Два цвета мира
Г. Злобин
Есть книги, значение которых не сразу охватываешь умом. Их смысл раскрывается постепенно, по мере того как возвращаешься к ним еще и еще, всякий раз находя там удивительный запас знаний, чувств, веры в будущее.
Такие книги заставляют вспомнить иные, читанные ранее, которые размещаются тогда в истинной перспективе. Теперь немыслимо уже рассматривать многочисленные, принадлежащие самым разным авторам, произведения об американских темнокожих, не соотнося их с трилогией Уильяма Дюбуа «Черное пламя». Приходят в соответствие имена, книги и поступки писателей. […]
Созданное старейшим писателем, ученым, общественным деятелем замечательное — историко-художественное полотно ярко и правдиво отражает целую эпоху, пути и перепутья мучительной борьбы американских темнокожих за равноправие с Гражданской войны 1861-1865 гг. до середины пятидесятых годов нашего столетия.
Тесно сплетается с драматическими событиями тех долгих лет жизнь Мануэля Мэнсарта, мелкобуржуазного интеллигента-негра и его семьи, разбросанной по всей стране.
В романе «Цвет мира», заключительном томе «Черного пламени», указан точный отправной пункт действия — 1936 год. Первая мировая война, кризис и рузвельтовский новый курс потрясли стареющего Мэнсарта, президента колледжа для цветных в штате Джорджия. Рухнули привычные представления, «весь тот несложный, крошечный мирок с добрым боженькой, злыми людьми и сонмом парящих ангелов... Что же это такое, «негритянская проблема», над которой он бился всю жизнь?» В поисках ответа Мэнсарт решает предпринять поездку за границу. И уже в Англии, увидев разительное несоответствие между заверениями милого хозяина дома, сэра Джона Риверса, будто «аристократия — лучшее средство прогресса человечества», и ужасающим обликом лондонского Ист-энда, Мэнсарт приходит к убеждению, что людей разделяет нечто большее, чем цвет кожи. Путешествуя по Рейну, он спрашивает у случайного попутчика что-то насчет Гейне и скалы Лорелеи, но тот рявкает в ответ: «Сегодня ни один настоящий немец не поет песню этого еврея!»
Мэнсарт все внимательнее всматривается в большой, переменчивый и не очень понятный для него мир, с горечью ощущая узость недавних своих представлений о нем.
В октябре 1936 года Мэнсарт записывает в дневнике: «Я — в России, там, где развертывается величайший в мировой истории эксперимент организованного общества...» […]
Пройдет еще немало времени, потребуются еще испытание Второй мировой войны, волна антиколониальных революций и «холодная война» с сопутствующим ей маккартизмом, словно раковая болезнь разъедающим души и умы людей, — прежде чем наш герой, постигнет великую правду эпохи. Иногда даже создается впечатление, что автор намеренно, боясь впасть в упрощение, сдерживает политическое развитие действующих лиц (это относится не только к Мэнсарту), неоднократно возвращаясь к тому, что уже внутренне решено ими для себя, и как бы подчеркивая истинность этого убеждения.
Большей социальной зоркостью обладает Жан Дюбиньон — негритянка с белой кожей, секретарь, друг, а затем и жена Мэнсарта. Она давно поняла: капиталисты превращают негров в конкурентов белым трудящимся на рынке рабочей силы — значит, необходимо единство действий. И вот она преодолевает «цветной барьер» — устраивается на фабрику, вступает в «белый» профсоюз, стараясь изнутри воздействовать на его лидеров, которые не хотят допустить негров в организацию. Справедливо заметил американский критик С. Финкельстайн в своей статье о романе, что Дюбуа «без обиняков говорит о предрассудках, расовых предубеждениях и оппортунизме части рабочего класса».
В 1949 году Жан в Париже на Всемирном конгрессе сторонников мира; вернувшись в колледж, где преподавала, она имела «неосторожность» высказать свои взгляды на дело Розенбергов и заключение в тюрьму видного общественного деятеля Бена Дэвиса. Заработала машина: вызов в федеральный суд, обвинение в заговоре против власти. Но вашингтонский фарс окончился плачевно для его устроителей. Лжесвидетель, нанятый в последнюю минуту, не сумел опознать ту, с которой встречался якобы на «тайных собраниях».
Совершенно естественно возникает в романе африканская тема. К Черному континенту обращают взор многие американские негры — персонажи книги: земля далеких их предков обретает свободу. Адельберг, внук Мэнсарта, потеряв в Корее руку и едва не помешавшись от ужасов войны, бежит от неласковой родины в Париж. Случай сводит молодого человека с участниками африканских национально-освободительных движений. Преградить в Африку путь империалистам, донести до сознания белых рабочих всего земного шара, что «именно в Африке пытаются теперь ковать цепи угнетения для них самих», — вот то настоящее дело, к которому стоит приложить руки, и, пережив цепь романтических приключений, Адельберг вместе со своей любимой девушкой вьетнамкой Дао Ту отправляется в Гану.
[…]
Вместе с реальным течением времени, с разворотом исторических событий движется и содержание романа: оно ширится, вбирает в себя все новые и новые стороны действительности. Распрямляются герои, они становятся зорче, мудрее, ставят перед собой новые, все более сложные, всечеловеческие проблемы.
Мэнсарт 50-х годов далеко не тот просветитель-интеллигент, каким он был двадцать лет назад, когда мечтал о «великой расе американских негров». Для него главное теперь — не цвет кожи, а цвет времени. Постепенно осмысливается и получает новое наполнение и труднопереводимое название заключительной части трилогии «Цвет мира» (“The Worlds of Color”). По началу оно означает взаимоотношение двух основных частей американского народа: темнокожих и белых. Далее, к середине романа, к главам, воссоздающим международные события сороковых годов, автор размышляет о месте «цветного мира» — всех желтых и черных людей земли — в «белом мире», сотрясаемом самой страшной на памяти человечества войной, — и название приобретает новый смысл. К финалу трилогии, завершающейся 1954 годом, происходит окончательное размежевание сил, и не по цвету кожи, а по окраске дел и мыслей: никнет бледное пламя западных буржуазных цивилизаций, а противостоя ему, возгорается Черное пламя национально-освободительных движений. На исходе жизни Мануэль Мэнсарт приходит к выводу, что в сегодняшнем мире есть два цвета времени, два лагеря.
Он окончательно понял это во время приема, который «сильные мира сего» устроили в Рокфеллеровском центре для «обсуждения» с деятелями Африки. Вест-Индии и «черной» Америки громкой программы «Будущее Африки и черной расы» (великолепен этот характерный для Дюбуа, вымышленный, но обладающий при всем том чертами исторической достоверности эпизод). Очаровательная хозяйка принцесса Зегю де Лоринберг — русская эмигрантка, британская шпионка, международная авантюристка, осевшая в конце концов в США, — была цинично откровенна. «Готовы ли вы, — обратилась она к присутствующим, — помочь белой расе сокрушить русских и китайских коммунистов — или предпочтете присоединиться к этому заговору против цивилизации? За мной — шестьдесят человек, которые правят Америкой и являются действительными властителями мира... Мы — хозяева жизни...» В наступившем тягостном молчании некая фигура выскочила было с заверениями в верности частному капиталу, но Мэнсарт перебил подпевалу. Его короткая страстная речь утверждала высокие принципы братского интернационализма.
...Мэнсарт не дожил до наших дней, когда по южным штатам Америки волной прокатились «сидячие забастовки» молодежи, когда в «рейдах свободы» крепла солидарность людей доброй воли всех цветов кожи, когда с новой силой развернулась схватка за отмену сегрегации и полное гражданское равноправие американских темнокожих. Среди тех молодых людей были, верно, и внуки Мануэля: один из них сказал у постели старика: «Мы терпели триста лет. Мне это надоело... Я хочу драться!»
Перед взором умирающего Мэнсарта чередой проносятся видения. Сначала — бомбы, затмившие небеса, города в пламени и руинах, мир, содрогающийся от горя, ненависти и страха. Неужели так будет? Сыновья пожимали плечами, но Жан, приподняв Мэнсарту голову, твердо сказала: «Никогда!». И, разомкнув слабеющие веки, Мануэль заговорил снова: «То был страшный кошмар. Я вернулся из далекого путешествия. Я видел... миллионы русских, вчера еще неграмотных, а сегодня читающих вековую мудрость. Я видел миллионы китайцев, руками поднимающих родную землю, чтобы перегородить реки, которые размывают почву. Я слышал, как в Корее, Вьетнаме, Индонезии, Малайе поют птицы. Я видел Индию и Пакистан — объединенные и свободные... В Нью-Йорке...» — тут он откинулся на подушки и замолк.
Так умер Мануэль Мэнсарт — на семьдесят восьмом году своей жизни. Шел девяносто первый год от освобождения темнокожих в Америке.
Л-ра: Иностранная литература. – 1962. – № 6. – С. 281-283.
Произведения
Критика
