Неизвестные сценарии Евгения Замятина. «Отрава поцелуя»

Одна из навязчивых тем творчества Замятина 一 боязнь соблазна (любовный регистр) и боязнь яда (политический регистр). Любовь пред­стает как отрава: она порабощает, сводит с ума, убивает.

В романе «Мы» желтая полынь и сделанный из нее зеленый абсент, галлюциногенный ликер, олицетворяют сладость женского тела. Поце­луй дурманит, превращается в поцелуй вампира:

Из-за Зеленой Стены, с диких невидимых равнин, ветер несет желтую медовую пыль каких-то цветов. От этой сладкой пыли сохнут губы — ежеминутно проводишь по ним языком — и, должно быть, сладкие губы у всех встречных женщин <...>.

На четырехугольном столике перед ней — флакон с чем-то ядови­то-зеленым <.>. <.> вы сейчас будете пить со мной этот очарова­тельный яд... <.> Опрокинула в рот весь стаканчик зеленого яду <.> Вдруг — рука вокруг моей шеи — губами в губы... нет, куда-то еще глубже, еще страшнее... <.> Нестерпимо-сладкие губы (я полагаю — это был вкус «ликера») — и в меня влит глоток жгучего яда — и еще и еще. <.>

<.> бред, результат вчерашнего отравления... Чем: глотком зеле­ного яда — или ею?

Все женщины — губы, одни губы <.> еще каплет сладкая кровь. Ее губы — мои, я пил, пил <.>.

Сладкие, острые, белые зубы; улыбка. Она в раскрытой чашечке кресла — как пчела: в ней жало и мед. <.> И затем опять — пчелы — губы, сладкая боль цветения...

<.> непонятные — ядовито-зеленые буквы: МЕФИ <.>.

Она отпивает красными губами и подает мне, и я жадно, закрывши глаза, пью, чтоб залить огонь, — пью сладкие, колючие, холодные искры <.>.

жуткие, сладкие ледяные иголочки во рту отвратительно-сладко острая, сладкая полоска зубов

Ее колени сквозь платье — медленный, нежный, теплый, обвола­кивающий все яд...^[1]

В сценарии «Д-503» осталась только одна фраза: «она, к его ужасу, курит древние папиросы, пьет какой-то зеленый алкогольный напиток и, что еще хуже, в поцелуе заставляет и его сделать глоток»^[2].

В «Принцессе Ванине» яд упоминается трижды. Губернатор Романьи (легат в повести Стендаля) «смертельно боится покушений на свою жизнь», поэтому донос Ванины он «читает издали, через лупу, не касаясь его: может быть письмо отравлено?». В другой сцене Ванина выхватывает из рук министра полиции Савелли стакан лимонада, выбрасывает его за окно и «с очаровательной улыбкой, объясняет, что позволила себе эту дерзость только потому, что ли­монад — отравлен» (в повести Стендаля, после лимонада Ванина выбрасывает и шоколадную конфету: «Берегитесь! У вас здесь всё отравлено: вас хотели умертвить». — Пер. Н. Немчиновой). В конце ночного свидания министр просит разрешения поцеловать будущую невестку — «если ее губы не отравлены», добавляет Замятин. Поце­луй скрепляет договор. Использовав мотив трижды, Замятин уже не упоминает о страхах Ванины Стендаля, которая боится, что тюрем­щики отравят Пьетро.

Эти два мотива, яд и поцелуй, переплетаясь, организуют сюжет сценария «Иван Грозный». В первых сценах персонажи христосуют­ся на Пасху. Царь и царица боятся расставленных перед ними яств и «крадут горшок щей, приготовленных для прислуги: это уж навер­но не отравлено!». Царица выбрасывает в окно отравленное яблоко (пришедшее из «Сказок» Замятина, из сюжета «Сказки о мертвой царевне»), но затем умирает, съев отравленное пасхальное яйцо, предназначенное ее супругу. Исполняя приказ царя, Василиса подает своему брату Василию кубок с отравленным вином. Иван, опасаясь лекарств, дает их сперва пробовать попугаю. Поцелуи в сценарии отмечают все повороты интриги, постоянно переворачивающие исходную ситуацию. Они сопровождают все появления героини: для Василисы поцелуй — едва ли не главная форма общения и с царем, и с братом. Она меняет облик и платье, но поцелуй позволяет узнать ее в любом обличье.

Почти так же, даря поцелуи, Ванина Замятина манипулирует обоими Савелли, племянником и дядей.

Римский император в страхе намерен покончить с собой («Это, может быть, последняя оргия: один из настоящих друзей императора намерен подсыпать яду в его вино»); приближенные Атиллы опасаются отравы (издох его конь), но погибает вождь в первую брачную ночь от ножа принцессы Ильдегонды (трагедия «Атилла» и сценарий «Бич Божий»).

В сценарии «Владыка Азии» отрава — в порядке вещей: «Ко­мендант <...> признает свою вину 一 и <...> спокойно, на глазах у богдыхана, принимает яд». Жена Тимура Улек, ревнуя к китай­ской принцессе, посылает ей фрукты. Тимур, опасаясь яда, дает их пробовать обезьянке. Но опасность в другом 一 в корзине прячется змея, которая кусает Тимура. Улек высасывает яд из раны мужа, но губы ее отравлены («Но едва Тимур прижимает ее губы к сво­им 一 как Улек вскрикивает от боли и отталкивает Тимура»), и она умирает.

В этой сцене соединяются главные сюжетообразующие символиче­ские мотивы Замятина: поцелуй, яд, змея, жена/муж на свадьбе супруга/ супруги, смерть в первую брачную ночь.

^[1] Замятин Е.И. Собр. соч. Т. 2. С. 212, 247—249, 251, 258, 260, 299, 311,316, 332, 352, 356, 361 (здесь и далее курсив мой — А.С.).

^[2] Замятин Е.И. Собр. соч. Т. 4. С. 38.