Некоторые аспекты интеллектуальной жизни Франции XVI – первой половины XVII века и вопросы обучения и воспитания в романах-путешествиях Сирано де Бержерака
Н.В. Крякова
«Государства и империи Луны» и «Комическая история государств и империй Солнца» - фантастические романы талантливого французского вольнодумца первой половины XVII века, Сирано де Бержерака, окутанного особым романтическим ореолом в глазах современного читателя, знакомого с ним по пьесе Э. Ростана.
Автор «Путешествий» не принадлежал ни к числу выдающихся политиков, ни к числу видных теоретиков, известных ученых, писателей, педагогов, которыми изобиловал период, охватывающий XVI-XVII столетия во Франции.
Для Франции этот период был отмечен необычайным расцветом культуры и искусства, королевство оказалось в центре складывавшейся системы международных отношений, неповторимым колоритом отличалась бурная внутриполитическая жизнь страны. А форма надстройки позднефеодального общества - абсолютизм - приобрел во Франции наиболее классическое выражение. Вместе с тем для французского общества, находившегося в той стадии развития, когда старая социальная структура уже разлагалась, а новая еще не сформировалась, характерна «пестрота переходных форм» как в экономике, так и в социально-политической и идеологической сферах общественной жизни.
Весь XVI век протекал под знаком так называемого процесса секуляризации общества, который первоначально предполагал установление светского контроля над делами церкви. Фактически это движение вылилось в секуляризацию церковных земель, замену клириков мирянами в правительственных учреждениях, передачу управления госпиталями светской администрации и т.п. Наиболее же существенно было то, что секуляризация означала и переворот в представлениях о мире и его устройстве как определенном божественном порядке. Все это создало благоприятные условия для интенсивного развития научной мысли, приведшие к формированию нового мировоззрения, что составило суть научной революции, охватившей XV, XVI и XVII столетия. Заметим, что прерогатива признается за последним веком, так как именно в этот период окончательно сложились основы современного мышления.
Подобные изменения выражали потребности всего тогдашнего мира. Этому немало способствовала эпоха великих географических открытий: «Внезапное расширение мирового рынка, возросшее разнообразие обращающихся товаров, соперничество между европейскими нациями в стремлении овладеть азиатскими продуктами и американскими сокровищами, колониальная система - все это существенным обрезом содействовало разрушению феодальных рамок производства». И торговцев, и предпринимателей в этих условиях уже мало волновал основной предмет средневековых диспутов: сколько ангелов может поместиться на острие иглы. Они ждали от науки практической пользы. Но «потребности всего тогдашнего мира» - не только политико-экономические, а и интеллектуальные. Становление нового общества неизбежно должно было повлечь за собой изменения стиля мышления, последнее же - и прежнего мировоззрения. В этой связи трудно переоценить значение в деле разрушения старой схемы мироздания таких гениев науки, как Николай Коперник (именно «отсюда начинает свое летосчисление освобождение естествознания от теологии»), Тихо Браге, Джордано Бруно, Галилео Галилей, Иоганн Кеплер. Работа в этом направлении в дальнейшем была продолжена Рене Декартом и знаменовалась созданием подлинной научной картины мира, где главная заслуга принадлежала Исааку Ньютону.
Для Франции результатом развития XVI столетия, как периода становления единого национального государства, создания литературного французского языка, а также деятельности представителей культуры подобно Клеману Маро и Франсуа Рабле, Пьеру де Ронсару и Жеашену Дю Белле, Пьеру де ла Раме и Мишелю де Монтеню, Франсуа Виету и другим, явилось то, что уже к началу XVII века лидерство в науке перешло к этой стране. Действительно, именно здесь господствовала особая интеллектуальная атмосфера, оформилась система натуральной философии, способная заменить аристотелевское представление о мироздании. Занятия наукой приобретают высокую престижность и почитание, одновременно «стало все более и более укореняться... питавшееся новооткрытой греческой философией жизнерадостное свободомыслие...».
Развитие абсолютизма во Франции в этот насыщенный социальными, политическими и религиозными конфликтами период менее всего походило на триумфальное шествие. Только в первой половине XVII века произошло его окончательное укрепление. Достигнув определенных внутриполитических и экономических успехов и выступая «как цивилизующий центр, как объединяющее начало общества», государство распространяло влияние и контроль на все сферы общественной жизни, стремилось различными путями и методами решить задачу идеологического укрепления своих основ. Ибо многие, по словам Ришелье, желая напиться воды чистой и светлой, употребляют без разбору всякую, а большая их часть пьет мутную из сосудов ядовитых. Усилился надзор за выходом в свет литературы. По декрету короля (1604 г.) экземпляр новой книги должен посылаться в королевскую библиотеку, где он подлежал тщательной проверке со стороны специальных чиновников. В 1623 г. государственная цензура оформилась как институт. С этого момента цензурная палата полностью контролировала книжную торговлю. Прежде чем выпустить книгу, издателю необходимо получить разрешение палаты. А назначение в 1629 г. на должность ее главы министра юстиции привело к еще большему ужесточению процедуры проверки.
Политика централизации в области идеологии вылилась в систему покровительства наукам, литературе и искусству, которые должны были не только служить государству, но и руководствоваться его указаниями. Ее результатами также явились: выход с 1631 года периодической прессы; оформление в 1634 Французской академии; в 1648 - Королевской академии живописи и скульптуры; в 1666 - Академии наук. В этой связи примечательно, что первый министр Людовика XIII принял официальной титул проректора французской академии, и помимо философов, историографов, поэтов, переводчиков, драматургов в состав Академии были включены политические деятели и ближайшие помощники кардинала. Для современников деятельность правительства в этом направлении не оставляла сомнений. Когда у прославленного Геза де Бальзака испрашивали разрешение включить его имя в список академиков, он ответил, что представляет себе будущую Академию более страшной, нежели святая инквизиция.
Для наиболее полного господства над умами абсолютизм нуждался в сильной власти над душами. И государство пошло по линии соединения с католической реакцией в лице иезуитов. Несмотря на то, что члены данного ордена были изгнаны из Франции за организацию покушения на Генриха XV в 1596 г., спустя менее чем через десять лет они получили разрешение вернуться. Уже в первой четверти XVII столетия в стране насчитывалось около сорока иезуитских колледжей. Преданные основной задаче - противостоять протестантской пропаганде — иезуиты после ликвидации гугенотской республики на юге страны как бы обрели духовный подъем и направили все свои усилия на оживление веры, выдвинув новых «апостолов». Воздействуя на чувства обывателей, поборники веры развернули широкую показную благотворительную деятельность. Раздача нищим хлеба и похлебки, организация приютов для больных, престарелых и подкидышей, ханжеское покровительство одиноким девушкам и бродягам, меры против эпидемий и пожаров сочетались с беседами, наставлениями и разъяснениями о справедливости наказаний за прегрешения. Были приложены огромные усилия по восстановлению авторитета католический церкви. Многие подвижники с проповедями «шли в народ». Уместно привести некоторые положения из посланий видного организатора благотворительных кампаний Венсана де Поля. В своей деятельности, писал он, миссионеры не должны возвышаться над простыми людьми. Любовью и состраданием должны снискать доверие народа. Необходимо внушать, что нужда - это величайшее счастье и пусть в крестьянах «сверкает любовь к бедности». Важно, чтобы простолюдины возлюбили святую покорность и «не думали бы иметь свой ум». Все это привело к усилению религиозного фанатизма, влиянию предрассудков и суеверий, вере в чудеса и знамения, погоне за «колдунами» и «ведьмами» и преследованию всех тех, кто не находился в рядах «святых».
Описание неистового религиозного возбуждения и господства суеверий приняло в одном из произведений Бержерака карикатурную форму. Это и объяснение чуда, благодаря которому путешественник достиг Луны. Оказывается, чтобы залечить раны, полученные от ранее предпринятых неудачных попыток подняться в лунный мир, мечтатель смазал тело костным мозгом. А по представлениям того времени, Луна, находясь в ущербе, притягивает этот субстрат. Она так жадно всасывала вещество, которым была пропитана плоть, что тело подчинилось этому притяжению. Это и приключение, происшедшее с Диркона главным героем повествования, по пути в замок к одному из своих друзей. Когда он проходил мимо небольшой деревни, местный мужик, появившийся посреди дороги в образе призрака, длинное платье которого было выкроено из страниц церковного пения, а лицо скрывалось под листком с надписью: «В начале...», отнял у него скакуна. Правда, при этом он так дрожал от страха, что большая часть страниц, укрывавших его, закрутилась в папильотки. И после того, как дело уже было сделано, крик молодой крестьянки, полный ужаса, прорвал тишину. «Несчастный! Кривой ты, что ли? Разве ты не видишь, что лошадь чернее угля? Это же дьявол собственной персоной, который унесет тебя на шабаш». К разбою присоединились и другие местные жители. Распотрошив тюк с книгами, в одной из которых, а именно в «Началах философии» Декарта, заметили круги, коими обозначались вращения планет, все разом обвинили прохожего в желании вызвать Вельзевула. А увидев рисунок, иллюстрирующий магнитные свойства и показывающий движение к магниту мельчайших металлических тел, один из презренных заорал, что это именно та жаба, которую нашли в черпаке в конюшне его кузена, из-за которой лошадь последнего сдохла. Разъяренная толпа связала несчастного по рукам и ногам. Одни кричали, что он, конечно же, направлялся сглазить урожай хлеба, другие вопили, что если бы он в одно из воскресений после вечерни не ударил некоего односельчанина по плечу, то овечья оспа не началась бы. Это и сцена, когда тюремный надзиратель получает от Диркона пистоли и просит о незначительной услуге: отдать деньги на хранение тому, с кем он намеревался совершить сделку по покупке земли - не превратятся же они в листья дуба. Наивный, но хитрый мужик опасается стать жертвой колдовского действия, посредством которого листья дуба превращаются в золотые монеты. Вот почему он желает, что если монеты приобретут свою первоначальную форму, то это произошло бы после совершения им покупки.
Стремление государства и церкви регламентировать и подчинить своим интересам духовную жизнь страны не могло не встретить противодействия. Оно охватило самые широкие круги французского обществе и было квалифицировано историками как либертинство. Необходимо отметить, что сопротивление всему официально установленному и общепринятому было только спровоцировано политикой централизации в области науки и культуры. Подготовленное всем предшествующим периодом своеобразное противодействие политике усиления надзора за умами со стороны государства и представителей контрреформации и наступления на всякое проявление вольнодумства, либертинство во Франции, как особый стиль мышления, приобрело национальный характер и создало неповторимый колорит духовной жизни французского общества XVII века. Все - двор, церковь, парламент, город, весь свет - были заражены либертинством. Многие высказывались, но еще большая часть думала подобно либертинам. Они объединялись в различных научных кружках и «академиях», литературных салонах и собраниях, получивших широкое распространение не только в Париже, но и в провинции.
Используя классификацию Перрена, такой тип либертинства, как «эрудированное» или «ученое», историки связывают с группами эрудированных буржуа. Это было то, что составило честь либертинажу и наполняло данное понятие современным благородным звучанием. Для нас наибольший интерес представляет научный кружок Пьера Гассенди, вокруг которого собирались вольнодумцы, каких тогда называли «либертинами». Стремление знать больше привела Сирано де Бержерака в начале 40-х годов именно в это объединение. Любопытно дошедшее до наших дней свидетельство о знакомстве Гассенди с писателем. Читая курс лекций по философии молодому поэту Шапеллю и его друзьям, известный ученый вынужден был допустить до занятий и неугомонного юношу, самовольно ворвавшегося в класс и смутившего присутствующих блеском своей длинной шпаги и словесными угрозами. В дальнейшем Сирано стал настойчивым пропагандистом идей французского философа-материалиста.
В сочинениях, и в частности опубликованных в 1624 году «Парадоксальных упражнениях против аристотеликов», Пьер Гассенди от имени науки нападал на традицию и авторитет. По убеждению автора, мыслитель в суждениях не должен доверяться какому бы то ни было авторитету, а подходить ко всему критично и все подвергать суду разума. Достоинство ума было единственным критерием величия человека. Он глубоко убежден в возможности постичь истину, в поисках которой необходимо опираться на опыт. Эти положения разделялись его друзьями - Габриэлем Ноде и Ги Патеном, составившим ядро научного кружка Гассенди. Их вольнодумство выражалось не только в том, что свои философские взгляды они противопоставили официальным принципам, но и в глубоком, серьезном изучении эпикурейской философии. Помимо учения о строении материи, также и этические взгляда эрудитов, утверждавшие право человека на земное счастье, восходили и системе Эпикура.
Ни одно философское учение не было менее всего понято и более всего оклеветано, чем учение Эпикура. Его этику в пору господства средневекового аскетизма истолковывали как стремление к чисто плотским наслаждениям, чувственным благам. Исходя из столь извращенного представления об удовольствии в этике греческого философа, католическая церковь наложила на учение интердикт, а Парижский парламент (1626 г.) под угрозой смерти запретил распространение его взглядов. Пренебрегая опасностями в создавшейся обстановке, Гассенди, поддерживаемый друзьями, восстанавливает в данном вопросе справедливость. «...Когда мы вообще говорим, что удовольствие - это цель блаженной жизни, мы на самом деле далеки от того, чтобы подразумевать под этим удовольствие гуляк или других людей, утопающих в роскоши, смысл которых... в непосредственном переживании наслаждения, выражающегося, конечно, в приятном и сладостном чувственном раздражении. Так толкуют наше мнение некоторые незнакомые или несогласные с нашими взглядами люди... Ибо ни постоянные пиршества и попойки, ни любовные утехи... ни изысканные рыбные блюда или какие бы то ни было другие лакомства роскошного стола не порождают приятной жизни». Приоритет признавался за удовольствиями духовными, основные источники которых усматривались в знании, труде и дружбе. В трактовке П. Гассенди, это вовсе не означало полного отречения от материальных и телесных потребностей, так как страдальческая жизнь признавалась величайшим злом, которого следует избегать.
Реабилитация учения Эпикура, направленная против аскетизма, вызвала неистовую злобу поборников веры. Так, в одном из доносов, направленном кардиналу Мазарини и содержащем требование расправы над ученым, говорилось: «Господин Гассенди..., профессор математики Королевского коллежа, эпикурейский священник и опасный лицемер, высказывает в своих сочинениях всевозможные ереси и выражает пренебрежение к Римскому престолу и Соборам, в особенности к Тридентскому». В штыки было встречено сочинение Г. Ноди «Апология великих людей, ложно заподозренных в магии», вышедшее в Париже в 1625 году, в котором автор призвал изгнать идолопоклонство из умов людей. Настораживали высказывания Г. Патена о том, что во все времена мир обманывали под предлогом религии.
Жизнь узкого круга интеллектуалов, группировавшихся вокруг Пьера Гассенди, привлекала Сирано де Бержерака. Но надо полагать, что писатель не был туда вхож. Ибо рядом с подобными именами, слава которых перешагнула пределы Франции, его личность, как ученого, представлялась ничтожной. И, по-видимому, после курса лекций их личные контакты прекратились. Тем острее самолюбивый Бержерак переживал невозможность столь интимного общения с великими мужами своего времени. Его сожаление вылилось в несбыточные мечты и нашло отражение в романе-путешествии на Солнце. Герой повествования некоторое время гостил в загородном доме своего друга Колиньяка, куда часто приезжали ученые. Обычно прогулка сопровождалась приятной беседой. К услугам посетителей была библиотека. Чтение и научные споры сменялись развлечениями - рыбной ловлей, охотой. Последние часто соединялись с хорошим столом. Но удовольствия, на которые способно тело, ограниченные разумом, занимали меньшую часть времени. Ибо они не могли заменить того наслаждения, которое ум находит в размышлениях и исканиях. Вот в такой незатейливой форме Сирано де Бержерак проиллюстрировал суть эпикурейской этики, где потребности ума, душ и тела находятся в гармоническом единстве, однако с несомненным превалированием духовных потребностей.
В ту пору еще не ослабло впечатление от так называемых Великих географических открытий, еще не забылись слова Джордано Бруно, произнесенные им летом 1592 года: «Я провозглашаю существование бесчисленных отдельных миров, подобных миру этой Земли... Я считаю ее светилом, подобным Луне, другим планетам, другим звездам, число которых бесчисленно. Все эти небесные тела составляют бесчисленные миры. Они образуют бесконечную Вселенную в бесконечном пространстве».
И неудивительно, что, поверив в существование других миров, хотелось представить, как там живут, каковы их обитатели и нравы? Ответы на эти вопросы можно было найти во многих приключенческих романах, в том числе и романе Сирано де Бержерака «Государства и империи Луны».
Здесь все было достойно удивления. И переезжающие городами способ передвижения лунатян на четвереньках. Подобному явлению Сирано дал следующее объяснение. Те, кто ходит на двух ногах, невольно обращают свой взор к небу, как бы жалуясь на своего создателя. А те, кто ходит на четвереньках, могут созерцать земные блага, ибо голова у них склоняется книзу. По убеждению обитателей Луна, на небе нет никого, кто мог бы позавидовать их счастливой жизни. Иными словами, Бержерак пытался уверить людей в том, что надо полнее пользоваться благами Земли, жить пока живется, искать счастья в этой жизни, а не в той, которая якобы наступит после смерти. После нее - нет ничего! Спали лунатяне на полу, усыпанном цветами апельсинового дерева, гвоздикой и жасмином, заменяющем постель. Питались же они одними запахами. Искусство готовить состояло в том, чтобы заключать в больше специально отлитые сосуды запахи, которые возникают при варке пищи. Подобрав несколько равных запахов согласно вкусу и аппетиту тех, которых потчуют, откупоривают сосуд сначала один, затем другой, и так до тех пор, пока компания не насытится. За еду необходимо платить, для этого используются сонеты, эпиграммы, оды и т.п. Здесь нет денег. В отличие от людей, лунатяне существовали не за счет средств, приобретенных обманом, жадностью и эксплуатацией чужого труда, а исключительно благодаря своему уму, трудолюбию и порядочности (присвоение чужих стихов не допускалось). Это была страна не только красивых, здоровых, ловких людей, но и поэтов, имеющих достаточное материальное обеспечение. Подобные мечты, безусловно, отражали условия жизни Сирано и той литературной среда, которая не всегда ела досыта.
Бержерака волновали вопросы не только материального благосостояния, но и образования. Не без сарказма путешественник рассказал о древе познания, которое произрастало в раю. Стоило только надкусить его плод, как «всемирная премудрость» ударяла прямо в нос, просветляя душу всеми истинами. По мысли автора, образование непосредственно зависит от развития техники. Так, люда, прожившие на Земле до глубокой старости, обладали меньшими знаниями, чем молодые на Луне, ибо они могли читать во время прогулок по городу и даже путешествий пешком или верхом на лошади. Им надо было только завести пружину особого механизма, чтобы прослушать одну или несколько глав книги, а то и всю ее целиком. Это - настоящая книга, но книга - чудесная, в которой нет ни страниц, ни букв, чтобы прочесть ее не нужны глаза, необходимы лишь уши. Если кто-нибудь желает «читать», он заводит машину с помощью ключа и массы маленьких пружинок. Повернув стрелку на главу, содержание которой он желает узнать, и тотчас из нее выходят, как из уст человека, или музыкального инструмента, четкие и различные звуки, служащие у знатных обитателей Луны средством выражения языка. Пожалуй, нельзя не отметить, что Сирано уделял, большое внимание техническим идеям. И это, на наш взгляд, являлось существенной стороной его утопических романов. Но пользовались эти изобретениями не все, а только «знатные». Заметим, что сословие благородных по происхождению не упразднялось и отличалось от неблагородных прежде всего языком: «только два языка употребляют в этой стране: один, который служит знатным; другой, который свойствен народу». Язык знатных напоминал игру какого-нибудь музыкального инструмента, более того, они могли свои мысли выражать, играя на одном из них, коим хорошо владели. Именно на этом языке и «написаны» говорящие книга. Народ выражал свои мысли жестами. Когда объясняются простолюдины, то производят столько движений, что кажется будто они не беседуют, а дрожат всем телом.
С одной стороны, Сирано де Бержерак полон желания сделать всех счастливыми, материально обеспеченными, а с другой - образование, благодаря которому достигается благополучие, доступно только определенной категории людей. Но значимость каждого определялась не богатством и даже не образованностью, а его умом: авторитет ученого или большинства не берет верх над мнением какого-нибудь молотильщика зерна, когда он рассуждает столь же умно.
Выступление против какого бы то ни было авторитета приняло у Сирано де Бержерака своеобразную форму. Так, на Луне убеленные сединами профессора при встрече с молодыми коллегами приветствовали последних низким поклоном и оказывали почет словно рабы господину. Основная причина столь странного поведения крылась лишь в молодости ученого. Правда, подобное проявление знаков уважения регулировалось Сенатом философов, в компетенцию которого входило решение вопроса о достижении юношей разумного возраста, после чего и вступал в силу вышеописанный порядок взаимоотношений. Лунатяне убеждены, что это не противоречило здравому смыслу. Ибо молодежь обладает живостью ума, способностью быстрого реагирования и энергичных действий, в отличие от дряхлых безумных стариков, чье воображение застыло под снегами шестидесяти зим.
Сложившиеся отношения в семьях обитателей Луны автор произведения называет «миром вверх-ногами», «смехотворной педагогикой». Родители безропотно послушны детям, коим должны были слепо повиноваться, не вникая в смысл приказаний. За ослушание сын наказывал, отца как «физически», так и «морально». Первый способ заключался в порке. Секли, правда, не самого старика, а его чучело. Окончательное унижение личности провинившегося достигалось тем, что ему запрещалось ходить на четвереньках, и он был вынужден передвигаться, только на ногах. Таким образом, он лишался созерцания благ и уподоблялся людям Земли. Выступление против царивших в семье порядков современного Бержераку общества вылилось в яркую карикатуру.
Л-ра: Гуманистическая мысль, школа и педагогика эпохи позднего средневековья и начала нового времени. – Москва, 1990. – С.126-136.
Произведения
Критика
