Майкл Муркок. Город мечты
(Отрывок)
Посвящается ПОЛУ АНДЕРСОНУ за его романы «Сломанная шпага» и «Три сердца и три льва»
Покойному ФЛЕТЧЕРУ ПРЭТТУ за роман «Колодец единорога»
Покойному БЕРТОЛЬДУ БРЕХТУ за «Трехгрошовый роман», который по определенным причинам наравне с другими книгами оказал сильное влияние на первые романы об Эльрике
ПРОЛОГ
Это рассказ об Эльрике, которого тогда еще не называли Убийцей женщин, до того, как окончательно пало государство Мельнибонэ. Это рассказ о его ссоре с двоюродным братом Иирканом и его любви к Каймориль еще в те времена, когда эта ссора и эта любовь не привели Имррир, Город мечты, к огненному разрушению, пока его не разграбили пираты из Молодых Королевств. Это рассказ о двух Черных шпагах, «Повелительнице бурь» и «Шпаге печали», о том, как они были обнаружены и какую роль сыграли они в судьбе Эльрика из Мельнибонэ, судьбе, которая потом станет судьбой самого мира. Это рассказ о том, как Эльрик был королем, повелителем драконов, флота и всех людей этой получеловеческой расы, которая правила миром в течение десяти тысяч лет.
Это рассказ о человеческой трагедии, о трагедии Мельнибонэ, драконьего острова. Это рассказ об обуревающих душу чувствах и о человеческом тщеславии. Это рассказ о волшебстве и о предательстве, об идеалах и смертных муках, о несказанных удовольствиях, горькой любви и сладкой ненависти. Это рассказ об Эльрике из Мельнибонэ. Многое из того, что вы здесь прочтете, сам Эльрик вспоминает только в страшных кошмарах.
«Хроника Черной Шпаги»
КНИГА ПЕРВАЯ
…На островном королевстве Мельнибонэ соблюдались все старые ритуалы, но за последние пятьсот лет могущество нации сильно поколебалось, и сейчас старый образ жизни поддерживался только с помощью торговли с Молодыми Королевствами, а также потому, что город Имррир стал местом встречи торговцев.
Значит, ритуалы были больше не нужны?
Можно ли отринуть ритуалы и избежать своей судьбы?
Тот, кто хочет править империей вместо Эльрика, говорит, что это не так. Он говорит, что Эльрик принесет несчастья и вызовет падение Мельнибонэ тем, что отказывается выполнять ритуалы своих предков. Вот так и начинается та трагедия, которая, в конце концов и вызовет уничтожение всего мира…
Цвета высушенного дерева была его кожа, а длинные волосы, ниспадавшие с плеч, молочно-белого цвета. У него была большая голова с красивой посадкой, а с лица смотрели два чуть раскосых красных угрюмых глаза. Из свободно падающих рукавов его желтого одеяния виднелись две изящные руки, тоже цвета кости, лежащие на подлокотниках кресла, изваянного из кристаллов рубина. Красные глаза смотрели озабоченно, и иногда одна из рук делала легкое движение вверх, дотрагиваясь до шлема на белых кудрях. Шлем был сделан из какого-то темного, с зеленоватым оттенком, сплава и изображал дракона, готовящегося подняться в воздух, только что начавшего расправлять крылья. А на руке, которая бездумно дотрагивалась до короны, блестело кольцо, в оправе которого был один-единственный редкий Акторийский камень, внутри которого иногда что-то как бы менялось, и тогда сам камень менял форму, как будто это был не твердый минерал, а густой туман, и ему было так же тесно в его драгоценной оправе, как и альбиносу на троне.
Он глядел вниз, туда, где под длинной мраморной лестницей, ведущей к трону, развлекались его придворные, танцуя с такой грациозностью и легким изяществом, что можно было подумать, будто весь его двор – двор призрачных духов.
В уме своем он начал думать о морали и тем самым отделился от большинства придворных, потому что эти люди не были на самом деле людьми ни физически, ни умственно. Это был народ Мельнибонэ, Острова Драконов, который правил над миром десять тысяч лет и прекратил свое правление в последние пятьсот. И они были жестоки и умны, и любая мораль значила для них не больше, чем порыв ветра.
Молодому человеку, 42-му прямому потомку первого императора – Мага Мельнибонэ, их поведение казалось не только высокомерным, но и глупым. Было очевидно, Остров Драконов потерял почти все былое могущество, и не пройдет и двух веков, как он будет захвачен после очередного конфликта с появляющимися человеческими нациями, которые они называли немного свысока Молодыми Королевствами. Пиратские флотилии уже делали несколько неудачных попыток атаковать Имррир прекрасный, Город Мечты, столицу Драконьего острова Мельнибонэ. Но даже самые близкие друзья императора отказывались обсуждать возможность его падения. Они были недовольны упоминаниями об этом, считая его замечания не только немыслимыми, но и дурным тоном.
Поэтому император скучал в одиночестве. Он скорбел, что его отец, Садрик Шестой, не зачал больше детей, потому что тогда более достойный монарх смог бы занять место на Рубиновом Троне. Садрик был мертв вот уже год, с радостью прошептав приветствие тому, что пришло за его душой. Почти всю свою жизнь он не знал другой женщины, кроме жены. Императрица умерла, дав жизнь единственному малохольному отпрыску, но со страстью мельнибонийца (которой не ведали эти новые человеческие пришельцы) Садрик продолжал любить жену и не мог найти удовлетворения ни в чьем другом обществе, в особенности в обществе сына, который убил ее и который был всем, что от нее осталось. Волшебными снадобьями, пением рун, редкими травами был приведен сын к зрелости, и сила его искусственно поддерживалась всеми способами, известными королям-магам Мельнибонэ. И он остался жив только благодаря волшебству, потому что он был естественно бессилен и без снадобий вряд ли смог бы поднять руку в течение большей половины дня. Если молодой император и находил какие-то преимущества в своей слабости, то все они заключались только в одном: он очень много читал. Ему еще не исполнилось пятнадцати, когда он прочел все книги в библиотеке отца, причем некоторые из них перечитывал по нескольку раз.
Его силы в магии, началам которых обучил его Садрик, были сейчас большими, чем у кого-либо из его предков за много поколений. Его знание мира, лежащего за берегами Мельнибонэ, было глубоким и полным, хотя он почти не исследовал его лично. Если бы он только пожелал, он мог бы восстановить былое могущество Острова Драконов и править миром, как неуязвимый тиран. Но чтение научило его думать также о целях, для которых применяется волшебная сила, о том, следует ли ему вообще применять свои силы для какой бы то ни было цели. Чтение привело его к тому вопросу о морали, который он до сих пор еще не совсем понимал. Так, для некоторых подданных он был богом, а для других – угрозой, потому, что он думал и действовал не так, как должен был действовать истинный мельнибониец. Его двоюродный брат Ииркан, например, много раз высказывал сомнение в его праве властвовать над народом Мельнибонэ.
– Этот ничтожный школяр всех нас погубит, – сказал он однажды ночью Дайвиму Твару, Повелителю Драконьих Пещер.
Тот, один из преданнейших друзей императора, тут же донес ему об этом, но юноша отмахнулся от него, заметив, что это всего лишь незначительное предательство, в то время, как любой из его предков изобрел бы сказавшему это утонченную и изощренную публичную казнь. Отношение императора усугублялось тем, что Ииркан, который и сейчас не делал секрета из того, что сам хочет стать императором, был братом Каймориль, девушки, которую альбинос считал ближайшей из друзей и которая в один прекрасный день должна была стать его женой.
Внизу, на мозаичном полу, Ииркан мелькал в своих прекрасных шелковых одеждах, мехах и драгоценностях, танцуя с сотней женщин, каждая из которых, судя по слухам, была в разное время его любовницей. Его темные черты, одновременно красивые и отталкивающие, были обрамлены длинными черными волосами, завитыми и напомаженными, выражение лица было, как всегда, ироническим, а поза – высокомерной. Его тяжелый плащ развевался по залу, довольно сильно ударяя других танцующих. Мало кому это нравилось, но все молчали, потому что всем было известно, что Ииркан далеко не новичок в искусстве колдовства. К тому же, его поведение было именно таким, какое и ожидалось от дворянина Мельнибонэ. Император это знал. Ему было жаль, что он не может доставить удовольствие подчиненным, приняв участие в танцах, но он не мог принять участие в том, чего не принимал. И в этом, пожалуй, он вел себя еще высокомернее, чем Ииркан.
С галерей музыка зазвучала громче и стала более сложной, когда запел хор рабов, специально подготовленных и оперированных, чтобы каждый мог петь одну единственную безупречную ноту. Даже молодой император был тронут зловещей гармонией их песни, которая мало чем напоминала звуки, которые способен издавать человек. «Почему их боль и страдания дают такую изумительную красоту? – подумал он. – Или любая красота основана на страдании? Неужели это и есть секрет любого искусства, и человеческого, и мельнибонийского?» Император Эльрик закрыл глаза, чтобы поразмыслить, но был прерван каким-то шумом внизу. Двери распахнулись, и танцующие кавалеры застыли на местах, отступая назад и низко кланяясь по мере появления солдат. Солдаты были одеты в светло-голубую форму, их фигурные шлемы были самых причудливых форм, рукоятки копий с обоюдоострым концом украшены драгоценными камнями. Они окружали молодую женщину, чей светло-голубой наряд был таким же, как их форма. На ее обнаженных руках сверкали многочисленные браслеты из бриллиантов, сапфиров и просто золотые. Бусы из бриллиантов и сапфиров были вплетены в ее черные волосы. Она резко отличалась от придворных дам тем, что ни веки, ни щеки ее не были накрашены. Эльрик улыбнулся. Это – Каймориль. Солдаты были ее личной охраной, которая, согласно традиции, должна была сопутствовать ей при дворе. Она стала подниматься по ступенькам, ведущим к Рубиновому Трону. Эльрик медленно встал и протянул руки.
– Каймориль, я думал, что ты не окажешь нам сегодня чести своим присутствием.
Она улыбнулась ему в ответ.
– Мой император, я поняла, что у меня сегодня появилось разговорчивое настроение.
Эльрик был ей очень признателен. Она знала, что ему было скучно, и она также знала, что она была одна из немногих во всем Мельнибонэ, с кем он всегда был рад поговорить. Если бы это позволяли приличия, он уступил бы ей свое место на троне, но, согласно обычаю, она должна была сидеть на верхней ступеньке лестницы у его ног.
– Садись, прекрасная Каймориль, – он вновь уселся на трон и наклонился вперед, когда она села поудобнее и посмотрела ему в глаза со смешанным выражением иронии и нежности. Она мягко заговорила, как только ее охрана отошла, смешавшись у подножья лестницы с охраной Эльрика. Голос ее был слышен только ему.
– Не хотите поехать покататься со мной по дикой части острова завтра, милорд?
– Есть дела, которые требуют моего внимания, – ему понравилось ее предложение. Уже много недель не покидал он города и не скакал с ней верхом, когда стража держалась в отдалении.
– Они такие срочные?
– Какие дела могут быть срочными в Мельнибонэ? – он пожал плечами. – После десяти тысяч лет самые важные проблемы можно рассматривать в перспективе, – улыбка его была чуть снисходительной, как у молодого ученого, который решил подшутить над своим старым учителем. – Хорошо, завтра утром мы отправимся, прежде, чем остальные встанут.
– Воздух в пригороде Имррира будет свежим и ясным. Будет теплое для этого сезона солнышко. Небо будет голубым и безоблачным.
– Значит, ты тоже прибегла к волшебным заклинаниям! – рассмеялся Эльрик.
Каймориль опустила глаза и пальчиком стала водить по рисунку мраморной подставки трона.
– Может быть, совсем немного. У меня есть друзья среди самых слабых из духов стихий.
– Ииркан знает? – он дотронулся до ее волос.
– Нет.
Принц Ииркан запретил своей сестре заниматься какой бы то ни было магией. Все его друзья относились к темным сверхъестественным силам, и он знал, что с ними опасно иметь дело. Кроме того, его приводила в бешенство даже мысль, что кто-то обладает такими же силами, как и он сам. Возможно, поэтому он и ненавидел Эльрика больше, чем всех остальных.
– Будем надеяться, что весь Мельнибонэ нуждается завтра в хорошей погоде, – сказал Эльрик.
Каймориль с любопытством посмотрела на него.
– Это чувство вины, – начала она. – Это проявление сознания. Все эти цели не постигает мой бедный ум.
– Должен признаться, и мой тоже. Казалось, в этом нет никакой практической необходимости. И все же многие из моих предков предсказывали изменения в природе нашей Земли – как духовные, так и физические. Может, и я вижу одно из таких изменений, когда думаю свои странные, не мельнибонийские думы.
Музыка плыла, музыка затихала. Кавалеры продолжали вести танец, хотя почти все глаза были на Эльрике и Каймориль, когда они разговаривали на вершине лестницы. Многие гадали, о чем они говорят. Когда Эльрик объявит Каймориль своей будущей императрицей? Восстановит ли Эльрик обычай, отмененный Садриком, по которому, чтобы обеспечить счастливый союз правителей Мельнибонэ, повелителям Хаоса в жертву приносилось двенадцать женихов и двенадцать невест? Было совершенно очевидно, что именно отказ Садрика от этого обычая привел к смерти его жену, которая родила больного сына, тем самым ставя под угрозу само продолжение династии. Эльрик просто должен восстановить этот обычай. Он должен бояться повторения той судьбы, которая была уготована его отцу. Но некоторые говорили, что он вообще не собирается следовать старым традициям и тем самым создает угрозу не только собственной жизни, но и существованию самого Мельнибонэ и всему, что это государство представляло собой. И те, кто так говорил, были в очень хороших отношениях с принцем Иирканом, который танцевал, делая вид, что не замечает их беседы, или, вернее, не замечая, что его сестра разговаривает с двоюродным братом, который сидел на самом краю Рубинового Трона, забыв о своем достоинстве, который не проявил жестокости, отличающей прежних императоров, который оживленно беседовал, забыв, что придворные должны были танцевать для его увеселения. А затем вдруг Ииркан замер, не закончив пируэта, и поднял черные глаза на императора.
Рука Дайвима Твара потянулась к тому месту, где должно быть оружие, но в бальном зале никто не имел права его носить.
Пристально и настороженно смотрел Дайвим Твар на принца Ииркана, который начал подниматься по ступеням к Рубиновому Трону. Много глаз смотрели в том же направлении, следя за двоюродным братом императора, и мало кто продолжал танцевать, хотя музыка стала еще более волнующей благодаря стараниям рабов.
Эльрик поднял голову и увидел, что Ииркан стоит на ступеньку ниже той, где сидела Каймориль. Ииркан слегка поклонился, и поклон этот был явно дерзким и вызывающим.
– Я приношу свое почтение императору, – сказал он.
– Как тебе нравится бал, брат? – Эльрик прекрасно понимал, что мелодраматическое появление Ииркана, по замыслу последнего, должно было застать его врасплох, и, если возможно, унизить.
– Музыка вполне в твоем духе?
Ииркан опустил глаза и позволил себе улыбнуться загадочной улыбкой.
– Мне все здесь по вкусу, сир. Но, может быть, вам что-то не нравится? Вы не присоединились к танцу.
Эльрик поднял белый палец к своему подбородку и уставился на Ииркана, который продолжал прятать глаза.
– Я наслаждаюсь танцами, брат. Ведь вполне можно получать удовольствие, видя, что все другие довольны.
Ииркан казался искренне удивленным. Его глаза широко открылись, и взгляд встретился со взглядом Эльрика. Тот почувствовал легкий шок и уже сам отвел глаза, махнув изящной рукой в сторону музыкальной галереи.
– А, может, это боль других доставляет мне удовольствие. Не беспокойся за меня, брат. Я доволен. Ты можешь продолжать танцевать, зная, что твой император наслаждается балом.
Но Ииркана было не так легко сбить с цели.
– Но хотя бы для того, чтобы подданные императора не ушли опечаленными и встревоженными, что им не удалось доставить удовольствие своему монарху, император должен показать, что ему нравится бал.
– Должен напомнить тебе, брат, что у императора вообще нет никаких обязанностей по отношению к своим подданным, кроме одной: править ими. Это они обязаны ему всем. Такова традиция Мельнибонэ.
Ииркан не ожидал, что Эльрик использует такие аргументы, но он отпарировал:
– Я согласен, милорд. Обязанность императора – править подданными. Может, именно поэтому многие из них не наслаждаются этим балом в полную силу.
– Я не совсем понимаю тебя, брат.
Каймориль была встревожена поведением брата.
– Ииркан, – голос ее прозвучал доверительно.
– Сестра, – он признал ее присутствие, – я вижу, ты разделяешь нежелание нашего императора танцевать.
– Ииркан, – прошептала она, – ты заходишь слишком далеко. Император терпелив, но…
– Терпелив? Или просто небрежен? Может, он небрежно относится к традициям нашей великой расы? Может, он презирает гордость этой расы?
Теперь уже по лестнице взбирался Дайвим Твар. Видимо, он тоже почувствовал, что Ииркан выбрал этот момент, чтобы проверить, насколько крепко держится власть императора.
– Брат, – Каймориль была в смятении, – если ты останешься жив…
– А я не хочу жить, если исчез сам дух Мельнибонэ. А охранять дух нашей нации – это обязанность императора. Что, если у нас будет император, который не способен на это? Император, который будет слаб? Император, которому будет безразлична судьба и величие Острова Драконов и его народа?
– Гипотетический вопрос, брат, – Эльрик вновь обрел уверенность, и голос его был ледяным. – Потому, что такой император никогда не сидел на Рубиновом Троне и никогда не будет сидеть на нем.
Подошел Дайвим Твар, дотронулся до плеча Ииркана.
– Принц, если вам дороги Ваше достоинство и ваша жизнь…
– В этом нет нужды, Дайвим Твар, – поднял руку Эльрик. – Принц Ииркан просто развлекает нас своими интеллектуальными выкладками. Боясь, что мне наскучили музыка и танцы, – что, естественно, не так, – он подумал, что может предложить тему для разговора, который бы развлек нас. Я уверен, что это тебе удалось, принц. Мы хорошо развлеклись, – в последнюю фразу он нарочито добавил немного фальши.
Ииркан покраснел от злости и закусил губу.
– Но продолжай, дорогой брат Ииркан. Мне все еще интересно. Разверни свои аргументы.
Ииркан оглянулся вокруг, как бы ища поддержку, но все его сторонники находились внизу. Рядом стояли лишь друзья Эльрика – Дайвим Твар и Каймориль. Тем не менее, Ииркан знал, что сподвижники слышат каждое его слово, и что он потеряет лицо, если уступит сейчас. Эльрик ясно видел, что Ииркан предпочел бы закончить на этом их словесную перепалку и выбрать для нападения более подходящее место и время, но теперь он уже не мог отступить. Сам Эльрик тоже не имел ни малейшего желания продолжать эту дурацкую игру словами, которая, какую бы ни приобретала форму, в принципе была не более, чем ссора двух маленьких девочек, кто первая из них будет играть рабами. Он решил положить этому конец.
Ииркан тем временем начал:
– Тогда я хочу предположить, что император, который будет физически слаб, может быть слаб и духовно в своей воле править, как это…
И тут Эльрик поднял руку, останавливая его.
– Ты достаточно развлек нас, дорогой брат. Более, чем достаточно. Ты утомил нас этой беседой, когда должен был развлекаться и танцевать. Я тронут твоим участием. Но сейчас я тоже вдруг почувствовал, что утомлен, – он сделал знак своему старому слуге Тэнглбоунзу, стоящему на отдаленном конце мраморной площадки среди солдат. – Тэнглбоунз! Мой плащ, – Эльрик встал. – Еще раз благодарю тебя за твою заботу, брат, – потом он обратился ко всем придворным, толпящимся внизу. – Я доволен вами. Сейчас я хочу отдохнуть.
Тэнглбоунз принес плащ из белого лисьего меха и накинул его на плечи господина. Тэнглбоунз был очень стар и значительно выше Эльрика ростом, хотя спина его была согбенна, а руки и ноги так узловаты и кривы, как у старого крепкого дерева. Эльрик прошел всю мраморную площадку, на которой стоял Рубиновый Трон, и вышел в коридор, ведущий в его апартаменты.
Ииркан был в бешенстве. Он круто повернулся и открыл рот, как бы намереваясь обратиться к придворным. Те, кто не поддерживал его, улыбались довольно открыто. Ииркан сжал кулаки и бросил вниз свирепый взгляд. Потом он поглядел на Дайвим Твара, собираясь заговорить. Дайвим Твар окинул его холодным взглядом, ожидая, что новенького может сказать ему принц.
Тогда Ииркан откинул голову назад, так, что его кудри, завитые и напомаженные, оказались далеко за спиной, и засмеялся. Резкий звук его смеха наполнил весь зал. Музыка умолкла. Смех продолжался. Ииркан сделал шаг вперед и встал на мраморную площадку. Резким движением он закинул за плечо полу тяжелого плаща, так что тот завернул его тело. Каймориль подошла к нему.
– Ииркан, пожалуйста, не…
Он оттолкнул ее движением плаща и твердыми шагами направился к Рубиновому Трону. Стало совершенно очевидно, что он решил сесть на него, тем самым совершив одно из самых больших святотатств, расцениваемых как предательство, наказуемое самой ужасной смертью по законам Мельнибонэ. Каймориль побежала за ним, схватила его за руку.
Голос Ииркана был гулок:
– Все хотят видеть Ииркана на Рубиновом Троне!
Она с ужасом вздохнула и испуганно посмотрела на Дайвим Твара, чье лицо стало суровым. Тот сделал знак страже, и внезапно между Иирканом и троном возникло два ряда вооруженной охраны.
Ииркан повернулся и посмотрел на Повелителя Драконьих пещер. Он прошипел ему:
– Тебе очень повезет, если ты погибнешь вместе со своим господином.
– Эта почетная стража проводит вас из зала, – спокойно ответил Дайвим Твар. – Все мы здесь сегодня наслаждались вашей беседой, принц Ииркан.
Ииркан остановился, оглянулся вокруг, расслабился и пожал плечами.
– Времени вполне достаточно. Если Эльрик сам не отречется от престола, придется его скинуть.
Изящное тело Каймориль напряглось.
– Если ты причинишь Эльрику хоть малейший вред, я убью тебя собственной рукой, Ииркан.
Он поднял красивые брови и улыбнулся. В этот момент, казалось, он ненавидел свою сестру еще больше, чем двоюродного брата.
– Твоя преданность этому созданию решила твою судьбу, Каймориль. Я предпочту, чтобы ты скорее умерла, чем родила от него очередного недоноска. Я не желаю, чтобы наша кровь смешалась с его кровью. Подумай и позаботься о собственной жизни, сестра, прежде, чем угрожать моей!
И он бросился вниз по ступенькам, расталкивая тех, кто подошел поздравить его. Он знал, что проиграл, и похвалы льстецов только раздражали его. Огромные двери зала захлопнулись за ним с громким треском. Ииркан ушел.
Дайвим Твар поднял вверх обе руки.
– Продолжайте танцы, кавалеры. Наслаждайтесь всем, что найдете в этом зале. Это наш император ценит больше всего.
Но было ясно, что в эту ночь танцы долго продолжаться не будут. Придворные уже углубились в оживленную беседу, обсуждая происшедшее.
Дайвим Твар повернулся к Каймориль.
– Эльрик отказывается признать опасность, принцесса Каймориль. Тщеславие Ииркана может погубить нас всех.
– Включая и самого Ииркана, – вздохнула она.
– Да, включая и Ииркана. Но как мы можем избежать этого, Каймориль, если Эльрик отказывается отдать приказ об аресте твоего брата?
– Он верит в то, что таким, как Ииркан, надо позволять говорить все, что им вздумается. Это часть его философского учения. Я с трудом понимаю, что он хочет этим сказать, но такое отношение кажется основой его веры. Если он уничтожит Ииркана, он тем самым уничтожит ту базу, на основе которой создана вся его логика. По крайней мере, Повелитель Драконов, так он мне объяснял.
Дайвим Твар вздохнул и нахмурился. Не будучи в состоянии понять Эльрика, он иногда с испугом ловил себя на том, что симпатизирует взглядам Ииркана. По крайней мере, мотивы и действия Ииркана были просты, прямы и доступны пониманию. Однако он слишком хорошо знал характер Эльрика, чтобы допустить мысль о том, что его друг действует так по слабости или недомыслию. Парадокс заключался в том, что Эльрик терпел предательские действия Ииркана только потому, что чувствовал свою силу, потому, что он мог уничтожить Ииркана в любую минуту, когда бы ему пришло это в голову. А характер Ииркана был таков, что он должен был все время испытывать эту силу Эльрика, потому что инстинктивно понимал, что если Эльрик ослабеет и прикажет его убить, тогда и именно тогда Ииркан выиграет.
Это было запутанное положение, и Дайвим Твар искренне надеялся, что скоро оно кончится, и не менее искренне не хотел бы быть в нем замешанным хоть чем-нибудь. Но его преданность королевскому дому Мельнибонэ была сильнее, а его личная преданность Эльрику еще сильнее. Он несколько раз серьезно задумывался над тем, чтобы приказать тайно умертвить Ииркана, но он знал, что такой план почти наверняка не принесет успеха. Ииркан был колдуном большой силы и, несомненно, узнал бы о всякой тайной попытке заранее.
– Принцесса Каймориль, – сказал Дайвим Твар, – я могу только молиться о том, чтобы брат твой проглотил столько своей злости, чтобы она отравила его.
– А я присоединяюсь к тебе в этой молитве, повелитель Драконьих Пещер.
Они вышли из зала вместе.
Произведения
Критика
