Василий Алексеевич Лёвшин (1746-1826)
А. С. Курилов
[…]
В. А. Лёвшин вышел из старинного, но небогатого дворянского рода и «родился, — как писал в автобиографии, — ...в городе Смоленске во время похода родителя его (тогда армейского капитана. — А. К.) с полком в Лифляндию...». Как и где прошли его детство и отрочество, мы не знаем. Известно, что он «в службу вступил 1765 года, продолжал оную сначала в армии в бывшем Новотроицком кирасирском полку, находился в походе против турков в первую кампанию с 1769 года и, дослужась порутчичьего чина, за приключившеюся ему болезнию, перешел в штатскую службу...».
Этот «переход» был связан не столько с болезнью (она явилась лишь поводом), сколько с желанием Лёвшина посвятить себя сугубо гражданским занятиям, к которым он чувствовал влечение, что стало возможным после смерти его отца в феврале 1772 г.: отец считал воинскую службу главным призванием дворянина, делом его чести, его долгом перед Родиной и не допускал мысли о каком-либо ином для сына поприще, кроме армейского.
Обуреваемый двумя, как позднее сам Лёвшин отметит в автобиографии, страстями, двумя «склонностями»: «... к словесным наукам и притом к опытам по экономической части...», он подает в отставку и, получив ее, отправляется в свое родовое имение.
Сделавшись «вольным дворянином», Лёвшин прежде всего пробует свои силы в качестве писателя: составляет (сочиняет) загадки и издает их отдельной книгой с характерным для того времени заглавием: «Загадки, служащие для невинного разделения праздного времени» (М., 1773). Затем обращается к собственно художественному творчеству и в 1775 г. в духе зарождавшегося у нас сентиментализма пишет «Утренники влюбленного» — «первый, — как сам же и отметит, — опыт... сочинения о некоторых чувствованиях любви», посвящая его своей будущей жене.
Сочинение это состояло из шести утренних монологов молодого человека, вот уже как «пятнадцать дней» разлученного с любимой, и пространного — на четыре «утренника» — нравоучительного письма, адресованного некоей «легкомысленной» женщине. В монологах герой, мысленно обращаясь к возлюбленной, изливает свои чувства по поводу разлуки, взывает к ее любви, восторгается полученной от нее запиской, сетует на свое «нещастное» положение, делится размышлениями о жизни, рассказывает о своем сне и т.д. Последний, десятый «утренник» завершается изъявлением радости перед предстоящей встречей с любимой. В «нравоучительном» письме он касается вопросов супружеской любви, возможных измен, ревности и тому подобных «чувствований».
Написанные хорошим языком, «высококвалифицированные в литературном отношении», «Утренники влюбленного», несомненно, яркий образец нашей ранней сентиментальной прозы. Если бы Лёвшин и далее пошел бы этой стезей, то вся слава первого нашего сентименталиста могла достаться ему, а не Н. М. Карамзину. Первого по значению, а не по времени, так как первым опытом в этом направлении были «Письма Ернеста и Доравры» (1766) Ф. А. Эмина, вторым явилась анонимная «сказка» — «Колин и Лиза» (1772) и только третьим стали «Утренники влюбленного» Лёвшина.
Последовавшая за «утренниками» женитьба, увеличение семейства (в 1777 г. у Лёвшиных родился первый сын, а всего у них было шестнадцать детей, из которых семь умерли в младенчестве), помещичьи заботы по «хозяйственной части» не позволяют в течение нескольких лет проявиться его «склонности к словесным наукам». Село Темрянь Белевского уезда Тульской области, где он жил и одним из совладельцев которого являлся, было небогато своими угодьями: «Земля сероглинистая. Хлеб средственный», правда, «покосы хороши», да «лес строевой и дровяной». 166 гектаров пашни, 53 гектара покосов, 541 гектар леса кормили не только многочисленные семьи господ и их слуг, но и «150 душ муж <еского> пола, 125 ж<енского>», не считая крестьянских детей. Ему и брату также принадлежали часть села Троицкого (39 душ муж. и 41 жен. пола) Одоевского уезда и 16 душ в сельце Дулово Белевского уезда той же Тульской обл., 61 муж. и 60 жен. душ в селе Надеино и 60 муж. и 45 жен. душ в селе Солониха Калужского наместничества практически без каких-либо угодий. Достатка у «мелкопоместного небогатого дворянина», в общем-то, не было...
Лишь в 1779 г. у Лёвшина появляется возможность хоть как-то решить материальные проблемы: он идет на службу (его выбирают заседателем Белевского уездного суда) и одновременно начинает подрабатывать переводами в качестве члена «Собрания, старающегося о переводе иностранных книг», куда был принят по рекомендации известного просветителя Н. И. Новикова. На гражданской службе Лёвшин находился, с перерывами, до февраля 1818 г., проработав четыре года заседателем и столько же лет судьей, а с 1803 г. до отставки — чиновником по особым поручениям при одном из статс-секретарей Александра I. Переводческая деятельность Лёвшина — он переводил с немецкого, французского и итальянского — не прекращалась до последних дней его жизни: «... и в самых преклонных летах, когда уж зрение его померкло, продолжал он заниматься переводами с помощию детей своих, из коих один читал, а другой писал им переводимое...»
Переводческую деятельность ему приходилось постоянно совмещать с авторской — собственным творчеством, а «во время служения», что и отметит в автобиографии, делить между одной и другой «свободные его часы, остающиеся от должности», т.е. основной, как бы мы сейчас сказали, работы. К счастью, интересы Лёвшина как переводчика, писателя и хозяйственника-экономиста совпали, что и позволило ему в полной мере проявить и реализовать «склонность его к словесным наукам и притом к опытам по экономической части».
Интерес к «славянским древностям», русской старине и национальной мифологии, пробужденный у россиян творчеством М. Д. Чулкова и М. И. Попова, стал определяющим для выбора Лёвшиным-переводчиком сначала «восточной повести» (с немецкого) «Везири, или Очарованный Лавиринф» (Лабиринт) (ч. 1-3. М., 1779-1780), а затем «Библиотеки немецких романов» (ч. 1-3. М., 1780), где были собраны «немецкие древности» — романы «рыцарские» и «народные» (бытовые). В свою очередь, опыт составителей этой «Библиотеки», а также ранее вышедших в Париже «Всеобщей библиотеки романов» и «Голубой библиотеки» народных «романов» (сказок) наводит Лёвшина на мысль о создании точно такой же «Библиотеки», но уже «романов» собственно русских.
«Романы, — считал он, — были первые книги большей части народов», и даже «дичайшие орды, равно как и просвещенные народы, имеют оные собственные». А раз так, то что говорить о народе русском, издавна просвещенном (т.е. христианском). Он убежден: Россия также имеет свои романы, но они по причине того, что «мы опоздали выучиться грамоте», не удостоились «предания на письме» и «хранятся только в памяти», а потому никто до сих пор не «почтил оные собранием и изданием в печать». Эту историческую несправедливость по отношению к древнейшим нашим «романам» и решается исправить Лёвшин. Он приступает к их «составлению»-реконструкции и в «подражание» прежде него «начавшим подобные предания» (имеются в виду Чулков и Попов) издает «сии» под общим названием «Русские сказки, содержащие Древнейшие Повествования о славных Богатырях, Сказки народные и прочие оставшиеся чрез пересказывание в памяти Приключения» (ч. 1-4. М., 1780; ч. 5-10. М., 1783; 4-е изд. — 1829) «с намерением сохранить сего рода наши древности и поощрить людей, имеющих время, собрать все оных множество, чтоб составить Библиофику Русских Романов» (ч. I. с. 4).
Полагая, что «повести о рыцарях не что иное, как сказки богатырские», Лёвшин создает на основе былин, исторических преданий и песен цикл повестей — «богатырских сказок» о временах «Великого Князя Владимира Святославича Киевского и всея России», о том, как «сражались и служили у него славнейшие Богатыри: Добрыня Никитич, Алеша Попович, Чурило Пленкович, Илья Муромец и дворянин Заолешанин», с чьей помощью «побеждал он греков, поляков, ятвягов, косогов, радимичей, болгаров и херсонян» (ч. I, с. 3, 7). Считая, что «начертания» жизни и «обыкновений» народных есть сказки (романы) «народные», Лёвшин «во удовольствие любителям сказок» пишет несколько оригинальных рассказов (новелл) — «бытовых сказок» плутовского, аллегорического и комического характера, основанных на реалиях современной ему российской действительности (о Тимоше, попавшем в ученики к разбойникам и сумевшем их обмануть, о Цыгане, о воре Фомке, о чиновнике-пьянице и «новомодном дворянине»). Эти «сказки», значительно меньшие по объему, чем «богатырские», составили «второе отделение» его «Русских сказок».
Лёвшин стоит у истоков нашего фантастического романа, описав в «Новейшем путешествии, сочиненном в городе Белеве» (1784, не окончено) полет россиянина на Луну и противопоставив «земной» жизни «лунную», где «нет государей» и государств, нет вражды, корыстолюбия, праздности и других свойственных землянам пороков, все любят друг друга и занимаются полезными для общества делами.
Его перу принадлежат несколько од и книги о жизни графа Б. П. Шереметева (1808) и князя Г. А. Потемкина (1811), «Собрание писем и анекдотов», связанных с жизнью А. В. Суворова, «с присовокуплением» сочиненной великим полководцем «Науки побеждать» (1809; 4-е изд. — 1858), а также «Родословная книга благородных дворян Лёвшиных» (М., 1791) и «Исторически сказание о выезде, военных подвигах и родословии благородных дворян Лёвшиных» (М., 1812).
Исследователи подсчитали, что по части «словесный наук» Лёвшин написал и опубликовал 42 книги оригинальных сочинений (включая издания отдельных пьес, но не считая переизданий его «сказок») и перевел около 30. Еще больше «по экономической части» — 14 оригинальных (30 книг) и 21 переведенная (72 книги, не считая переизданий) «касательно городского и сельского хозяйства» — по домоводству, садоводству, кулинарии, охотоводству, овцеводству, коммерции, цветоводству, строительству, ветеринарии, медицине и т.д., не считая многочисленных статей, написанных для экономических журналов, в том числе и издаваемого им самим «Экономического и технологического магазина» (1814-1815).
Уже младшие современники поражались и изумлялись работоспособности и широте кругозора Лёвшина. «Пересматривая его издания, — читаем в краеведческой заметке 1843 г., — замечаешь не поверхностное изучение всех отраслей наук, а обширные познания, которыми обладают немногие из новейших писателей». И это было правдой, а не данью вежливости. Труды Лёвшина и его познания не остались незамеченными. Он был членом и непременным секретарем Императорского Вольного экономического общества (1793) и Петербургского Филантропического общества (1804), почетным членом Общества Испытателей природы при Московском университете (1809) и Московского Общества сельского хозяйства (1821), ученым корреспондентом Филотехнического общества (1812), а также членом королевского Саксонского экономического общества (1795) и Итальянской Академии наук (1806).
Александр I награждает его орденами Св. Анны 2-го класса и Св. Владимира 4-й степени. Кроме того, «по разным случаям, — отметил он в автобиографии, — ...удостоился пожалован быть от Его Императорского Величества в разное время пятью бриллиантовыми перстнями; от Императорского Вольного экономического Общества получил семнадцать золотых и четыре серебряные медали как за решение задач, предложенных оным Обществом, так и по другим случаям и, между прочим, при коронации Государя Императора Александра 1-го получил по имянному Его Величества повелению одну золотую медаль».
Известность Лёвшина-экономиста была так велика, что даже Пушкин не смог обойти его вниманием и упомянул в седьмой главе «Евгения Онегина»:
Вот время: добрые ленивцы,
Эпикурейцы-мудрецы,
Вы, равнодушные счастливцы,
Вы, школы Лёвшина птенцы... —
дав к этому месту такое примечание: «Лёвшин, автор многих сочинений по части хозяйственной».
Вместе с тем как писатель, несмотря на то что в 1818 г. его избирают почетным членом Петербургского Общества любителей словесных наук и художеств, Лёвшин был практически забыт. Забыт... по причине анонимности издания самых знаменитых его книг: и «Русские сказки», и «Вечерние часы» вплоть до 30-х годов нашего, XX столетия настойчиво приписывались Чулкову. И хотя уже в 1812 г. был опубликован перечень сочинений Лёвшина, где под №43 значились «Вечерние часы» и под №44 — «Русские сказки», а в 1818 г. имя автора этих «сказок» прямо называет К. Ф. Калайдович, тем не менее историки литературы почему-то поверили А. Ф. Смирдину, который безоговорочно «расписывает» их в ряду сочинений Чулкова. В 1880 г. Г. Н. Геннади делает то же самое в своем «Справочном словаре», но его тут же поправляет библиограф Н. П. Собко, указывая подлинного автора, что и находит отражение в приложенных к соответствующему тому словаря «Дополнениях». Однако в 1894 г. с аргументацией в пользу авторства Чулкова неожиданно выступит Н. С. Тихонравов, и его точка зрения становится доминирующей вплоть до 1933 г. Только появление книги В. Б. Шкловского «Чулков и Лёвшин», на которую мы уже ссылались выше, окончательно снимает вопрос об авторстве Чулкова.
В 1945 г. Д. Д. Благой вводит Лёвшина в курс «Истории русской литературы XVIII века». Затем начинается публикация произведений Лёвшина: сначала отдельных басен, затем отрывка из «Новейшего путешествия», наконец, «богатырских» и «народных» сказок. «Утренники влюбленного», а также большинство басен никогда не переиздавались.
Из помещенных ниже фрагментов в наше время перепечатывался лишь «О происхождении бабы Яги» (в составе «Повести о дворянине Заолешанине»), «Повесть о богатыре Булате» не переиздавалась с 1829 г. Они публикуются по первому изданию «Русских сказок» (Ч. V. М., 1783. С. 244-246; ч. IX. М., 1783. С. 205-210), сверенному с последним прижизненным изданием (М., 1820). Отрывки из «Утренников влюбленного» даются по единственному изданию (М., 1779. С. 5-9, 68-70), басни — по книге «Нравоучительные басни и притчи» (М., 1787. С. 19-20, 62-64), с сохранением особенностей авторского правописания и орфографии.
Л-ра: Русская словесность. – 1997. – № 1. – С. 13-16.
Критика
