Любовь Воронкова. Снег идёт

(Отрывок)

ПОДРУЖКИ

Вот и лето прошло… Глубокая осень стоит на дворе. Листья облетели с деревьев, цветы засохли, трава пожелтела. Не поют птицы в лесу, не шумят жнейки в поле, не пылят по дорогам машины, тяжело груженные хлебом, — урожай убран с полей. Только слышно, как с утра до вечера шумит молотилка на колхозном гумне и в два голоса наперебой стрекочут веялки.
Утром мать втащила в избу большое деревянное корыто, а дедушка наточил сечки. Таня обрадовалась:
— Капусту рубить!
Дедушка взял топорик и пошёл в огород подрубать кочаны. Таня сказала:
— Я тоже пойду в огород. Я помогать буду!
— Иди помогай, — сказала мать, — только оденься получше. Помогай и за себя и за меня, потому что мне некогда с вами капусту рубить — я на молотьбу ухожу.
Таня оделась. Заправила со лба под платок светлые завитушки и побежала в огород. Пусто было в огороде: ни морковки, ни огурчика. Только большие растрёпанные кочаны сиротливо сидели на грядках.
— Дедушка, уж им тут стало скучно, — сказала Таня, — морковка — в подполе, и репа, и картошка лежат себе там, а кочаны живут здесь одни, и на них ветер холодный дует!
— А вот мы сейчас их тоже отсюда уберём, — сказал дедушка. — Я буду подрубать, а ты в кучку таскай.
Дедушка подрубал кочаны, и они скатывались в межу. А Таня таскала их в кучку. Кочаны были крепкие, тугие. А попадались такие, что и не поднять.
— Эти не таскай, — сказал дедушка, — эти я сам принесу.
А потом собрал кочаны в корзину и понёс домой. Таня тоже за ним побежала, но увидела, что Алёнка стоит на своём крыльце.
— Алёнка! — закричала Таня. — Пойдём к нам, у нас капусту рубят!
— А я в валенках, — сказала Алёнка, — как мне по грязи?
— А ты сторонкой проберись.
— Ну ладно. Сейчас проберусь.
У Алёнки были очень большие валенки. Она стала пробираться сторонкой, оступилась и попала в лужу. Таня рассердилась:
— Вот всегда ты, Алёнка, в лужи попадаешь!
— А вот и нет, не всегда! — сказала Алёнка.
— А вот и да, всегда!
— А вот и нет!
Тут Алёнка опять попала в лужу и не стала больше спорить. Но раз валенки всё равно уж промокли, она побежала к Тане прямо по грязи, не разбирая дороги.
Звонко и часто стучала сечка в избе. Бабушка рубила капусту.
— Бабушка, давай мы тоже рубить будем, — сказала Таня. — Мы тебе помогать пришли!
Но бабушка ответила:
— Вы лучше кочерыжки погрызите. А уж капусту я как-нибудь сама изрублю.
Таня и Алёнка набрали кочерыжек и пошли на крыльцо. Они уселись на ступеньки и стали чистить кочерыжки. Кочерыжки хрустели, как сахар. И сладкие были, как сахар. Одну кочерыжку Алёнка засунула себе в карман:
— А эту Дёмке отнесу. Он тоже кочерыжки любит. Даже в колхозный огород за ними бегал — вон куда, за реку!.. У нас ещё капусту не рубили.
— Бери, — сказала Таня. — Ты побольше бери!
Алёнка взяла ещё две и сунула их в другой карман.
— Ладно, — сказала она. — А когда у нас будут капусту рубить, ты к нам тоже придёшь. Какую захочешь кочерыжку, такую и выберешь!

СНЕГ ИДЁТ

Подули студёные ветры, и зима загудела в трубу:
«Я иду-у-у!.. Я бреду-у-у!..»
Зачерствела грязь на дороге, стала жёсткой, как камень. Лужицы промёрзли до дна. Вся деревня стала тёмная, скучная — и дорога, и избы, и огород, и лес… Таня сидела дома, играла в куклы и на улицу не глядела. Но пришла бабушка с колодца и сказала:
— Вот и снежок пошёл!
Таня подбежала к окну:
— Где снежок пошёл?
За окном густо падали и кружились снежинки, так густо, что сквозь них даже соседнего двора не было видно. Таня схватила платок и выбежала на крыльцо:
— Снег идёт!
Всё небо и весь воздух были полны снежинок. Снежинки летели, падали, кружились и снова падали. Они ложились на чёрствую грязь на дороге. И на все деревенские крыши. И на замороженные лужицы. И на изгороди. И на разрытые огородные грядки. И на деревья. И на ступеньки крыльца. И на зелёный байковый Танин платок… Таня подставила ладонь — они и на ладонь упали. Таня стала их разглядывать. Когда снежинки летят, они как пух. А когда разглядишь поближе, то увидишь звёздочки, и все они резные, и все разные. У одной лучики широкие и зубчатые, у другой — острые, как стрелки. Но разглядывать их долго не пришлось — снежинки растаяли на тёплой ладони.
Бабушка понесла пойло овцам в хлев и раскрыла дверь. А белая корова Милка думала, что её в стадо выпускают. Обрадовалась, замотала головой и вышла из хлева. Но вышла и остановилась. Где же трава? Где же лужайки?
— Что смотришь? — сказала бабушка. — Думала куда-нибудь в клевер убежать? Или в кусты запрятаться? А вот и нет ничего. Иди-ка лучше обратно в хлев, там хоть тепло.
Бабушка отнесла ей охапку зелёного сена, но Милка всё стояла и глядела кругом. Тогда Таня взяла хворостину и погнала её в хлев:
— Ступай, ступай! Что вышла уши морозить? Тут тебя снегом занесёт!
А снег всё шёл и шёл. Снежинки всё кружились и падали. После обеда Таня вышла гулять и не узнала свою деревню. Стала она вся белая — и крыши белые, и дорога белая, и огород белый, и лужок белый…
А потом выглянуло солнышко, снег заблестел, загорелись искорки. И Тане стало так весело, будто праздник наступил. Она побежала к Алёнке и застучала в окно:
— Алёнка, выходи скорее — к нам зима пришла.
ЛЕПЁШКИ С ТВОРОГОМ

Пшеница в этом году в колхозе уродилась богатая. Хорошо удобрили колхозники землю, глубоко вспахали, сортовыми семенами засевали поле — вот и хлеба на трудодни досталось много. Алёнкина мать напекла пшеничных лепёшек с творогом. Алёнка взяла себе лепёшку, и Алёнкин братишка Дёмушка взял. Тогда Алёнкина мать сказала:
— Что ж, вы будете лепёшки есть, а Тане на вас глядеть? На-ка и тебе, Танюшка!
— А у нас бабушка в воскресенье напечёт пирогов с капустой, — сказала Таня и взяла лепёшку.
Все трое вышли на улицу.
Увидела их ворона с дерева, спустилась пониже, а сама то одним глазом, то другим поглядывает на творожные лепёшки.
— Не гляди, не гляди, — сказал Дёмушка, — всё равно не дадим!
И спрятал руку с лепёшкой за спину.
Все глядели на ворону и не заметили, как прибежал озорной пёс Снежок. Он подошёл к Дёмушке сзади, понюхал вкусную лепёшку и схватил её зубами. Схватил и убежал и хвостом замотал от радости.
Дёмушка сразу заревел на всю улицу.
— А ты куда глядел? — закричала на него Алёнка. — Ты что — галок ловил?
— Я не галок… я на ворону…
— «На ворону»! Ну вот, лепёшку-то и проворонил!
А потом Алёнке стало жалко Дёмушку, она отломила от своей лепёшки половину и дала ему. Таня тоже отломила от своей половину. И стало у Дёмушки всех больше: у Тани одна половинка, у Алёнки одна половинка, а у Дёмушки — две!
НОВЫЕ ГАЛОШИ

Наступила настоящая зима. По льду через реку протянулась дорога. На стёклах мороз нарисовал всё, что ему вздумалось. И на улицах залёг глубокий снег.
— Танюшка, ты одевайся как следует, — сказала бабушка, — теперь не лето.
И принесла ей из чулана зимнее пальто с меховым воротником и вязаный шерстяной платок. А через несколько дней мать привезла Тане из города галоши на валенки. Галоши были новенькие, блестящие. Если проведёшь по ним пальцем, они так и заскрипят, так и запоют! А когда Таня вышла на улицу, следы её печатались на снегу, как пряники. Алёнка полюбовалась на Танины галоши, даже рукой их потрогала.
— Какие новые! — сказала она.
Таня посмотрела на Алёнку, подумала.
— Ну, а хочешь, давай разделим? — сказала она. — Тебе одну галошу и мне одну…
Алёнка засмеялась:
— А давай!
Но посмотрела на свои валенки и сказала:
— Да она мне не влезет — очень валенки велики. Вон у них носы-то какие!
Подружки прошлись по улице — во что бы поиграть? Алёнка сказала:
— Пойдём на пруд, на льду покатаемся!
— На пруду-то хорошо, — сказала Таня, — только там прорубь.
— Ну и что ж?
— А мне бабушка не велела на прорубь ходить.
Алёнка оглянулась на Танину избу:
— Ваша изба вон где, а пруд вон где. Бабушка-то увидит, что ли?
Таня и Алёнка сбегали на пруд, покатались на льду. А домой вернулись — ничего бабушке не сказали.
Но бабушка пошла на пруд за водой, вернулась и говорит:
— Татьянка! А ты всё-таки опять к проруби бегала?
Таня вытаращила на бабушку глаза:
— А как же ты, бабушка, увидала?
— Я тебя-то не видела, а вот следы твои видела, — сказала бабушка. — У кого ж ещё такие новые галоши есть? Ох, не слушаешься ты, Таня, бабушку!
Таня опустила глаза, помолчала, подумала, а потом сказала:
— Бабушка, я больше не буду не слушаться!
БАБУШКИНЫ ДЕЛА

Ночью шумел буран. Страшно гудело и завывало в трубе. Жёсткий снег взвивался вихрем и ударялся о стены.
Таня спала в горнице, около маленькой печки.
— Мама, кто это стучится? — спросила она сквозь сон.
А мать ответила:
— Спи, спи. Это дедко Морозко веселится на улице.
Наступило утро, а дед-мороз всё ещё не унимался. После завтрака Таня взялась было за полушубок, но бабушка сказала:
— На улице свету белого не видно — сиди дома!
Таня подошла к окну, поглядела в узенькую чистую проталинку. Ох, что творится! Белая вьюга несётся вдоль деревни, снежные вихри взвиваются вверх, и ничего больше не видно — ни дворов, ни берёз, ни леса…
— Так весь день и сидеть дома? — сказала Таня. — А что дома делать?
— Дел в доме сколько хочешь найдётся, — ответила бабушка. — У меня вот дела ещё до свету начались: печку истопила, обед сварила, завтраком вас всех накормила… А сейчас давай за работу вместе приниматься: я буду кринки мыть, а ты чашки со стола убирай. Только, смотри, потихоньку, не разбей.
Таня налила горячей воды в самое глубокое блюдце. Много воды налила, до самых краёв.
— Бабушка, смотри-ка, у меня здесь пруд получился! — сказала она.
Но бабушке было некогда — она тёрла кринки мочалкой, отскребала у горлышка жёсткие пенки и не слушала Таню.
Таня взяла одну чашку — синюю с цветочками — и окунула в воду. Вода из блюдца полилась через край, побежала ручьём по столу и на пол.
— Что это там? — спросила бабушка.
— Ничего, — ответила Таня. — Это пруд из берегов вышел!
Таня вымыла чашку синюю с цветочками и взяла другую, с ягодками. А когда стала мыть дедушкин стакан, то воды оказалось очень мало. Таня поворачивала стакан с боку на бок, он гремел, звенел и будто сердился.
— Ну и ладно, обойдёшься так, — сказала Таня и стала вытирать стакан.
Вытерла, поставила — что же это такое? Стакан стоял мутный, весь в молочных полосах.
— Бабушка, — сказала Таня, — а стакан никак не моется!
Бабушка тем временем уже перемыла кринки, сполоснула водой и поставила в печку просушиться и прожариться.
— Ну, что тут у тебя? — сказала она. — Реки и озёра? Давай-ка я тебе помогу.
Бабушка налила в миску чистой воды.
Вдвоём с Таней они сполоснули чашки, а дедушкин стакан вымыли так, что он весь заблестел. Потом поставили посуду в шкаф, а клеёнку на столе вытерли сухо-насухо.
— Ну, вот и всё, — сказала Таня, — вот и дела кончились!
— По-твоему, кончились, а по-моему, начинаются, — сказала бабушка. — Я вот пойду половики вытрясу, а ты бери веник, пол выметай. Да сначала водой побрызгай!

Бабушка собрала с полу пёстрые дорожки, оделась и вышла из избы. А Таня зачерпнула из ведра кружку воды и начала брызгать по всему полу.
— Дождик идёт! — кричала она. — Эй, прячьтесь все — дождик идёт!
Брызги разлетались по всей избе — и на стены попало, и на лавки попало, и на сундук попало… И по всему полу, по белым половицам запестрели тёмные капли.
А потом Таня взяла веник и стала подметать. Она так размахивала веником, что весь сор вихрем взлетал кверху.
Бабушка вошла с половиками.
— Тише, тише! — сказала она. — Разве так метут!
И показала, как надо мести: тихо, ровно и сор не расшвыривать. Так они вместе подмели пол и постелили пёстрые дорожки. Чисто стало в избе!
— Вот и всё! — сказала Таня.
— Нет, не всё, — сказала бабушка, — сейчас пойдём гусей кормить.
Она насыпала в бадейку мякины, намяла туда картошки, облила всё горячей водой, замесила. Потом обе покрылись большими платками и пошли во двор.
Гуси уже стояли около своей кормушки и ждали. Увидев бабушку с ведром, они сразу закричали на разные голоса. Таня даже уши заткнула:
— Ой, теги, не подмазаны телеги! Замолчите!
Но они всё кричали и кивали головами, пока бабушка не дала им корму. А как только дала корму, так они уткнулись в кормушку и умолкли.
Куры тоже прибежали, но подойти боялись. Гуси шипели на них: не подходи, ущипну!
Тогда бабушка принесла горстку овса и посыпала курам в сторонке, чтобы гуси не видели.
— Ну, вот всех и накормили! — сказала Таня.
Но в это время из коровника раздался негромкий, как бы скучающий голос:
«М-му-уу…»
А потом из овчарника:
«Б-бя-а…»
Но бабушка сказала:
— Рано, рано запросили! Ещё полудня нет!
И пошла в избу. А Таня вперёд побежала. Бабушка вымыла руки, взяла гребень и веретено и уселась прясть кудельку. А Таня стала раздёргивать шерсть — тонко-тонко, по волоконышку.
— Вот спрядёшь кудельку, и работа вся. Да, бабушка? — спросила она.
— Спряду кудельку и скотине сенца дам, — ответила бабушка. — А потом обедать собирать — дед из лесу с дровами приедет, мать из риги придёт. Они сегодня всей бригадой в риге лён мнут… Ну, после обеда кудельку спряду, а там и убираться надо: скотину поить, скотину кормить, корову доить, за водой идти… А там уж и вечер — в горнице печку топить, картошку варить на ужин…
После обеда явилась Алёнка — вся в снегу! Таня обрадовалась.
— Что ж ты не шла так долго?
— Я вьюги боялась. И то едва добежала. А ты на улице была?
— А когда мне! Я всё бабушке помогала!
Подружки уселись играть в куклы. А когда стемнело, залезли на лежанку и принялись рассказывать друг другу сказки. Бабушка входила, выходила, гремела вёдрами, а Таня и забыла, что она ей собиралась целый день помогать.
И только вечером вспомнила, когда Алёнка ушла:
— Бабушка, а что ещё делать надо?
— А ещё сейчас полезу в подпол, картошки наберу на завтра, капусты достану.
— Бабушка, и я с тобой! Я тоже буду картошку набирать!
Бабушка зажгла лампу, взяла корзинку и полезла в подпол. И Таня с ней. В подполе было очень интересно. В одном углу лежал целый ворох картошки, в другом — брюква и свёкла, в третьем стояли пузатые кадки с капустой и огурцами.
Таня тоже хотела набирать картошку. Но бабушка сказала:
— Не грязни руки. Лучше выбери себе брюковку.
Таня выбрала брюкву, посмотрела, а у неё бочок погрызенный.
— Бабушка, смотри-ка! Кто-то брюкву обгрыз!
— Это мыши, — сказала бабушка. — Вот негодные!
Таня живо оглянулась:
— А где они живут?
— Да где-нибудь тут, в норочках.
В это время сверху спрыгнул в подпол кот Михей. И сразу пошёл лазить по углам. Глаза у него в темноте светились, как зелёные огоньки.
— Вот Михей знает, где мыши живут, — сказала бабушка. — Он уж их проучит!
Бабушка набрала в корзину картошки, положила из кадки капусты в миску, взяла морковку для щей.
— Ну, полезем? — сказала она.
— Сейчас, бабушка, — ответила Таня, — только подожди — я себе огурчик достану.
Таня приподнялась на цыпочки и достала из кадки большой солёный огурец. А когда увидела, что бабушка уже ногу на ступеньку поставила, то ей вдруг стало страшно в тёмном и тихом подполе.
— Подожди, подожди! — закричала она. — Чур, я первая вылезу!
Таня и бабушка вылезли. А кот в подполе остался — мышей искать.
— Вот мы и управились. Да, бабушка? — сказала Таня.
Но в это время загремела дверь на крыльце, заскрипели морозные шаги — в избу вошла мать.
— Ох, вьюга все глаза залепила! — сказала она отряхиваясь. — Еле дошли из риги!
Снова загремела дверь — пришёл дедушка.
— Ну и ну, погодка! Бабка, давай ужинать — прозяб совсем!
— Накрывай на стол, Таня, — сказала бабушка, — будем ужин собирать.
— Ой, бабушка! — сказала Таня. — А когда же твоим делам конец?
Бабушка улыбнулась и ответила:
— Моим делам конца не бывает!
ПОДРУЖКИ ОТПРАВЛЯЮТСЯ В ПУТЬ

Два дня и две ночи веселился дед-мороз, крутил снег, гудел в трубу. А потом ушёл отдыхать в лес, в овраги…
К полудню стало тихо в деревне. Выглянуло солнце, и сразу на стёклах заблестел разноцветный морозный бисер.
После обеда бабушка сказала Тане:
— Таня, сегодня мать не скоро домой придёт: льну уж очень много насушено, боится — перемять не успеют. Снеси-ка ты ей в ригу киселя — уж очень хорош у меня нынче овсяный кисель вышел.
Она завязала в платок горшок с киселём и дала Тане.
Таня вышла на улицу и даже зажмурилась — так ударило в глаза блеском снега и солнца. Горбатые сугробы, усыпанные искрами, залегли на улице, завалили изгородь у палисадника, заслонили дорогу. Всё бело, всё пышно, лишь чей-то одинокий след синими ямками протянулся через сугроб. Таня огляделась, подобрала шубейку и пошла по следу.
Только выбралась Таня на дорогу, только отряхнулась, как слышит — Алёнка кричит:
— Куда собралась?
Алёнка, закутанная в голубой полушалок, стояла на крыльце и боялась сойти: сугроб привалился к самым ступенькам, к самым перильцам.
— В ригу иду, — ответила Таня, — матери кисель несу. Пойдём со мной?
— Пойдём, — сказала Алёнка.
И полезла через сугроб к Тане на дорогу. Как ступит ногой, так кричит:
— Ой, тону! Ой, тону!
Но не утонула, выбралась.
Подруги шли по дороге и разговаривали.
— Гляди-ка, что это с неба сыплется? — сказала Таня. — Сыплется и блестит! Видишь?
— Вижу, — ответила Алёнка. — Это мороз иголочки сорит.
— Такие тоненькие иголочки? А кто ж такими иголочками будет шить?
Деревня расступилась. Отошли в стороны заметённые снегом дворы. Подруги вышли на широкий выгон. Вот сколько снегу! Вот сколько огоньков на снегу!
И вдруг остановились.
— Таня, гляди-ка!
— Ох, Алёнушка!
На выгоне самый большой сугроб поднялся высокой стеной, а на стене — зубцы, а между зубцами — окошечки. В окошечки маленькими квадратиками смотрит синее небо.
— Гляди, там кто-то есть!
— Кто-то есть, только прячется!
«Га-га, га-га!» — вдруг заскрипело невдалеке.
Это гуси, переваливаясь, шагали оранжевыми лапами по снежной дороге. Целое стадо гусей шло навстречу девочкам, высоко подняв головы на длинных шеях, и все они кричали и скрипели, как немазаные колёса:
«Га-га! Га-га!»
Дошли до Тани и Алёнки и остановились. Будто два воза встретились на дороге.
— Уклюнут, — прошептала Алёнка.
Таня закричала на гусей:
— Что стали? Сворачивайте с дороги да проходите!
Но гуси подняли такой крик, такой скрип, что и своего голоса не услышишь.
Таня замахнулась было на них варежкой. Но гусак распустил свои огромные крылья, пригнул длинную шею, зашипел, как змея, и двинулся на неё. Таня и Алёнка завизжали и, спасаясь от гусака, бросились через сугроб за ракитовый куст. И тут же споткнулись обо что-то и обе сразу полетели в снег. И горшок с киселём уронили.
Но что же такое случилось? Кто это выскочил из-под куста? Кто закричал на них?
— Вот ещё козявки ходят тут! На разведчиков спотыкаются! Слепые, что ли?
Из-под куста выскочили председателев Юрка и его товарищ Витя Бубенцов. Но как только выскочили из-под куста разведчики, за высокой стеной с зубцами вдруг замелькали шапки и треухи, раздались крики и роем взлетели крепкие снежки. Разведчики залегли за куст, стали отстреливаться, а девочки очутились под перекрёстным снеговым огнём.
— Убирайтесь отсюда! — закричал им Юрка. — Боевым действиям мешаете!
— Да подожди ты, — отвечала ему Таня, — тут кисель пролился…
Но оказалось, что киселя пролилось немного, только платок смочило. Подруги обрадовались, что кисель цел, вылезли из сугроба и, пригибаясь, побежали подальше от крепких снежков.
Девочки и не заметили, что выбрались не на ту дорогу, по которой шли. Они выбрались на широкую тропку, которая увела их в другую сторону.
— Алёнка, ты смотри, куда мы идём, — сказала Таня. — Мы не в ригу идём!
Они остановились.
— И правда не в ригу, — сказала Алёнка. — Мы с тобой на реку идём!