Фридрих Вольф. Бедный Конрад
(Отрывок)
Трагедия из времен крестьянской войны в Германии (1514 год)
Действующие лица:
Конц
Гейспетер
Шнекенгеродес главари повстанцев.
Бантельганс
Себастиан, знаменосец.
Брат Арнольд.
Иосс Букенбек.
Энтемейер.
Ауерган.
Слепой Андрес
Фиди
Рес, барабанщица.
Анна, жена Конца.
Герцог Ульрих.
Рыцарь Тум.
Иорг фон Вейлер.
Молинариус.
Иудика фон Цейзен.
Крестьяне, слуги, егеря, латники.
Место действия — Швабия. Время действия—1514 год.
ДЕЙСТВИЕ ПЕРВОЕ
КАРТИНА ПЕРВАЯ
Лес и ночь. Лунный свет из-за стволов.
Фиди ведет слепого Андреса по узкой горной тропе.
Фиди. Идем. Только лес минуем, и мы в Швабии.
Андрес (нащупывая тропу). Святой Иосиф! Какими тропами ты ведешь слепого!
Фиди. Тебе, видно, больше нравится сидеть в леенском застенке да хлопать слепыми гляделками на Трухзеса? Нет, уж лучше пойдем! Тебе они глаза повыкололи, мне это чуть не стоило головы и потрохов, а всем остальным — свободы.
Андрес. Скажи мне еще раз, Фиди: так никто из «Союза Башмака» и не назвал имен?
Фиди. Никто, говорю я.
Андрес. Слава всевышнему! Еще не перевелись смельчаки на земле!
Фиди. Но лучших уже нет. Ротганса они жгли раскаленным железом, да руки и ноги ему в тисках ломали, так что мясо с костей сошло. Все хотели, чтоб он Иосса назвал. Но Ротганс сплюнул свой язык гадам под ноги и никого не предал в мучениях.
Андрес. Слышь? Не корова ли замычала?
Фиди. А почему бы ей и не мычать, коли на утро пошло? Полно пустые речи вести.
Андрес (взволнованно). Это не пустые речи, Фиди, это святая и правая речь. Как станет корова на Лебяжьей горе да как замычит-заревет, так и в Швейцарии будет слышно и по всей немецкой земле. Все это предсказано, Фиди.
Фиди. Здоровая, должно быть, коровенка!
Андрес. Да, то будет огромная корова! (С подъемом.) Или швейцарец не прогнал своих господ с насиженных земель, так что те и шпоры и копья побросали? Или простой люд не выбросил знамя великое от Солотурна и вплоть до Этча, а фогты и большие баре не присягнули там мужицкой правде? Так помяни же мое слово, Фиди: корова еще замычит и вся Неметчина содрогнется.
Фиди. Тебе, видно, еще мало досталось, Андрес?
Андрес. А ты б отступил, Фиди? Великое дело не умрет, споткнувшись о два вырванных глаза. Великое дело только дремлет. Что это — люди?
Фиди (тащит его в кусты). С дороги, за куст!..
Трое крестьян — Энтемейер, Шнекенгеродес и Себастиан — волокут на лямках большое дерево.
Шнекенгеродес (отдуваясь). Сто чертей! Дайте дух перевести! Тут и коню не сдюжить!
Энтемейер. Да ты ж не конь. Конь-то там внизу стоит, у сторожки, за кормушкой, жрет овес да гладкую шерстку себе нагуливает, чтобы резвее под верхом ходить. Ну а мужичка, того запрягут, как вола, да и велят лес волоком на гору тащить, охотничий домик строить.
Шнекенгеродес. Будь они прокляты, мироеды! Поговаривают, что нынче и хлеб и мох будут облагать налогом.
Энтемейер. Не лайся, тише.
Шнекенгеродес. Это ты мне говоришь?
Энтемейер. А что?
Шнекенгеродес. Или забыл, что я один только и восстал, когда приказ вышел набрать десять тысяч улиток да яиц из лесных гнезд на герцогскую свадьбу для щеголей и мотов придворных?
Энтемейер. А ты и сейчас бахвалишься, что тогда, как бык разъяренный, наскочил на улиток, собранных для герцогского стола, и из них кашу сделал?
Шнекенгеродес. А сам-то он, герцог, иначе, что ли, с нами поступает? Разве он не жмет мужиков и оброком и барщиной, так что кровь у нас из-под ногтей да из носу брызжет?
Себастиан. Хватит! Поработал! (Сбрасывает с себя лямку.)
Энтемейер. Ты-то что взбеленился? Влезай в тягло, или нам всем будет худо!
Себастиан. Нет, я хочу раньше узнать: правду ли сказал брат Арнольд, будто в Святом писании сказано, что все создания божьи свободны, а стало быть, и крестьянин свободен?
Энтемейер. Поди ты со своей жвачкой! Никто ею еще не насытился. За дело, птенец желторотый!
Появляется управляющий лесными угодьями Иорг фон Вейлер с егерями.
Иорг фон Вейлер (егерю). Последний раз говорю: если в здешних лесах хоть один крестьянин пристрелит птицу, уложит оленя или кабана, я вас всех опять в мужиков обращу. Поняли?
Егерь. Поняли.
Иорг фон Вейлер (крестьянам). Что сопят эти парни, будто дух испускают? Видно, показать хотите, что с вас семь шкур дерут, что кости у вас заржавели и закоченели в ваши-то молодые годы? Так, что ли? Ладно! Уж я вас согрею! (Замахивается на них бичом.)
Себастиан. Не драться!
Иорг фон Вейлер. Что? Это еще кто такой?
Энтемейер. Ваша милость, дурачок это, простак, сам не знает, что говорит.
Иорг фон Вейлер. А из какой деревни это быдло?
Егерь. Да все ребята здесь из той деревни, где мужики спой шутовской суд учредили и где Конц смутьянит.
Иорг фон Вейлер. Уж не про ту ли ты комедь говоришь, где два рыцаря пошли на грабеж и их потом и колодец бросили?
Егерь. Об этой самой, сударь.
Иорг фон Вейлер. Шутовской игре не бывать! Колотушки и колпаки, все отобрать!
Егерь. Обо всем будет доложено, сударь.
Иорг фон Вейлер. У нас сегодня другая работа, поважнее, чем лясы точить. Знать, вам все еще слишком хорошо живется, твари вы эдакие! Что ж, мы натянем вожжи! Вот что: домик должен быть готов к концу недели — не позже, чем герцог протрубит отбой охоте. Пошевеливайтесь! (Уходит с крестьянами и егерями.)
Андрес и Фиди выходят из-за кустов.
Фиди. Слышал эту собаку, этого фогта-разбойника?
Андрес. Да, Фиди! Всюду тот же сказ. Вся земля до краев наполнена рабством и трусостью, а смелые люди, как пена через край, перебежали и вот лежат растоптанные, в пыли.
Фиди. А ты не заметил того молодого, который лягаться начал?
Андрес. Лягаться? С этим и у них и у нас, видно, одинаково обстоит. Нечего было и через лес ходить! Один лягается, а другие барам пятки лижут, одиночки- то и погибают. Всегда ли так будет, Фиди? Э! Видно, зазря наша кровь с дерьмом смешалась. То, что и здесь свистит бич над людскими спинами, что и здесь припадают люди к земле, как пес под ударом палки, — это и я приметил, пустыми глазами лучше, чем ухом, уловил.
Фиди. И я кой-что услышал, Андрес!
Андрес. Поди, еще худшее?
Фиди. И я кой-что услышал, старина, Даниил-прозорливец! И я кой-что услышал, когда бор гудел, и трещали кости, и у парней жилы на шее вздувались!
Андрес. Что ж ты услышал такого?
Фиди (взволнованно). Корову услышал я, Андрес, корову услышал, ту огромную, что встанет на Лебяжью гору да заревет-замычит: му-у-у! — так что и в Швейцарии и по всей Неметчине будет слышно.
Андрес. Ты это услышал, Фиди? В самом деле услышал? Ну, тогда и другие уел ушат, Фиди. В путь! Веди меня лесной тропою в Швабию.
Уходят.
КАРТИНА ВТОРАЯ
Изба, бедная утварь. Уже ночь. Ставни приоткрыты. На столе горит лампа. Конц в белой полотняной, подпоясанной куртке, в шутовском колпаке на голове. Он что-то пишет. Анна, его жена, перебирает горох.
Анна. Все никак не кончишь?
Конц. Кончаю, когда страницу дописываю, а как перевернул ее, так сызнова начинаю. Святый боже, ну и много ж мышей завелось в амбаре коту на закуску!
Анна. Не неси вздора, Конц! От тебя теперь ни одного путного слова не услышишь.
Конц. На то я и шутовской фогт.
Анна. Уж лучше б ты был кем другим!
Конц. Уж не фогтом ли в Шорндорфе, Иоргом фон Вейлером? А то, может быть, самим герцогом? Что ж, тогда б ты была государыней герцогиней, а эти горошинки в жемчуга обратились, по всем странам казной скупленные за мужицкие денежки, за налог, за мох и зерно.
Анна (подымаясь). Хватит, Конц! Или ты забыл, что Вейлер у Гейснетера коровенку угнал за возмутительные речи, а потом и всю его жатву потоптал? Уши и у стен имеются.
Конц. Ну, полно! Все это только шутки да прибаутки пустые. (Склоняется над книгой.) Вот входят судьи в черных капюшонах, хотят схватить злых разбойников, как им шутовской суд повелел.
Анна (захлопывает его книгу), А так жена твоя велит, пустомеля!
Конц (хватает ее за руку). Анна, этим не шути!
Анна. Ой! А я-то думала...
Конц. Иди в свою светелку!
А н и а. Что ж я такого сделала?
Конц. Не суйся в мужское дело, баба.
А н н а. А и ты должен женину просьбу уважить!
Конц. Всему свое время. Иди.
Анна. Нет, Конц, так сегодня ты меня не спровадишь. Ночи напролет просиживаешь, над чем-то все размышляешь и пишешь, пишешь, будто назавтра страшный суд назначен и господь бог тебе повелел составить список людских прегрешений. И все что-то выкрикиваешь, бормочешь, командуешь и словно мечом
машешь перед огромной толпой народу или скопищем грешников. Этак, глядишь, и мозги помутятся. Конц, скажи своей жене — что тебя гнетет?
Конц. Ничто меня не гнетет, Анна.
Анна (смотрит через его плечо). А почему ты нарисовал тут два меча да конскую подкову на петле подвесил?
Конц (захлопывает книгу). Ты не должна шпионить!
Анна. Шпионить? Я? Могла б и этому научиться при вашей-то скрытности и опаске! Уж коли муж своей жене не доверяет...
Конц. Успокойся, Анна! Я и впрямь с панталыку сбился. Дай мне за ночь о дне позабыть. Нынче дни тяжелы и неприветливы.
Анна. Вот так-то лучше! Теперь ты опять мой Конц. Ведь правда? (Обнимает его.) Видишь ли, мы, бабы, не знаем на земле другой отрады, кроме вас, муженьков. Но вы, как деревья в темном лесу, набежит буря — и зашумите, зашепчетесь. Стоит шорох в ветвях, стон и рев в округе, плоды наземь падают. Да, тяжелое времечко!
«Что ж бедному мне подсобить не хотят?
Где Рат не поможет, поможет Конрад!»
Конц (испуганно). Кто это сказал?
Анна. Я, дурачок. Или уж нельзя повторить стишок из вашей комеди?
Конц. Но только не этот.
Анна. Что ты опять уставился?
Кто-то тихо стучится в окно.
Голос. Что в час этот поздний здесь делать хотят?
Анна. Молчи, Конц, не отзывайся!
Конц. Это шуты из Шорндорфа. Должно быть, спешное дело.
Голос (громче). Что в час этот поздний здесь делать хотят?
Конц (отворяя дверь). Нам Рат не помог, так поможет Конрад!
Входят в шутовских нарядах Бантельганс,
Иосс Букенбек, Гейспетер и брат Арнольд.
Гейспетер (срывая приклеенный нос и шутовской колпак). Да, Конц, здесь и вправду никто не поможет! Живое мясо податью облагать стали. Знать, скоро начнут из наших кишок колбасы делать!
Конц. Спокойно! Не дело бросать куски прямо в открытую пасть. Мы не собаки, а члены честного шутовского цеха. На все есть свой обычай. Садитесь, ребята!
Гейспетер (шагая по комнате). У кого кожа крепка, пусть сидит или на брюхе ездит, у меня ее пообтесали.
Конц (силой сажает его на скамью). Садись же! (Бьет большой колотушкой по столу.)
«Сошлись шуты из разных стран!
Баран тут — волк, а волк — баран!
Земля, как яйцо, что упасть готово,
За правый суд возьмемся снова».
Бантельганс. Час расплаты, видно, ближе, чем мы думаем, Конц. Он висит, как перезрелый плод на ветви. Коли мы его не сбросим, так ветер сымет.
Гейспетер. Да ну их в болото, племя проклятое! Все обложили герцогским налогом — мох, мясо, зерно, даже воздух, которым мы дышим.
Бантельганс. Скоро и для покойничка-то землицы не сыщешь!
Гейспетер. А земли немало вокруг, да не про мужика! Ее хватает для герцогов и его семи тысяч молодчиков, что уже три недели кряду в Штутгарте на турнирах друг о друга копья ломают. Нет в ней недостатка и для трех тысяч егерей и для фогтов проклятых, этих куниц, что простому люду в глотку въедаются. Хватает ее и для...
Конц. Хватит, Гейс! Герцог-то, видно, прав! Народ и вправду упрямый и дикий конь. С ним без шпор и уздечки не справишься.
Гейспетер (Концу). Из тебя бы знатный фогт вышел!
Конц. Шутовской фогт, над шутами полковник. Есть у вас еще что в запасе?
Бантельганс. Или тебе того мало, что у нас мах за махом весь воздух поотобрали, что наши ребра под их коленками трещат?
Конц. Рановато, братцы.
Гейспетер. «Рановато», «рановато» — вот и весь его сказ! «Рановато»! А когда же время наступит? Когда забитый мужицкий коняга так с тела спадет, что он, родимый, и искорки-то копытом выбить не сумеет, а о том, чтобы скинуть седока, и помышлять перестанет? А мы... мы только смотрим! Наденем шутовские колпаки и смотрим! А лезвий из ножен и не думаем вынимать, да и колотушек не пускаем в ход, чтобы рассечь черепа тунеядцам проклятым! Видно, и впрямь не знаем, как себе помочь. Но у нас есть знамя в ларце! Пусть хоть оно поплещется в небе нам во славу! Освободи наше знамя, Конц!
Конц. Знамя не дам.
Гейспетер. Так намалюй же заячий хвост на своем гербе!
Конц (хватая его за руку). Что ты там проблеяла, коза?
Брат Арнольд (разнимая их). Уберите кулаки, богохульники!
Конц (отнимая руки). Ладно! Ищите себе другого шутовского фогта и забирайте знамя!
Брат Арнольд. Христова кровь и семь чудес господних! Конц, посмотри хоть в зеркало на себя! Ваше дело — святое дело, быть может, самое святое с тех пор, как род человеческий спасен святою кровью Христовой. Братья! Чаша антихриста и своры сатанинской полна до краев, но чаша наших страданий еще не переполнилась. Ребята, вода течет, но мельница еще не в работе, деревья погнили, но топор еще туп...
Гейспетер. Так! А покуда: тащись, тащись, коняга!
Бантельганс. Что ж, нам по-прежнему в дурацких колпаках щеголять, а кулаки в мешок прятать?
Брат Арнольд. И сын человеческий терпел поругания!
Стучат в дверь.
Конц. Тише!
Бантельганс. Неужто гады?
Гейспетер. Маски надеть и вести себя, как подобает шутам. (Прилаживает нос и соломенную косу, пляшет, напевая.)
«Что ж, судари, слушайте сказку мою:
На белой луне, как в постельке, я сплю,
Тут кашки-ромашки роскошно растут,
Недаром здесь козы копытца сосут!
Здесь воздух здоров! На него не скупятся! Пудами дозволено им нажираться!»
Снаружи глухо доносится: «Му-у-у! Му-у-у!»
Корова?
Анна. Это люди! Тихо, Конц, тихо!
Стук повторяется.
Голос. Бог в помощь, друзья! Как можется-живется?
Брат Арнольд. Ребята из «Союза Башмака»! Бантельганс. Отоприте!
Голос (громче). Бог в помощь, друзья! Как можется-живется?
Конц (отворяет дверь). В лесу лежит бедняк, с хворобы не очнется. Входите, братья.
Фиди ведет слепого Андреса через порог.
Фиди. Бог в помощь всем, кому ведомо наше тайное словцо. На ночлег оставите?
Конц (жмет ему руку). И на ночь и на день. Вы в добрый час пришли. Садитесь. Жена, подай нам кружки.
Анна уходит.
Андрес. Да воздаст вам господь! Но где мы и у кого?
Бантельганс. В Шорндорфе на Ремзе, у Бедного Конрада.
Андрес. Это ты, что ли, Бедный Конрад?
Конц. Нет, все мы так зовемся.
Анна приносит кружки и уходит из комнаты.
(Наливая пиво.) Сначала за пришлых, братья! За славны (i «Союз Башмака», что взялся за великое дело! Фиди. И за тех, кто его продолжит! (Пьет.)
Андрес (ощупывая Конца). Кто ты, товарищ?
Конц. Я Конрад, что делам не рад. А вот тот — Бантельганс, он косы точит. А этот — Букенбек, молчаливый ворон; он у себя под черепной коробкой целый воз законов и уложений хранит. Это Гейс, а это — сам брат Арнольд. Его епископ согнал с прихода за то, что он проповедовал добрым людям святое евангелие без латинских прикрас, на родном языке.
Андрес. Ребята, дайте пожать ваши руки! Путь, которым я брел, не был слишком долог.
Конц. Немалый путь в ночном-то мраке.
Андрес. Ты про глаза про мои? Ребята, и хуже бывало! (Хватается за чашу.) За здравие всех мертвых из «Союза Башмака»!
Бантельганс. И всех истязуемых ныне!
Пьют. Тишина.
Андрес. А теперь о деле! Как тут у вас, ребята?
Бантельганс. Да хвастаться нечем.
Гейспетер. Жизнь хуже собачьей.
Андрес. Дело, что ль, предано?
Бантельганс. Нет, этого не скажу.
Андрес. Ну, тогда и беды нет.
Гейспетер. Так-то оно так.
Андрес. Вы ведь во всем согласны?
Молчание.
Ребята, братья, что ж вы молчите? Вы ведь согласны между собой? Но вы молчите, ребята. Вечно ль так будет? Вечно ль волк-несогласье будет мужикам руки-ноги отгрызать? Не трудно ж будет тогда знатным барам кромсать на куски тело наше крестьянское! Так вы ничему не научились на нашей беде? Ведь и у нас каждый хотел быть сам себе голова. А чем дело кончилось? Все наши головы с плеч полетели.
Тишина.
Конц. Так что... все из «Союза Башмака» перебиты?
Андрес. Почти все... Кто не казнен, тот под пытками умер. Но знайте, ребята: замученный в застенках «Союз Башмака» не мертв! Он воскреснет и отпразднует страшную пасху. Нас пытали и рвали на куски, но мы не сробели, не отреклись от святого дела. Об этом и сказать пришли.
Фиди. А чтоб словам нашим верили, вот вам и знамя наше! (Развертывает знамя.) «Союз Башмака» приветствует дружину «Бедного Конрада»!
Тишина.
Бантельганс (Концу). «Союз Башмака» нам поклон шлет!
Гейспетер. Брось!.. Для него и теперь все еще рано. Он и это станет еще пережевывать. (Проходит под знаменем.) А мы приветствуем славное знамя!
Бантельганс. Да, флажок недурен! Он, верно, и под Шпейером и под Грумбахом побывал.
Гейспетер. Как он затейливо разрисован, продран и кровью смочен! Весь в красных полосках, как мех тигрицы.
Букенбек. А поле черное, как вечное проклятие, и на нем башмак и надпись: «Ничто, кроме справедливости божьей!»
Брат Арнольд (читает). «Ничто, кроме справедливости божьей!». Хорошо сказано.
Андрее (прислушивается). Тише!
Гейспетер (к Фиди). Сверни знамя.
Фиди. Недолго ж оно пореяло.
Голос. Что в час этот поздний здесь делать хотят? Открываете, ребята.
Конц (открывая дверь). Себастиан, ты? Откуда тебя черти принесли?
Сеоаотнаи (покрытый потом, на шее еще лямка). Все он миной... фогт... сатана...
Конц. У тебя кровь под глазом.
Себастиан. Это он меня так кнутом отделал.
Конц. Кнутом?
Себастиан подтверждает кивком головы.
Говори!
Себастиан (возбужденно). Дело было у охотничьей сторожки. Вы ж знаете, мы нынче там бревна в Гору волокли, охотничий потешный дворец строили — Энтемейер, Шнекенгеродес и я. Вот фогт и говорит, когда мы уже стали в землю столбы вгонять: «Пусть-ка этот бездельник выскребет яму ногтями!» Я и скребу, а земля кремнистая. Уж до плеча дорыл. «Хватит»,— говорю и хочу подняться. «Дальше скреби! — кричит фогт. — Я вам покажу, сволочам, как кнут свищет! Я вам покажу, шутам гороховым, как стишки сочинять да шататься в колпаках дурацких! С шутовством и прочим вздором вмиг покончу! Вы у меня за это поскребете!» «Поскреб, и будет!» — говорю я и подымаюсь. «Дальше скрести!» — шипит он и два раза мне кнутом по лицу; до крови бьет, скотина. Ну, а в третий раз не пришлось ударить, сам кулаком промеж глаз получил!
Бантельганс. Проклятье фогту!
Гейспетер. Дальше скрести, ха-ха! Лихо же ты его поскреб!
Букенбек. Это нам не сойдет.
Конц (Себастиану). Что он сказал о шутовском суде?
Себастиан. Да говорит, что ему конец и что колпаки у нас поотберут.
Тишина.
Конц. Ребята! Братья! Что ж! Они сами того хотят. Дело идет к развязке. Шутовской суд, ребята, его мы не позволим у нас отнять. Он был что воздух для человека! Им мы дышали, им грудь прочищали, когда нас жизнь давила. Он нас всех связал воедино, всех крестьян, весь бедный люд! Нет, не отдадим, не уступим!
Бантельганс. Эх, братцы! Пойдем по деревне народ подымать! Руки чешутся!
Гейспетер. В путь, ребята! У нас и мечи в колотушки вделаны. Если живо за дело возьмемся, так мы гадов еще в постелях застукаем.
Конц. Стой! Мы не мясники. Наше дело — правое цело. Коли выросла трава, надо ее под открытым небом косить. Ребята, мы не саранча, которую один ветер подымет, а другой разгонит. Наше дело — тяжелое дело. Коли оно под небеса вознесется да оттуда на землю свалится, так немало подавит. А пока оповестите всех братьев, что, мол, шутовской фогт их на Шорндорфский луг созывает в колпаках и при колотушках. Тогда мы узнаем, ребята, кто с нами заодно и в тяжелый час, кто и впрямь тверд и надежен. Что скажет на это храбрый «Союз Башмака»?
Андрес. Так все и делайте, братья. Так долг велит. Я же буду молить господа, чтобы вода потекла в гору.
Брат Арнольд. Она и теперь в гору течет, брат мой. По всей немецкой земле из могил убиенных разносится кличь: «Ничто, кроме справедливости божьей!»
Гейспетер. Эти слова мы напишем и на нашем знамени!
Бантельганс. Развернем знамя, Конц. Пусть и оно приветствует «Союз Башмака».
Себастиан. Конц, слышишь?
Конц. Еще рано, ребята. Пусть сначала каждый выполнит свой долг и известит шутов о приказе их фогта. В путь! Рассветает. Егеря и вся песья свора уже в пути. Спешите, разносите весть. Но железа в ход не пускать! Сегодня мы соберемся только для шутовской игры.
Все уходят, кроме Андреса и Конца.
Произведения
Критика
