Своеобразие художественного эксперимента Майкла Муркока в научной фантастике: проблематика и поэтика романа «Се человек!»
Г. В. Липин
Майкл Муркок (род. в 1939 г.) - лидер Новой волны в английской фантастике, создает произведение, ставшее классикой этого течения - рассказ «Се человек!»(1966), удостоенный премии «Небьюла» и переросший позднее в роман (1969).
Этот роман принес писателю не только официальное признание и имя фантаста-новатора, но и скандальную репутацию разрушителя мифов и ценностей западной цивилизации.
Внешняя тема романа-путешествия во времени - традиционна. Но Муркок создает вариант путешествия в прошлое, в 28 г.н.э., а не в будущее, которое гак интересует фантастов космической поры. Герой романа Карл Глогауэр отправляется в поисках Иисуса и, не обнаружив там, сам становится Христом, беря на себя его судьбу.
Повествование охватывает два временных пласта - современный и исторический. В первом - это середина XX в. - воспризведена история внутренней жизни Карла от раннего детства до момента путешествия. Эта часть романа похожа на духовную биографию: герой страдает от одиночества, ищет любви и смысла жизни, стремится постигнуть основные духовные проблемы века.
Форма повествования нетрадиционна. Это и не описание, и не анализ, а как бы вспышки сознания, фрагменты душевного состояния, переданные бессвязно, хаотично, несколькими словами. Виртуозность Муркока-повествователя, изобретателя новых форм повествовательного дискурса, подчиненного не строгой логике мысли, а другим законам внутренней жизни, связывает его не только с литературным экспериментом середины XX века, но и с постмодернистами сегодняшнего дня: Дж. Барнсом, Д. Бартелмом, Р. Федерманом, Т. Пинчоном X. Эллисоном и многими другими писателями.
Второй пласт романа - это события истории начала христианства. Повествование сконцентрировано вокруг судьбы главного героя - путешественника во времени, принявшего на себя судьбу Христа.
Священное писание для Муркока-фантаста с его особым новым отношением к общепринятому и конвенциальному - не догма, а толчок для литературной изобретательности, нового современного осмысления истории и судьбы человечества. Детали евангельских историй вырастают в подробно выстроенный сюжет со множеством описаний.
Новое в научной фантастике, активно разрабатываемое Муркоком, Баллардом, Олдиссом, было связано не только с модернистской ассоциативной техникой повествования, но прежде всего с введением новой для этой литературы тематики. В романе Муркока все новые и непривычные для научной фантастики темы намеренно вынесены в подзаголовки или выделены в начале глав отдельными предложениями, как например: «секс и религия», «время и личность», «современный человек в поисках души». Эти проблемы были центром контркультуры середины 60-х гг. и в концентрированном остро пародийном освещении вошли в литературу Новой волны.
Кульминационный момент романа, который так волнует Карла, - встреча героя с Иисусом, но не историческим Иисусом, а тем, кого он нашел. В романе это психически недоразвитый подросток.
Главная особенность этого важнейшего момента романа, который и явился причиной нападок на писателя за проявленное кощунство и остался непонятым - в отсутствии окончательных идентификаций и двойном кодировании всей ситуации.
В Назарете появился «сумасшедший», спрашивающий всех об Иисусе. Марии, Иосифе. Знаменательно, что другого имени у героя в этих эпизодах нет. Прохожий говорит ему, что в городе много Иосифов и Марий. Да и Иисус - распространенное имя. И к «линии Давида» принадлежат многие. Самое страшное «кощунство» Муркока - изображение их сына по имени Иисус, дебила, - своей сенсационной яркостью гипнотизирует читателя, отводя его от вопроса: тот ли это Иисус? Нигде определенно не сказано, что тот. Карл мог не найти их. Недаром Муркоку понадобился целый город плотников со множеством Иисусов и Марий. Унылый неудачник, похотливая грязная баба и пускающий слюни имбецил не изображаются автором как реальное «святое Семейство». Выбор их на эту роль всецело принадлежит Карлу, который не на этот ли случай и назван безумцем? Конечно, в христианской культуре и в особенности западной демократии автора такой выдумки никогда не ждала бы судьба Салмона Ругиди с его «Сатанинскими стихами». Тем более понятно, что Муркок не просто подстраховался, показав не столько отсутствие Иисуса, сколько невстречу героя с ним. Ведь именно с этого момента сюжет «сдвигается», обманывая первые простые ожидания читателя. Он не о том, как исторического Иисуса Христа не оказалось, и его роль сыграл человека XX в., а о том, как человек XX в., казалось бы, скептик («агностик», сказано о Карле в романе), почему-то, в силу определенного внутреннего императива, берется играть эту роль и играет ее до кровавого конца. Почему? Вот семантический центр романа, написанного в ответ на этот вопрос. Миф - не ложь, вера - не то же, что религия, - вот части этого ответа; миф и вера как нечто глубинно-человеческое обнаруживаются в «неверующем» агностике, скептике, слабом, боящемся насмешек и т.д. и ведут его к решению стать Иисусом.
Слова, которые успел выкрикнуть Карл-Иисус перед смертью: «Это ложь, это - ложь, это ложь...», - ответ Монике, которая обвиняет его в слабости, в страхе, в бессмысленности подвига («мученничества»). Но эти слова «It’s a lie - it’s a lie, it’s а 1іе», совпадают для англичан со звучанием имени Бога, которое в Евангелии (написано по-гречески) цитируется по-древнееврейски: Eloi. Таким образом вносятся последние штрихи во внешний сюжет романа Муркока - непонятные римлянам английские слова будут интерпретироваться (и участниками распятия, и евангелистами) по-иному. Вырвавшиеся у Карла слова - не богохульство, а ответ «циничному неверию» Моники, невольно, но символично совпавший с именем Божьим. Муркок подчеркивает, что с этим словом, повторяемым все время, Карл и умер. Но вся сцена построена так, что читатель может и ошибиться. Вина ли это Муркока? Или - наоборот - доказательство его художнической серьезности, характерный для Новой волны отказ от объяснений и «разжевывания», от облегченных решений. Думается, анализ романа убеждает, что - последнее.
Муркок, создавший новую параллельную версию к Новому Завету, вписывается в ту линию развития литературы, для которой пег больше закрытых тем, сакральных текстов, которая скептически относится к священным мифам и священным текстам западной цивилизации.
Герой романа - это воплощение того человеческого типа, который литературоведы назвали «Christ-like figure»(человек, ориентированный на «внимание к другому, обладающий, пусть неосознанно, высшими ценностями и готовый на жертву жизнью, взяв на себя их защиту); автор дает ему фантастическую возможность разыграть в жизни параллельную историю Христа, взяв на себя - не спасение человечества и искупление его грехов, а доказательство, что Христос был, что его подвиг реален - доказательство, особенно значительное для будущего. В романе несколько раз в дискуссиях Карла с друзьями - повторяется фраза «Бог умер в 1945 г.» - в год окончания, а не начала страшной войны. Не потому ли, что только после 1945 г. стала открываться правда о войне и фашизме, о машине массового уничтожения - о том, на что способен обезбоженный человек? Для героя эта фраза имеет ключевое значение. И то, что он делает - это попытка ответить на вопрос, умер ли Бог.
Жанр романа трудно определить однозначно: это своеобразный сложный художественный сплав плоти контаминированного исторического рассказа, современной психологической драмы личности, произведенный в высоком температурном режиме постмодернистской пародии.
Черты новой литературы постмодернизма, такие отчетливые во всем творчестве Муркока, проявились в этом романе в особого рода игре с читателем, вынужденным переключать свое сознание в соответствии с законами «двойного кодирования» текста, не зачеркивающего Новый Завет, не подменяющего Марию потаскухой, а Иисуса дебилом, а выстраивающего «обманный ход», который читателем должен быть замечен, - а если нет, то, кто окажется автором кощунственной версии? Более того в контексте творчества Муркока и это «двойное кодирование» усложняется
В романс «Завтрак в руинах»(1972) не только самое появление этого же героя - Карла Глогауэра, но и выписанность его главной психи ческой доминанты - склонности к фантазированию, эмоционально-психологическому перевоплощению в «другого» и в другое Время, способности, которую он называет «самопознанием», сопроживать чужую жизнь и время, придают еще одно новое измерение роману. То, что происходит с Карлом в романе «Се человек!», возможно, такая же фантазия, как и придуманные им же многообразные варианты собственной судьбы в романе «Завтрак в руинах». «Многоверсионность» как главный сюжетный ход почти всех романов Муркока является одновременно и главным художественным принципом поэтики его лучших произведений.
Муркок открывает в общей формуле постмодернизма новые параметры «двойного кода».
Л-ра: Актуальні проблеми літературознавства. – Дніпропетровськ, 1997. – Т. 2. – С. 40-43.
Произведения
Критика
