Русская критика о поэзии Ю. В. Жадовской
В. А. Благово
В середине 40-х гг. XIX в. литературная критика обрушилась на штампы романтической поэзии и выступила против претенциозности, грандиозности ее образов, «мировых идей, выхваченных из школьных тетрадок». Между тем требования, простоты и ясности, краткости и безыскусственности стиха становились все сильнее и реальнее. «Искусственность российского классического патриотизма, претензии, наполнявшие нашу литературу, усилившаяся фабрикация стихов, неискренность печатного лиризма — все это породило справедливое желание простоты и искренности, породило нападение на всякую фразу и эффект...» (К. С. Аксаков. Воспоминание студентства (1832-1835 гг.). СПб., 1911, с. 17-18).
Этим во многом объясняется и внимание критики к поэзии Ю. Жадовской. Она активно откликнулась уже на выход двух прижизненных сборников поэтессы (1846 и 1858).
Первые рецензии на сборник 1846 г. появились во всех ведущих журналах. Правда, положительные оценки у разных критикой рождались подчас на основе противоположных взглядов на искусство, литературу, общественную жизнь. Так, автор статьи о Ю. Жадовской в «Библиотеке для чтения», связывая анализ ее поэзии с «современными вопросами», сопроводил его выпадами против Белинского и «натуральной школы». Прекрасно понимая, что Ю. Жадовская далеко еще не преодолела «механических трудностей стиха», критик стремится направить ее творчество по линии совершенствования «формы» и, авансом причисляя Ю. Жадовскую к будущим светилам русской поэзии, всячески возвеличивает скромный талант поэтессы («Библиотека для чтения», 1846, т. 77, отд. 6, с. 3).
Похвальные отзывы поместили «Финский вестник» (1846, т. XI, отд. 5), плетневский «Современник» (1846, т. 43), «Иллюстрации» (1846, т. III, № 26, 20 июля) и др. журналы. «Москвитянин», где Ю. Жадовская впервые начала печататься, по неясным причинам на сборник никак не отозвался.
Идейную сущность лирики поэтессы, связывая ее с мировоззренческими вопросами эпохи, стремился раскрыть Вал. Майков. Он обратил внимание на психологическую основу лирической героини поэзии Ю. Жадовской: «внутренняя борьба женщины, которой душа развита природой и образованием» (Вал. Майков. Стихотворения Юлии Жадовской. «Отечественные записки», 1846, № 8, с. 81). Далее, говоря о становлении «женской души», Вал. Майков создает свою теорию развития, близкую известной гегелевской триаде, захватившей тогда умы многих. При всем достоинстве статьи Вал. Майкова, точно отметившего многие и слабые и сильные стороны поэзии Ю. Жадовской, она несла тяжкий груз абстрактных рассуждений, содержала громоздкую классификацию и т. д. Говоря о развитии женщины, он обошел, например, многие острые проблемы современности, оставлял открытыми им же поставленные вопросы.
Противоположным по характеру был отзыв Белинского. «Жаль только, — писал Белинский о Жадовской в статье «Взгляд на русскую литературу 1846 года», — что источник вдохновения этого таланта не жизнь, а мечта, и что поэтому он не имеет никакого отношения к жизни…» То, что для Вал. Майкова было «совершенно извинительным», кажется непростительным Белинскому. Он критиковал Жадовскую за стремление уйти от «мирской суеты», от борьбы людей, от их насущных требований (В. Г. Белинский. Поли. собр. соч. T. X, с. 34). Впрочем, Белинский отметил у нее «поэтический талант». Справедливую критику Белинского Жадовская признала и всю жизнь дорожила ею. «Резво-правдивое слово» явилось объективным приговором «прошлого» ее творчества и «установкой на будущее».
Критика Белинским стихотворений Жадовской направлена против тогдашней поэзии вообще и романтизма в частности. Для Вал. Майкова романтизм у Ю. Жадовской «не переходил в пустые великолепные фразы, в звучные стихи без общественного содержания», для Белинского, наоборот, — это лишь «одни холодные и пустые фразы».
Вал. Майков видит реалистическое начало в стихах Ю. Жадовской, талант и «способность к дальнейшему развитию», Белинский — нет. Это объясняется тем, что великим критиком «... очень резко — в последние месяцы жизни — осуждаются даже намеки на романтические тенденции в современной литературе: Белинский отвергает лирические отступления первого тома «Мертвых душ», стихотворения Ю. Жадовской и т. д.» (Б. Ф. Егоров. Наследие революционных демократов и современность. «Вопросы литературы», 1973, № 3, с. 123). Bce же мы отметим известное преимущество Вал. Майкова даже перед Белинским в оценке стихотворений Ю. Жадовской. Белинский в 1846-1848 гг. до некоторой степени отодвигал на второй план эстетические вопросы, проблемы психологического анализа и т. д., а Вал. Майков при всей абстрактности своих построений внимательно всматривался в психологию новых типов. Статья Вал. Майкова, таким образом, является одним из первых проявлений его внимания к психологическому анализу.
Более точными в определении характера поэзии Ю. Жадовской явились замечания Ап. Григорьева. Он поставил Ю. Жадовскую в ряд известных в то время поэтов, среди которых названы Хомяков, Майков, Огарев, Фет, Щербина, Мей. Ап. Григорьев писал о стихотворениях Ю. Жадовской, как о «замечательных по искренности и нежности чувства» (Ап. Григорьев. Русская изящная литература в 1852 году. Сочинения. T. I, СПб., Изд. Н. Н. Страхова. 1876, с. 107).
Второй сборник поэтессы вышел накануне революционной ситуации в России. Напряженная атмосфера политической борьбы отражалась с большей силой на журнальной полемике. Рецензия и критические заметки стали контрастно-определенными. С одной стороны, от Жадовской требовали поэзии, в которой господствовало бы «исключительно сердечное» чувство, поэзии для «эфирных читательниц» (П. Вейнберг. Стихотворения Юлии Жадовской. «Библиотека для чтения», 1858, т. 149, май), с другой, — обращали внимания на «реальное зло»: взятии, несправедливости и т. д. (А. Пятковский. Стихотворения Юлии Жадовской. Журнал Министерства народного просвещения. 1859, апрель). Впрочем, либеральные призывы к «работе», к «делу», упреки в пассивности у таких критиков, как Пятковский, по сути, во многом смыкались с реакционным консерватизмом.
Особого мнения придерживался Добролюбов в рецензии, помещенной в «Современнике» (1858, № 6): «... между множеством прозаических, холодных, хотя иногда и блестящих, стихов, попадаются же изредка и книжки, в которых заметно присутствие истинной поэзии. К числу таких редких исключений принадлежит книжка стихотворений г-жи Жадовской».
Небольшую рецензию на сборник Ю. Жадовской напечатал Д. Писарев. Он высоко ощенил творчество поэтессы и в доказательство приводил почти те же стихотворения, что и Добролюбов: «Все стихотворения Ю. Жадовской проникнуты истинным, неподдельным чувством, которое преобладает над поэтическим творчеством». (Д. Писарев. Полн. собр. соч. в 6 тт. T. I. СПб., 1909, с. 4).
Теплый отзыв о поэзии Ю. Жадовской оставил и Чернышевский. Он увидел в лирике поэтессы «искренность, чувство, безыскусственность и потому нечто поэтическое», «нечто прелестное». И Чернышевский и Добролюбов противопоставили простоту стихав Жадовской ходульному романтизму графини Ростопчиной и поэта «мысли» Бенедиктова. (Н. Г. Чернышевский. Полн. собр. соч. в 15 тт. T. III, 1947, с. 836-837).
О широкой популярности Ю. Жадовской в то время писал Б. Алмазов в статье «Взгляд на русскую литературу в 1858 году»: «Самые замечательные из них — стихотворения г-жи Жадовской. Известность г-жи Жадовской началась стихотворением «Ты скоро меня позабудешь», которое было положено на музыку и распространилось повсюду в виде романса. Главная характеристическая черта стихотворений г-жи Жадовской — женственность, которою они проникнуты, черта, особенно дорогая в лирических произведениях дамы» (Утро. Литературный сборник. М., 1859, с. 67).
Критики 80-х гг. исходили из более полного представления о творчестве поэтессы и ее жизни, чем их предшественники. Особенно большой интерес вызвал выход посмертного Полного собрания сочинений Ю. Жадовской в четырех томах (1885-1886). Вступительная статья была написана П. Быковым, первым биографом поэтессы. Затем последовала статья А. Скабичевского «Песни о женской неволе» («Вестник Европы», 1886, т. I). Для Скабичевского «любопытна» скорее несчастная жизнь Ю. Жадовской, нежели ее поэзия. Поэтому и статья его скорее биографическая, чем, собственно, критическая.
Заслуживают внимания статьи Н. Познякова (Ю. В. Жадовская в своих письмах. «Женское образование», 1886, № 4), Ф. Змиева («Новь», 1886, т. IX, № 10), лекция Ив. Иванова «Поэзия и личность Жадовской» («Почин», СПб., 1896) и др. Критики ставят вопросы о субъективности таланта Жадовской, характере ее поэзии, говорят о значении Жадовской для русской литературы. Одним из самых острых вопросов, какого касалась критика, был вопрос, почему Жадовская неожиданно прекратила писать стихи. Ответ на него попыталась дать М. Цебрикова в статье «Русские женщины писательницы»: «Поэт-женщина жила слишком долго исключительно личной жизнью и когда пришло понимание другой, более широкой и полной, у нее хватило силы только на такой отрицательный и пассивный идеал. Создать другой — нужны свежие, нетронутые силы» («Неделя», СПб., 1876, № 21-22, 11 июля, с. 700). В отличие от Вал. Майкова и раннего Писарева, давших чисто психологическое объяснение неясности и недоговоренности лирики Жадовской, М. Цебрикова в своем анализе исходит из социального положения женщин писательниц и поэтесс в России.
После смерти Жадовской в многочисленных некрологах говорилось о потере, которую понесла русская поэзия «старшего поколения» в лице Жадовской. Появились воспоминания о поэтессе Л. Трефолева и Н. Федоровой — двоюродной сестры, воспитанницы и личного секретари Жадовской («Исторический вестник», 1887, ноябрь, с. 394-407).
Таким образом, русская дореволюционная критика дала довольно разностороннюю и в целом положительную оценку творчеству Жадовской, имеющую существенное значение для уяснения ее поэзии современной историей литературы.
Л-ра: ЛГПИ им. Герцена. ХХVIII Герценовские чтения. – Ленинград, 1976. – С. 16-20.
Критика
