Умное сердце Леопольда Стаффа
Александр Големба
К выпущенным стихам Леопольда Стаффа приложен портрет поэта: с клапана суперобложки на нас глядит пожилой человек, большелобый, с внимательными и немного грустными глазами.
Он похож, пожалуй, на старого врача, именно врача, целителя, эскулапа, не теоретика, а практика медицины.
И хотя Леопольд Стафф, проживший долгую и, видимо, нелегкую, хотя внешне и более или менее благополучную жизнь, был не медиком, а филологом, — не только в чертах его лица, но и во всем образе его действий, во всей его поэзии видится скорее врач человеческих душ, тонкий и умный целитель.
Поэты бывают разные.
Бывают громкие, оглушительно-эстрадные. Яркие. Броские. Легко запоминающиеся и легко переводимые на другой язык именно в силу своей яркости и броскости.
Бывают и другие поэты.
Скромные. Вдумчивые. С тихим голосом. Тихим, но убедительным.
Польский поэт Леопольд Стафф принадлежал к числу поэтов второго типа, к числу поэтов вдумчивых и тихих. В его поэзии почти нет гипербол, а когда они временами проскальзывают, они относятся к чему угодно, но только не к личности автора как таковой.
Мы уже немного отвыкли от стихотворцев такого рода.
Польского (и очень польского, невзирая на присутствие иных влияний) поэта Леопольда Стаффа трудно сравнивать с кем-либо из известных русских поэтов, пытаясь дать хотя бы отдаленное представление о самом характере его музы.
Стафф принадлежал к поколению Брюсова, Андрея Белого, Александра Блока. Есть у него отдаленное, быть может, кажущееся, сходство с Федором Соллогубом, и уж бесспорно некоторые его стихи отличаются — также, пожалуй, весьма отдаленным сходством с поэзией Баратынского и Фета.
Леопольд Стафф прожил долгую жизнь и прожил ее в бурную эпоху. И он писал и пел об этой эпохе. Он говорил о ней. Но разговор этот почти всегда шел не впрямую. Не средствами публициста и трибуна.
В стихах Стаффа, даже посвященных событиям дня, трепещущим и требующим отображения в поэзии, почти всегда звучит скромная, еле слышная песенка души.
Это поэзия любви к родной земле, причем не абстрактной любви к земле вообще, а именно к этим полям и долам, к этим деревьям, к этим ветвям, к этому пруду, затянутому или покрытому ряской. Это поэзия любви к людям этой земли, но не громогласная, не любой ценой самоутверждающаяся, а негромкая, скромная и проникновенная.
Леопольд Стафф умен. Но не умничаньем записного остроумца. У него умное сердце. Умная душа. И если искать какого-то определения, если приводить поэзию Стаффа к некоему знаменателю, то этим знаменателем окажется, должно быть, светлая печаль, просветленная печаль; не слабовольная неопределенная грусть, а именно просветленная печаль человека, которому нелегко жить на белом свете, но который, не склонив головы и не унизив сердца, прошел свой жизненный путь и ни в чем не раскаивается теперь, хотя и не пытается превозносить себя и свое собственное «я» как нечто достойное восхваления и не заслуживающее порицаний.
Может быть, каждое стихотворение Стаффа, взятое в отдельности, покажется вам неярким, контуры его стихов порой как бы размыты.
Прочтите его книгу подряд — и вы услышите его голос во всех его оттенках и переливах, и этот простой и чуть печальный голос непременно дойдет и до вашей души.
Да, в раннем Стаффе есть отзвуки французской поэзии, отзвуки Верлена, которого он любил и которому посвятил отличные стихи. И, должно быть, отзвуки Рембо. Но в целом Стафф — поэт своеобычный, оригинальный, обладающий «лица необщим выраженьем», но своеобразие это как раз такого склада, что его, это своеобразие, нелегко передать на другом языке.
Леопольда Стаффа переводят у нас не впервые.
[…]
Переводы В. Левика, Н. Сидоренко, В. Луговского, Н. Зиминой взяты из сборника 1954 года «Поэты — лауреаты народной Польши». Но большинство стихотворений переведено заново.
Стихи Стаффа, в которых звучат иронические, а порою даже сатирические нотки либо ноты патетическо-публицистические, великолепно передал Б. Слуцкий; лирические миниатюры прелестно звучат в переводах А. Гелескула, Н. Астафьевой, В. Британишского. Д. Самойлов превосходно передает по-русски те стихи Леопольда Стаффа, где польский поэт особенно органично связан с народной поэзией, с польской песней и сказкой. Необыкновенно лиричны переводы Марии Петровых.
Автор этих строк попытался сличать кое-какие переводы с польским текстом. Расхождения оказались незначительными.
Порою Леопольд Стафф, может быть, проще и безапелляционней, чем его истолкователи. Слово его порою сдержанней и весомей. Но у перевода свои законы, и стихи, как правило, не поддаются абсолютной дословной передаче, причем не только рифмованные стихи, но даже и так называемый «верлибр», то есть свободный стих, лишенный рифм и канонического размера.
Между прочим, сравнивая сборники 1954 и 1973 годов, замечаешь, что составители новой книги не воспроизвели ряд стихотворений из давнего сборника, преимущественно песенно-балладного характера. Быть может, им казалось, что здесь Стафф менее оригинален, чем в других его стихах, — более склонен к перепевам мотивов польских романтиков XIX столетия? Это жаль, потому что стихи Стаффа из этого цикла, например, «Баллада о потерянном башмачке», очень хороши в своем роде. Но возможно, что составители и правы. Они хотели показать Стаффа в его своеобразии. И это им удалось.
[…]
Книга стихов Леопольда Стаффа — превосходная книга. Ее можно (и должно!) читать и перечитывать. И помнить при этом, что радость общения со Стаффом доставили вам, читателю, его проникновенные и талантливые переводчики.
Стихи можно цитировать бесконечно.
Полностью и в отрывках.
В заключение, чтобы доказать читателю, как великолепно звучит Стафф по-русски, позволю себе привести два коротеньких стихотворения из его последней книги. Вот первое из них:
Гроза в лесу
Я спрятался в лес
перед близкой грозою.
Гром грянул, и хлынуло как из ведра.
Прошло. Прекратился потоп серебра,
И снова сквозь листья лазурь надо мною.
Но вдруг потянуло живым ветерком,
Деревья верхушками зашевелили,
И тут же второй окрестил меня ливень.
Поэтому дьявол не стал лесником.
(Перевод Н. Астафьевой)
И второе стихотворение, замыкающее книгу и как бы подводящее итог всей многотрудной жизни поэта:
Оставшийся от поколенья,
Я милых схоронил друзей.
Следил я жизни измененья
И сам менялся вместе с ней.
Любил людей, любил природу
И в будущее бросил взгляд,
Чтил только вольность и свободу,
Был облакам и ветрам брат.
Я вечной бронзой не прельщаюсь,
Ни трубной медью, ни толпой.
Лишь с комнатой пустой прощаюсь
И славой, тихой и скупой.
(Перевод В. Британишского)
Таковы прощальные строфы польского поэта Леопольда Стаффа (1878-1957). Жизнь его не прошла даром. Мотивы его поэзии подхватили его младшие современники, они развили их и понесли дальше — мы ощущаем присутствие Стаффа в стихах Юлиана Тувима и Константы Ильдефонса Галчинского: они стали ярче и пышнее, и все же большие польские поэты последующих поколений никогда не открещивались от своего кровного родства со старым чародеем польской поэзии, — скромным и строгим, вдумчивым и жизнелюбивым, крепко любящим землю и ее детей, и людей ее, — истинным поэтом Леопольдом Стаффом!
Л-ра: Литературное обозрение. – 1973. – № 7. – С. 85-86.
Критика
