, как форма выражения универсального содержания. Поскольку в «Чайке» сочетаются разные типы пространства, степень их обобщения, символизации разная. Для выяснения этого вопроса обратимся к системе хронотопов повести-притчи.
Хронотоп Стаи. Пространство его закрытого свойства - оно ограничено территорией Стаи (берег моря, пирсы), на которой с криком дерутся за рыбьи головы тысячи чаек. Быт в притче сжат, символизирован. Чайки редко покидают свое пространство, преодолевая при этом малые расстояния и лишь с целью добычи пропитания. Ограниченность в передвижениях и отсутствие иных потребностей, кроме физиологических, символизируют узость и косность мышления членов Стаи. Однообразие жизни Стаи подчеркивает бессобытийный характер бытового времени.
Хронотоп героя, напротив, характеризуется открытостью пространства. Джонатан в своем полете достигает даже пустыни, устремляясь вглубь материка, на что не способна ни одна чайка Стаи.
Герой постоянно расширяет свое пространство в неудержимом стремлении к познанию вечных законов бытия. Степень охвата пространства символизирует степень развития самосознания героя. По мере расширения внутреннего происходит увеличение охвата внешнего пространства.
Время героя - циклическое время суток, никак не определенное хронологически. Цикличность задает ритм повествования и создает иллюзию смены дня и ночи, подчеркивая ежедневный труд Джонатана, его настойчивость в достижении цели.
Хронотоп Учителей высшей мудрости характеризуется атемпоралъностью. Это космически трансцендентное время, вернее вневременность. Бесконечное пространство включает в себя тысячи миров.
В характере хронотопов М.М. Бахтин видел воплощение различных ценностных систем, а также типов мышления о мире. Принадлежность к определенному хронотопу отражает шкалу ценностей персонажа. Борьба «за рыбьи головы» аллегорически характеризует мировоззрение обывателя, борющегося за место под солнцем. Хронотоп Стаи с эмпирическим уровнем сознания является в ценностном смысле профаническим, в то время как хронотоп высшего сознания - сакральным.
Сакральный уровень противоположен профаническому и соотносится с ним как верх (Небо) и низ (Земля) в пространственном отношении, образуя Земной и Небесный хронотоп.
При анализе повести-притчи необходимо учитывать авторскую концепцию бытия, опирающуюся не только на христианскую, но и буддистскую (а также дзэн-буддистскую) традицию, на что указывала в свое время М. Туровская: «Очевидна евангельская структура сюжета: “изгнанничество и избранничество”, смерть и воскресение, проповедь, чудеса, апостолы. Также очевидна сознательная модификация его, “остранение” путем перенесения в иную, уже аллегорическую действительность». «Очертания традиционного евангельского мира подновлены и подправлены в истории необыкновенной чайки также за счет идей и дзэн-буддизма в особенности».
Баховская космологическая модель мира носит иерархически-ценностный характер. Подобно средневековой картине мира, верх и низ, выше и ниже имеют в ней абсолютное значение как в пространственном, так и в ценностном смысле. Перемещение по вертикали выражает соответствие определенному уровню сознания:
‘The gull sees farthest who flies highest’
(чем выше летает чайка, тем дальше она видит).
Пространство и время как художественные образы символизируются через оппозицию реально-бытового пространства (Земной хронотоп) космически трансцендентному (Небесный хронотоп), дихотомию времени и вечности, что отражается на уровне противопоставления сакрального сознания профаническому.
Хронотоп героя изначально пересекается с хронотопом Стаи лишь по касательной. Герой чужой в пространстве Стаи и свой в мифологизированном вневременном сакральном пространстве высших существ. Хронотоп протагониста (главного героя) медиирует эти уровни, последовательно пространственно передвигаясь по вертикали, переходя от временного к вневременному и наоборот.
При этом движение вниз по вертикали не означает деградации сознания Джонатана. Получив эзотерические знания (ч. II), движимый любовью и состраданием, герой вновь возвращается в условия земного времени и пространства (ч. III). Хронотоп героя, оставаясь по-прежнему сакральным, не сливается с хронотопом Стаи, но оказывает значительное влияние в аксиологическом смысле на часть ее членов - несколько молодых чаек с радостью воспринимают высшие знания, тем самым сакрализируя профанический уровень сознания Стаи и частично снимая противоречия.
Символизация хронотопов придает им многозначность прочтения, образуя подтекст, второй план. Наполненные символическим смыслом хронотопы образуют единство притчевого порядка, которое обеспечивает целостность произведения.
Л-ра: Литературоведческий сборник. – Донецк, 2002. – Вып. 10. – С. 136-142.
Произведения
Критика
