Родом из войны
О. Киляр
Труд поэта измеряется не количеством написанных произведений, страниц, а числом стихотворений, которые стали общепризнанными, которые запомнились, к которым возвращаются. Именно таким произведением является стихотворение (в некоторых изданиях — поэма) «Зинка», написанное в 1944 году.
Место этого стихотворения во всей фронтовой поэзии А. Абрамов отметил так: «В сообщество «пухтуры» («Баллада о пехотной гордости» А. Суркова), прокофьевской полроты «братьев Шумовых», в мир Теркина вошли «девчата, похожие на парней» Юлии Друниной и ее Зинка — «светлокосый солдат в бинтах кровавых», рассказ о которой будет переворачивать душу еще не у одного поколения читателей».
Это стихотворение содержит не комментарии и выводы, а душевное действие. Суть его предельно трагична и ясна. Зинаида Самсонова, девятнадцатилетняя девушка из рязанской деревни Колычево, фронтовая подруга Юлии Друниной, с которой «спали, подостлав под себя одну шинель, накрывшись другой, ели из одного котелка», честно и до конца выполнила свой солдатский долг: повела батальон в атаку, где была смертельно ранена.
Ю. Друнина рассказывает о своей судьбе, о своем горе с такой пронзительной болью, с таким накалом сердечного сострадания, что ее личное воспринимается как всенародное. В этом монологе слышен голос истинного Поэта, прослеживается единственный и неповторимый сплав личности и судьбы, биографии и легенды, единство обыкновенной девушки, одной из миллиона, за свободу Родины расплатившейся самым дорогим — жизнью, и всего народа.
Поэтесса глубоко сочувствует горю матери Зины, потерявшей единственную дочь («У меня есть друзья, любимый, у нее ты была одна»). Мать еще не знает о страшном горе, которое постигло ее. Юлия Друнина многому уже научилась на фронтовых дорогах, многое познала в этой жизни, но есть вещи, привыкнуть к которым невозможно:
И старушка в цветастом платье У иконы свечу зажгла.
...Я не знаю, как написать ей, Чтоб тебя она не ждала.
В этом автобиографическом произведении, где Друнина рассказала о себе и своей фронтовой дружбе, «на которую немного отпустила времени война», проявилось женское восприятие войны. Но женское не в слабости, не в мягкости, а в остроте сострадания к чужому горю: «обожженное сердце», не загрубело, не ожесточилось.
Образ матери, зажигающей свечу, белорусские болота, промерзшая сырая земля, черная рожь, ветры, поющие о далеких родных садах, куда не суждено вернуться солдату, — все эти поэтические обобщения сочетают наряду с подлинностью деталей широту взглядов, придают идее эмоционально-образную убедительность.
У этого стихотворения была еще одна, четвертая, строфа, включенная в ранние публикации произведения:
На переднем, где все герои,
Где медали вручает смерть,
Все же имя ее простое
Стало ярче других гореть.
Не до песен в боях пехоте —
Нам бы лучше поесть, поспать...
Но о Зинке из третьей роты
Стали песни в полку слагать...
«Эти восемь строк я исключила из окончательной редакции своего стихотворения «Зинка» по чисто литературным соображениям (ну, например, что за рифмы «пехоте — роты», «поспать — слагать»?). Однако восьмистишие это свято отразило истину», — расскажет поэтесса в своих автобиографических воспоминаниях. Своим военным стихотворениям Юлия Друнина даст такую оценку: «Они были стихами большого накала, они светились чистотой и искренностью юности, в них кричала боль пережитого. Они были и выражением собственного «я» и в то же время не только собственного «я».
Стихи Юлии Друниной почти всегда невелики по объему, но по движению мысли очень динамичны, емки по смысловой наполненности. Четкость, ясность общих линий задана установкой на высокие нравственные ориентиры, избранные поэтессой в годы Великой Отечественной войны. В центре сюжетной линии — память сердца, трагедия войны. Но расположены картины фронтовой реальности как бы «за кадром», определяя точку зрения автора на отобранный материал особым, свойственным только Друниной углом зрения. Признание в том, что баталистом она никогда не была, доказывается ее военными стихами.
То, что было пережито, откладывается в характере лирической героини, в ее решениях, поступках. Фронтовая память, пережитое лично заставляют ответственно относиться ко всему, что порочно, лживо. Поэтическим ответом на услышанную ухмылку о «форсивших в шинелях фронтовых красавицах» явится стихотворение, написанное в 1964 году, — «В шинельке, перешитой по фигуре...». Оно стало продолжением разговора о военной шинели, который занимает видное место в поэтическом наследии поэтессы-фронтовика. В стихотворениях «Возвратившись с фронта в сорок пятом...» (1948), «Я, признаться, сберечь не сумела шинели...» (1953), «Мы не очень способны на «ахи» и «охи» (1954), «Все грущу о шинели» (1969), «Тогда казалось...» (1982), как и в ряде других, говорится о шинели, которая была и одеждой, и постелью, и одеялом. «Шинель до пят, обрита голова — до красоты ли тут, до щегольства?..» «Пола шинели — под, пола шинели — над. Куда уж тут ее перешивать». Заключительные строки как бы открывают глаза на действительность тем, кто знает войну по фильмам, книжкам, и тем, кто «отсиделся в штабах прифронтовых»: «Куда ее перешивать? Смешно! Передний край, простите, не кино...» Юлия Друнина, воевавшая на передовой, имела право на такие слова. Гимн солдатской шинели слагается в стихотворении «Я принесла домой с фронтов России...» (1973): «Как норковую шубку, я носила шинельку обгоревшую свою».
Лирическая взволнованность и задушевность, так характерные для всего творчества Друниной, зазвучали уже в стихах ее молодости. Первые стихи — это лаконичная, искренняя исповедь щедрого сердца юной девушки, которая прямо со школьной скамьи «шагнула в блиндажи сырые». Поэтесса вносит почти дневниковые подробности в хронику войны.
Стихотворение «Только что пришла с передовой...» написано в 1944 году. Девушка-солдат, «мокрая, замерзшая и злая», «так устала — руки не поднять», печка дымится, затухая, нет дров, а самое страшное — «опять по окопам нашим бьют шрапнелью». Казалось бы, все очень плохо, да и «снова до утра смерть ползти со мною рядом будет». Но кроме чувства холода, страха, есть еще долг — помочь раненым. И святое чувство фронтового братства скрасит все невзгоды и лишения. Скупая мужская благодарность: «Спасибо, сестра!» — дороже всех наград. Такие стихи не могут родиться у того, кто этого не пережил. Кажется, что они написаны сердцем, а не разумом. У Юлии Друниной на этот счет есть свое мнение: «Кто-то невидимый диктовал мне строки, я их только записывала. Этот невидимый назывался Войной...».
«Не знаю, где я нежности училась, — / Быть может, на дороге фронтовой...», — строчки из стихотворения, написанного в 1946 году, на первый взгляд, кажутся надуманными. Разве можно научиться нежности, когда на твоих глазах умирают молодые, красивые парни и девушки, когда наступает враг, льется кровь, «пожары полыхают на Руси?» Но в этом и заключается проявление своеобразия видения войны юной, полной жизненных сил семнадцатилетней девушки. То, что на фронт Юля пришла вчерашней школьницей, не помешало ей ощутить всей полноты горя потерь и лишений, не раз «над братской могилой с опущенной стояла головой». Не легкомысленной, восторженной девушкой была она на войне, а солдатом: «Идет в шинели молодость моя». За этими скупыми строками встает образ истинной защитницы Родины, в чьем сердце будет место и ненависти, и жажде мести, и, что очень важно в характере как самой Юлии Друниной, так и ее лирической героини, любви, и нежности, и состраданию. Еле заметным штрихом поэтесса подчеркивает то, что особенно задевает за живое ее сердце: «И снова нецелованные губы израненный парнишка закусил».
В лирике Юлии Друниной гармонично сочетаются романтическая окрыленность с суровой прозой повседневности. «Для меня те дни навсегда останутся самыми романтическими. И я не одинока в этом своем ощущении. Так же думали и писали об этом С. Орлов, С. Наровчатов, М. Луконин, С. Гудзенко, об этом говорят мои ровесники — поэты, ныне здравствующие». Эти строки взяты из интервью с Юлией Друниной, в заголовок которого корреспондент подобрала соответствующие самой сути творчества поэтессы слова: «Зрением сердца».
Тема женской судьбы, исковерканной войной, останется одной из главных в течение всего творчества Ю. Друниной. Во многих стихотворениях рассказывается о конкретных судьбах женщин, у которых «души, фронтом обожженные». В стихотворениях «Бывает жизнь забавною...» (1970), «Вдова пограничника» (1970), «Прощание» (1976), «Геологиня» (1979), «Останься в юности, солдат!» (1984), «Фронтовичка» (1984) поэтесса хочет еще и еще раз напомнить о тех женщинах, кто навсегда остался одиноким, кто потерял близких, кто не сумел прожить жизнь так, как мечталось. «Никогда не была ты солдатской, потому что солдатом была» — эти слова относятся с полным правом и к судьбе самого автора. Неоднократно звучит мысль о том, что во всех бедах, «во всем лишь война виновата»...
Если внимательно всмотреться, «вжиться» в мир Ю. Друниной, то можно увидеть, как сквозь солдатские будни, суровые испытания, горькие потери и разочарования прорываются радость взаимной любви, надежность фронтовой дружбы, напутственные слова молодым. Ведь никогда не видевшее войну поколение должно знать, «что война (освободительная война!) — это не только кровь, страдания и смерть, но еще и высшие взлеты человеческого духа — бескорыстный подвиг, самопожертвование и самое, может быть, прекрасное фронтовое братство».
В стихотворении «Я родом не из детства...» (1979) Юлия Друнина противопоставляет мир души человека, пришедшего с войны, всем остальным, утверждая тем самым особое положение бывших фронтовиков, их ранимость, уязвимость. Она сама признается в том, что, вернувшись с войны, стала «незащищенней, чем другие». Война научила самоотверженности не только в высоком романтическом или героическом плане, но терпению и доброте в самом что ни есть житейском, будничном. Война обострила чувство товарищества, усилила ощущение ценности дружеской поддержки. Не ради красного словца воскрешает Ю. Друнина в стихотворении «Я курила недолго, давно...» воспоминания о том, как делились последним бинтом, «как делились махрой на привале». Она проводит параллель с мирным временем, когда самым важным также считаются дружеская поддержка, доброе слово и локоть товарища.
Тема долга перед павшими, тема памяти о прошедшей войне — сквозная для всех поэтов-фронтовиков. В творчестве Юлии Друниной эта тема решена многозначно: это и суровая исповедь о боевых соратниках, сражавшихся рядом («Зинка» (1944), «В почерневшей степи Приднепровья...» (1952), «Ванька-взводный» (1978), воспоминания о героях войны, чьи имена стали символом мужества, стойкости («Аджимушкай» (1974), «Я — Таня...» (1983). Особо надо отметить стихи, посвященные ушедшим из жизни фронтовым поэтам. Это такие стихотворения, как «От имени павших» (На вечере поэтов, погибших на войне) (1969), «На вечере памяти Семена Гудзенко» (1974), «На родине Сергея Орлова» (1980), «Памяти Бориса Слуцкого» (1985), «Кричу, зову...» (1986).
Сергею Орлову, с которым Юлию Друнину связывала большая личная дружба, посвящено много произведений, среди которых и поэма «Под сводами души твоей высокой...» (1977—1986). Строки этой поэмы звучат, как клятва верности общим идеалам, целям: «Я верна нашей дружбе так, как орбите своей звезда». Этот цикл стихотворений о Солдате, Поэте, Человеке продолжает традиции фронтовой взаимовыручки, готовности помочь друг другу. Весь трагизм потери друга передан поэтессой с неимоверным напряжением душевных сил. Своды храма души Сергея Орлова, куда так «торжественно и светло» было восходить, общаясь с поэтом, видя его «опаленный прекрасный лик», так мастерски описанные Юлией Друниной, как бы приоткрывают завесу и разрешают прикоснуться к святому чувству братства родственных душ, позволяют испить из источника вдохновения, который взаимно питал двух талантливых поэтов. Личная и творческая дружба прервалась безвременной смертью Сергея Орлова. Он «умчался в армейскую юность свою». «Догоняет война тех, кто мне всех дороже», — скажет Друнина, имея в виду скончавшегося от фронтовых ранений Орлова. «Ушли цепочкою, шаг в шаг впечатав, как будто на разведку в тыл врагов», солдаты Смирнов, Орлов и Наровчатов.
Смерть фронтовиков Ю. Друнина сравнивает с оборвавшейся струной, тем самым как бы предрекая и свой безвременный уход: «Что поделаешь, если только отпуск солдатам, только длительный отпуск дала Война?..».
На протяжении всей творческой деятельности Юлия Друнина создает образ солдата, ставший символом человеческого достоинства, нравственной силы, верности долгу. Образ неизвестного солдата, вечно живого в памяти потомков, распространен в творчестве поэтов-фронтовиков. С. Орлов, Ю. Друнина и другие сумели передать в своих стихотворениях боль о погибшем безымянном солдате. Сострадание к несостоявшейся молодой жизни стало высочайшим нравственным потенциалом, темой, которая не только не исчерпалась со временем, а наоборот, все больше и больше развивалась. «Можно сказать, что вечный огонь в честь неизвестного солдата впервые загорелся именно в стихах военных лет и первые памятники героям были вытесаны поэтическими перьями».
Слово «память» Б. Леонов назвал «ядром поэтического мира» Юлии Друниной. И это подтверждено всем творчеством поэтессы. Память о войне стала главным выразителем чувств, более того, эпицентром «каждого ее лирического признания, чему бы они не посвящались». Лучшие стихи поэтессы — это стихи о вечной памяти, о долге перед погибшими, о лучших годах юности, прошедших на войне. Воспоминания о прошлом присутствуют в художественном сознании автора. Для нее память не столько прошлое, сколько источник размышления о судьбе мира, о современниках, о проблемах общества.
Л-ра: Русский язык и литература в учебных заведениях. – 2000. – № 1. – С. 26-29.
Произведения
Критика
