Изображение времени в «Селестине» Ф. де Рохаса
А. Г. Османова
«Селестина» или «Трагикомедия о Калисто и Мелибее» (1499-1502) Фернандо де Рохаса (около 1476-1541), открывающая эпоху Возрождения в испанской литературе, является одним из крупнейших произведений испанской классической литературы. Действующие лица «Селестины» остро ощущают ход времени в окружающей их действительности. В «Селестине», быть может, впервые в истории испанской литературы жизнь персонажей столь целенаправленно показана протекающей во времени.
Поступки персонажей «Трагикомедии» расписаны буквально «по часам», известны точное время и временная последовательность каждого момента действия. Вот несколько примеров, подтверждающих это наблюдение. Служанка Лукресия говорит Мелибее, разговаривающей с Селестиной: «Сеньора, я сказала, что хватит беседовать, час поздний». Семпронио замечает Селестине: «С часу дня я тут покидаю тебя...». Когда Селестина приводит Пармено к Ареусе, та говорит: «Черт побери эту старуху! С чего это она является в этакую пору, как приведение? Сеньора тетушка, зачем изволила пожаловать так поздно? Я уже спать укладывалась».
Для персонажей «Трагикомедии» настолько существенно представление о времени суток, что даже сравнение носит иной раз временной характер: «Пармено. Вот заговаривается, несчастный! Растрезвонился, словно полдень отбивает: на этих часах всегда двенадцать». Помимо времени суток, читателю всегда сообщается, светло или темно на улице. Калисто, запираясь в своей комнате после первого разговора с Мелибеей, приказывает своему слуге Семпронио: «Закрой окно; пусть мрак сопутствует скорбящему и слепота — несчастному». Проснувшись в комнате Ареусы, Пармено осведомляется: «Неужели утро? Отчего так светло в комнате?». Таким образом, движение времени в «Трагикомедии» исчисляется календарными сроками — годами, сутками, а также чередованием дня и ночи.
Вместе с тем время «Селестины» обладает сильной «сгущенностью», «сконцентрированностью», в течение одного сюжетного «дня» происходит столько событий, что в пересчете на реальные жизненные сроки они бы заняли гораздо больше времени. В своем первоначальном варианте (первое известное издание «Селестины» датировано 1499 г.) произведение включало 16 действий, а весь сюжет разворачивался в течение трех дней; в дополненное издание «Трагикомедии» (1502) Рохас включил еще пять действий, введя двух новых персонажей, сутенера Сентурио, возлюбленного Ареусы, и его приятеля Трасо. Развязка при этом отодвинулась на месяц (который проходит между первой и второй сценами любовных свиданий Калисто и Мелибеи в саду), но наполненность каждого дня событиями осталась той же.
Перелом в настроениях и чувствах персонажей также происходит чрезвычайно быстро. Чувства Мелибеи меняются на протяжении одних суток. В первый день она испытывает к Калисто острую неприязнь, на следующий день она в него без памяти влюблена. Пармено под влиянием уговоров Селестины в течение одного дня из преданного слуги Калисто превращается в пособника сводни. Очевидно, все сюжетные перипетии и изменения в психологии персонажей (происходящие в первые два дня) в действительности вряд ли могли произойти в столь ограниченный срок. В связи с этим проанализируем две реплики Мелибеи. Во время первого разговора с Селестиной, когда сводня упоминает имя Калисто, девушка восклицает: «Это верно, тот, что, увидев меня на днях, стал нести околесицу, прикидываясь любезником». В другом месте она замечает: «Много, много дней прошло с тех пор, как благородный кабальеро признался мне в любви». Между тем первая встреча Калисто и Мелибеи, как явствует из первого действия «Трагикомедии», произошла не ранее как утром первого дня. Правильнее предположить, что сюжетный «день» «Селестины» не адекватен календарному дню, а представляет собой более емкую единицу времени.
Именно поэтому в «Трагикомедии» не всегда соблюдаются правдоподобные временные соответствия между одновременно происходящими событиями и разговорами. Так, между моментом, когда Семпронио и Селестина стучат в дверь Калисто, и моментом, когда Пармено идет им открывать, Пармено успевает произнести несколько длинных монологов, из которых нам становится известна история жизни Селестины. Когда Сосий сообщает Калисто о казни Семпронио и Пармено, Калисто говорит, что видел их около четырех часов тому назад. Следовательно, в течение четырех часов Семпронио и Пармено успевают поссориться с Селестиной, убить ее, выпрыгнуть из окна, спасаясь от преследования, попасть в руки правосудия. Еще до конца этого срока их приговаривают к смертной казни и приводят приговор в исполнение.
Также встречаются и такие на первый взгляд несообразности: по ходу сюжета, Пармено проводит у Ареусы ночь один раз (7-е действие). Однако Сосий говорит: «Я знаю, что Пармено провел с ней немало бессонных ночей, и ее тоже не больно веселит его смерть». Здесь перед нами пример своего рода «типизации», однократного показа явлений, о которых предполагается, что на самом деле они имели место не один раз.
Хотя рамки сюжетного «дня» в «Селестине» расширены по сравнению с реальным днем, но каждая ситуация, если рассмотреть ее в отдельности, происходит в подходящее для нее с точки зрения жизненного правдоподобия время. Художественное мастерство Рохаса проявляется как раз в том, что развитие всех сюжетных коллизий завершается на протяжении выверенной последовательности ограниченного числа дней.
В связи с проблемой правдоподобия в изображении времени ученые не раз упоминали о «психологизме» «Селестины». Американский испанист С. Джилмен анализировал персонажей в терминах экзистенциалистской критики, как «сознания», раскрывающие себя в ходе диалогов, а крупнейшая исследовательница «Селестины» М. Р. Лида де Малькиель прямо писала о «верности характеров», о «психологической правдивости» произведения. Все же представляется, что обнаруживать в «Трагикомедии» психологизм — значит во многом модернизировать это произведение. Художественная система Рохаса еще не подразумевает психологического анализа, к которому обратится литература более поздних эпох.
Ключевые события «Селестины» происходят «внезапно», «неожиданно». Внезапно влюбляется Калисто: «Семпронио. Вот беда! Вот нежданная напасть! Какое злоключение так быстро лишило этого человека веселого нрава и, что еще хуже, рассудка?» Неожиданно для Семпронио начинается связь Пармено и Ареусы. Внезапен переход Мелибеи от ненависти к Калисто до страстной любви к нему. Гибель Селестины происходит «случайно» — Семпронио и Пармено вовсе не собирались ее убивать, они хотели только заставить старуху поделиться с ними золотой цепью. Столь же внезапна и «случайна» гибель Калисто.
Персонажам «Трагикомедии» свойственна субъективность в восприятии временных промежутков. В зависимости от их настроения время тянется то дольше, то медленнее. В особенности подобный субъективизм свойствен Калисто. Отправив Селестину на переговоры с Мелибеей, Калисто ждет возвращения сводни с таким нетерпением, что время тянется для него невыносимо долго. «Она так запоздала, что приход ее стал еще желанней, чем цель ее трудов». Затем, узнав, что Селестина успешно выполнила его поручение, он иначе оценивает протяженность отсутствия старухи, говоря слугам: «Вы бы просто умерли от радости, если бы знали, как расторопна почтенная сеньора».
Не удовлетворенный естественным ходом времени, Калисто высказывает пожелание замедлить или убыстрить его согласно своему настроению: «О ночь моей отрады, когда б я мог вернуть тебя! О лучезарный Феб, ускорь свой привычный бег! О прекрасные звезды, покажитесь ранее положенного часа! О медлительные стрелки часов! О, если бы и вас пожирало любовное пламя!..».
Таким образом, в изображении Рохаса, объективный, естественный ход времени не совпадает с субъективными ощущениями персонажей. В «Трагикомедии» присутствуют как бы два временных потока: природное, циклическое время, характеризуемое ритмической сменой дня и ночи, и время «человеческое», направленное и необратимое, характеризуемое сменой периодов человеческой жизни и субъективностью восприятия.
Посмотрим, каким образом действующие лица «Селестины» воспринимают свое бытие в «человеческом» времени, по отношению к окружающим людям. Калисто живет только сегодняшним днем, он не помнит прошлого и не заботится о будущем. «Не нужно мне ничего — ни почестей, ни славы, ни богатства, ни отца, ни матери, ни родных, ни близких — только Мелибею. День буду проводить у себя в комнате, а ночь — в этом сладостном раю, в саду блаженства, среди нежных цветов и зелени». В отличие от него Мелибея дорожит своей честью и добрым именем своей семьи, привязана к родителям.
Напротив, у Селестины сильно развито чувство прошлого, причем свое прошлое в противовес нынешнему положению вещей она воспринимает как «лучшие времена», как период расцвета, по сравнению с которым настоящее представляется периодом упадка и оскудения. Вспоминая о своей дружбе с Клаудиной, матерью Пармено, она говорит: «Не так бы мне жилось, кабы она и теперь была со мной». И далее: «Сразу видать, не знала ты меня в расцвете, лет двадцать назад! Эх! Как не разорвется сердце от горя у того, кто видел меня тогда и теперь... Не могу без слез рассказывать, в каком я была почете, хотя за грехи мои и по моему злополучию он и пошел на убыль».
Наряду с Селестиной остальные персонажи «Трагикомедии» также имеют прошлое. Известны подробности прошлого семьи Калисто. Подробно описаны детство Пармено и образ жизни его матери; Семпронио в свое время «служил у священника храма святого Мигеля, и у трактирщика, что на площади, и у Мольехара-огородника»; Ареуса — дочь старухи-булочницы и двоюродная сестра Элисии; конюх Сосий «родился и вырос в деревне, где ковырял землю плугом»; известна родословная Сентурио. Характеры персонажей проецируются, как бы отбрасывают тень в прошлое; но будущего у них нет.
Важное место в «Трагикомедии» занимает тема «бега времени». Как говорит Плеберио; «Друг мой Алиса, мне кажется, время уходит все быстрее. Дни пробегают, словно вода в реке...». Эта тема становится, в частности, особым предметом беседы Мелибеи и Селестины: «Мелибея. Ну и состарилась же ты! Правду говорят, что дни не проходят даром. Клянусь, только по шраму я тебя узнала! Помнится мне, ты была красива. Теперь ты совсем не та, очень уж изменилась...». Герои противопоставлены друг другу не только по принципу «господа – слуги», но и по принципу «старики – молодые».
В целом художественное время в «Трагикомедии» носит эсхатологический характер: оно неостановимо несет героев к гибели. Гибнут все основные персонажи; самый характер любви Калисто и Мелибеи никак не обращен к будущему: если бы они стремились к законному браку, то предполагалось бы рождение детей и тем самым приобщение их к бесконечной истории человеческого рода; но протагонисты сами не мыслят для себя такой возможности, их мироощущение эсхатологично в своей основе. Иногда герои сами отдают себе в этом отчет: «Калисто: ...Теперь, когда охладела кровь, что кипела вчера, — теперь только я вижу упадок моего рода, гибель моего имущества, позор, который обрушился на меня из-за смерти слуг». Калисто словно предчувствует собственную гибель: «Во сне я вижу ее (Мелибею. — А. О.) так часто, что боюсь, как бы не случилось со мною того же, что с Алкивиадом: он видел во сне, будто завернулся в плащ своей подруги, а на другой день был убит, и она сама унесла его с улицы, прикрыв плащом».
Итак, прямых выходов к историческому времени в «Трагикомедии» мы не находим. Единственное исключение критики усматривают в одном из монологов.
Семпронио: «Каждый день мы видим и слышим какую-нибудь новость, проходим и оставляем ее позади. От времени она становится маленькой, незначительной. Как сильно ты удивишься, если услышишь о землетрясении или о чем-нибудь подобном, а разве ты тотчас не забудешь этого? Или же сообщат: река замерзла, слепой прозрел, умер твой отец, туда-то ударила молния, Гранада взята». Гранада, последний оплот мавров на территории Испании, была отвоевана испанцами в 1492 году, и упоминание этого события служило поводом для различных гипотез о дате создания «Трагикомедии». Но, очевидно, Рохас использовал это выражение не для того, чтобы указать конкретное время действия своего произведения; он привлек популярную идиому, означающую происшествие, которое вначале явилось потрясающей новостью, но позже стало в сознании людей чем-то обыденным.
Нам представляется, что это связано с наличием у Рохаса нравоучительно-философского замысла. Интересное рассуждение о художественном времени в произведениях с дидактической направленностью мы найдем у Д. С. Лихачева. «Нравоучение, аллегория, символика находятся до некоторой степени вообще вне времени... Заключительные нравоучения, да и всякого рода наставления, даже если они выражены в рассказе скрыто, как бы поднимают события повествования за грани точной хронологической и местной приуроченности. Они придают событиям общий, вневременной смысл, лишают их историчности».
Отсутствие в «Трагикомедии» изображения каких-либо примет реального исторического времени при наличии показа конкретного и вымеренного природно-бытийного времени свидетельствует, на наш взгляд, о выраженной философски-дидактической направленности произведения.
Л-ра: Литература в контексте культуры. – Москва, 1986. – С. 82-88.
Критика
