да продлятся твои века

* * *
Taip, taip! Dar mes turime ką mylėti!
O. Milašius

Visų pasitikti išeisiu.
Ar jau ištariau, kas esu?
Ar pasisakiau broliams medžiams?

Graudi brolybės diena.
Ant mūsų gyvenimo lyja.
Lietus atsiduoda melu.

Bet mes turim dar ką mylėti.
Pasikeiskim vietomis, broli:
tu į žemę žiūrėk, aš į dangų.


* * *
Да, да! Мы еще знаем, кого любить!
О. Милош

Выйду навстречу всем.
Я ведь рассказывал, кто я такой?
Я уже представлялся братьям-деревьям?

Горькое время братства.
Ливень на нас на всех.
Ливень как общая ложь.

Но мы еще знаем, кого любить.
Поменяемся жизнями, брат:
ты в землю смотри, я в небо.


* * *
Ant vasaros kaklo šermukšniai jau noksta.
Pažvelk į gamtos besikeičiantį mostą,
į pritilusį paukštį, į augalo rimtį,
į viską, ką galima skint arba rinkti:
o, vargšas pasauli, o, blunkančios spalvos –
kaip dygo, kaip kilo, žydėjo, sūpavos!
Kaip žaidė gyvybė, kaip nokdama brendo,
ieškodama ryšio — visuotinio, bendro!
Ir kaip ji apstulbo pajutus, supratus,
kad buvo tiktai įviliota į spąstus –
į formą, kuri kas akimirką trupa,
į vasarą? (varge!) begėdiškai trumpą.
O, vystantys, gęstantys broliai! Tai kerštas
už mūsų žydėjimo valandas karštas,
už beprotišką mūs nužengimą į žemę:
nužengę — vadinasi, ir nusižengę.

Ant vasaros kaklo šermukšniai jau noksta.

* * *
На шее у лета рябинные гроздья.
Побудь в тишине, как незваная гостья,
и голубя не спеши приголубить,
хотя еще можно сорвать и пригубить:
но мир увядает. О гордая малость —
а как все всходило, цвело, колыхалось!
А как вырастало, мужало и зрело,
но вдруг утомилось, познало, прозрело!
И вдруг онемело, покорное силе,
как будто бы душу в силки заманили —
в телесную форму, облегшую плотно,
в то лето (о горе!), что так мимолетно.
О бренные братья! Ведь это расплата
за сладость, с которою не было слада,
за шаг по земле и за страсть без уступок,
за поступь, поступок — а значит проступок…

На шее у лета рябинные гроздья.


* * *
Gyvenimas yra tai, kas greitai praeina.

O, paslaptingas keleivi! Ant tavo peties
sučiulbo žvaigždė. Pagalvojai: iš ten ji, iš sapno.

Sunkumas paleido tave. Galėjai žvelgti į dangų
kaip į pažįstamą veidą — be smalsumo, be baimės:
auksinis jis buvo, į vakarus parausvėjęs.

Bet kas juos atsimena, tavo sapnus, kas juos
suskaičiavo,
kas pilstė iš saujos į saują kaip spindinčias sėklas
dar nežinomo javo ir, pakėlęs prieš šviesą,
žiūrinėjo kiekvieną svarstydamas, sėt ar nesėti.

O, paslaptingas keleivi, kurs sapnuoji dabar,
atsirėmęs į akmenį — atrodo, tarsi mėgintum
jį ant nugaros užsiversti
ir neštis kaip sapną, žiūrėti į jį prisimerkus,
kaip į Tai, kas niekados nepraeina.

* * *
Жизнью является то, что скоро проходит.

О, таинственный путник! У тебя на плече
защебетала звезда. Ты подумал: оттуда, из сновиденья.

Тяжесть твоя отлегла. Ты умел поглядеть на небо
как на лицо знакомца — без любопытства и страха:
золотым оно было, к закату порозовело.

Но кто их запомнил, виденья твои, кто считал их,
кто пересыпáл их из ладони в ладонь, эти лучистые
семена

еще незнакомого злака, и, подняв против света,
разглядывал каждое, чтобы понять: сеять или не сеять.

О, таинственный путник, ты сегодня стоишь как во сне,
опираясь на камень — как будто бы хочешь
взвалить его на спину
и унести, словно сон, и смотреть сквозь прикрытые веки
на То, что никогда не проходит.


ŽYDĖJIMAS

Balsai sode. Seni balsai sode.
Lyg baltos vėlės klaidžioja tarp medžių.
Užmarštyje nespėjusios sudegt,
nedrąsiai atleidimo meldžia.

Palenksiu vyšnios šaką — baltume
sena kaltės didybė pasirodys.
Balsai sode — kažkas yra jame:
gal miręs veiksmas, gal dar gyvas žodis.


ЦВЕТЕНИЕ

Там голоса. Там голоса в саду.
Свет белых душ среди деревьев прoлит.
Забвенье не успело их задуть,
теперь они об отпущенье молят.

Склоняю ветку вишни — белизна
былой вины меня обнимет снова.
И чья-то боль еще в саду слышна:
погибель дела — или вечность слова.


NAKTIES LIETUS

— per naktį klausėmės lietaus: atrodė,
kad Laikas stovi kaip didžiulis medis
ir tai, kas laša tamsoje nuo jo
šakų — yra galbūt ir mūsų kūnai.

— lietau, o broli, su tavim į žemę
mums eit ir eiti: Viešpatie, koks ankštas
mūs laikinumo purvinas drabužis,
kiek daug prasmės beskausmėj lašo formoj!

— tu, budintis many, tylėk, tylėk:
pastoja kelią mums kažkas didesnis,
kol pagaliau pradegina akis
toks mažas, karštas, toks sūrus lašelis.

— lietaus šnarėjimas: giliau, giliau
nueinanti mintis — o gal per sapną
ją ištaria kas kitas: bet, brangieji,
tiktai gyvenimas yra tiesa.


НОЧНОЙ ДОЖДЬ
— мы ночью вслушивались в дождь: казалось,
как дерево, над всем восстало Время,
и то, что капало с его ветвей
на зябнущую землю, было нами.

— о брат мой, дождь, идти с тобой на землю
и в глубь земли… о Боже, как тесна
недолговечная сырая плоть, а в капле
как много смысла и как мало боли!

— ты, плачущий во мне, молчи, молчи:
незримый кто-то нам дорогу застит,
но маленькой, соленой, жгучей капле
в конце всего уступит слепота.

— о шорох ливня: только вглубь и вглубь
уходит мысль, а может быть, во сне
ее уже промолвил кто-то… Люди,
нет, кроме жизни, правды на земле.


RUDENS KLEVAS

Jis taip norėjo išsipasakoti mums,
taip troško atsiverti, bet nedrįso —
kaip vaikas, nežinodamas, supras jį ar atstums,
stovėjo laukdamas. Puošnus jo rūbas drisko
ir krito žemėn.

Buvo šventės pabaiga.
Su savo rūpesčiais išėjom, kaip atėję.
Ir tik nukritęs lapas dar vijosi ilgai —
lyg šauksmas temstančia rudens alėja.


ОСЕННИЙ КЛЕН

Он жаждал перед всеми высказаться вслух
и так мечтал забыться и открыться,
но не решался — вдруг я буду слеп и глух…
И это страсть была: порывиста, корыстна.
И вдруг он голым стал.

Кончались торжества.
Все разошлись, о мелочах толкуя и болея.
И медленно клубилась палая листва —
как слабый крик в осенней гаснущей аллее.

* * *
— lapais išklojo ruduo mano sielą
šilta minkšta jauku
gal kiek liūdna tiktai
reikėtų išmesti žodžius
jie veisiasi ten kaip vabzdžiai
kaip žuvys jie dūsta
nepramušdami ledo luobo tikrovės

— jie baigia mus sunaikinti
kasdien sutinku manekenų
iš vidaus apsirengusių žodžiais
jie niekuo nesiskiria nuo žmonių

— kartais jų žodžių drabužiai
būna madingi be galo madingi
nuodingi vabzdžiai
dieve atleisk mums vabzdžius

— bet kai išsirengi
kai nuogą save paleidi atrodai
bjaurus bežodis bedievis iškrypėlis
išsigimėlis šiaip ar taip tik vabzdys
ištrūkęs iš kuriančios rankos nebaigtas

— klampus ir sunkus kelias
norinčiam užsibaigti pabaigti save
į tylos vienuolyną
kur tyliu ergo esu —

* * *
— листьями выстлала осень душу мою
мягко тепло уютно
только немного печально
надо бы освободиться от слов
они там плодятся как мотыльки
дохнут как рыбы
не в силах пробиться сквозь лед сквозь кору и кожу

— скоро они нас прикончат
каждый день мне встречаются манекены
одетые изнутри в слова
они совершенно не отличаются от людей

— иногда их слова нарядны
по самой последней моде
ядовитые мотыльки
господи ведь и они крылаты

— но если раздеться
если голым остаться окажешься
безобразным бессловесным безбожным
выродком только лишь мотыльком
который недовершенным вырвался из творящей руки

— трудна и длинна дорога
для рискнувшего свершить завершить себя
в монастырь тишины
где молчу следовательно существую —

* * *
būk palaimintas kurs lieki
ne sudie sakau tau — iki

kojos kantriai apauga žole
jau ruduo o ji dar žalia

ak vėlu iš tikrųjų vėlu
dar nebuvo kad šitaip tylu

jau turbūt ir nebus daugiau
lyg pradėjau bet lyg baigiau

kai į vakarą vis gailyn
kai į žiburį vis gilyn

* * *
да продлятся твои века
не «прощай» говорю — пока

под ногами трава — она
даже осенью зелена

только поздно поздно уже
и такое беззвучье в душе

бессловесны добро и зло
что-то было что-то прошло

то ли вечность и пусто в ней
то ли вечер и нет огней

* * *
o žiede: kyląs iš tamsos, iš dvasios žaizdos,
iš giedojimo perplėštos gyslos —

žiede: sugautas, nuplaktas, įžeistas,
kraujo lašu ištryškęs —

tvinkstantį, skaudantį tavo augimą
nešu į saulėlydžio įsčias —

kliedėti gyvenimu, jo pėdsakus uosti,
užmiršti ir vėl prisiminti —

sapnuoti suplėšytą baltą šešėlį -
ritualinį sąžinės rūbą —

o žiede: nerandantis, kas tave pasakytų,
kas pasisakytų tavim —

bevaisis žydėjime, žiedlapių lūpų beaistre ugnie –
susideginki gyvas —

apsivaisinki alsavimu, širdies plakimu,
kančia, viltimi, galbūt meile —

taip, galbūt meile:

* * *
о, соцветие: родом из темноты, из душевной раны,
из песенной порванной жилы —

о, соцветие: поймано, скомкано, ранено,
с раскрытым бутоном крови —

твое острое, мучительное созреванье
несу в закатное чрево —

бредить жизнью, чуять ее следы,
забывать и заново помнить —

видеть во сне рваную белую тень —
ритуальное одеяние совести —

о, соцветие: ищешь, кто тебя скажет,
кто скажет тобой —

бесплодная страсть, бесплотный огонь лепестковых губ —
сожги себя заживо —

отяжели себя плодом дыхания, сердцебиения,
муки, надежды, любви —

да, скорее всего, любви:

* * *
Neramus buvo vakaras pilnas rudens
(arba atvirkščiai vakaro pilnas ruduo)
nuogos nekantrios rankos vienintelį langą uždengs
ir kūnas virpėdamas kūnui kaip rudeniui atsiduos

* * *
Вечер наполнен осенью — так темно
(или осень наполнена вечером — всё одно)
нетерпеливые голые руки гасят единственное окно
и тело в дрожащее тело как в осень погружено

* * *
vasarą auginau o užaugo ruduo
vis tiek tai geriau negu nieko
ypač kada nelyja
kai pro debesis prasišiepia saulė
gyventum sau ir gyventum

tiesa kartais eidamas pamatai
kaip sukniumba kokia žolelė
kaip raudoniu apsipila medis ar krūmas
kaip dingsta staiga
neblogai pažįstamas paukštis
(iš vakaro rodos dar buvo)

bet ir tai dar galėtų būti pakenčiama
(ką padarysi niekada taip nebūna
kad viskas būtų kaip buvo)
taigi galėtų būti pakenčiama
jeigu ne saulė
jeigu sakau ne saulė
vis dar ieškanti
rečiau bet vis dar ieškanti
sakytum iš paskutiniųjų
turbūt mūsų ieškanti
turbūt nukritusių lapų

* * *
я лето растил а выросла осень
все-таки лучше чем ничего
если не очень льет
и когда в облаках появляется солнце
жить бы и жить

правда изредка замечаю
как сутулится и бледнеет травинка
как багровеет дерево или куст
как вдруг исчезает
знакомая птица
(вечером вроде еще была)

но и это бы можно стерпеть
(что поделаешь никогда не бывает так
чтобы все осталось как было)

это бы ничего
если б не солнце
если бы говорю не солнце
которое ищет
нечасто но все-таки ищет
уже на пределе сил
то ли нас оно ищет
то ли палые листья

* * *
Tamsoje ieškoti, tamsoje,
kur žvaigždynai juodą šviesą skleidžia.
Širdyje surasti, širdyje:
nusidėjėlė, ji daug atleidžia.

* * *
В черноте, лишь в черноте брести:
в звездной тьме, где ничего иного.
В сердце, только в сердце обрести:
грешное, оно прощает много.