«Песни для социалистов» У. Морриса и английская действительность 80-х годов XIX века
Л.В. Спицына
Политический цикл У. Морриса стал своеобразной поэтической летописью революционных событий того времени, в основу которого была положена идея социального оптимизма. Цикл создавался в момент подъема рабочего движения 80-х годов XIX века.
Характеризуя политический цикл в целом, мы утверждали, что гибкий и подвижный жанр песни может быть использован как на огромном многотысячном митинге, так и на вечере, в кругу друзей, поэтому стихотворения мы считаем синонимами песен. Еще одним подтверждением может служить стихотворение цикла «Не хозяин» (1884). Поэт усиливает впечатление от восприятия текста тем, что сам дает музыкальное сопровождение: мелодию «Отважного норвежца».
В этой песни У. Моррис возвращается к мотиву растущей силы пролетариата, он дает своеобразную социальную историю этого класса.
Он изображает класс не жертвой, а силой, которой необходимо пробудиться.
Пока звучит тема немногих, поднявшихся на борьбу, поэт делает центральную проблему роста движения: «Все растет и растет — мы тоже». И следующий вопрос поэта: «Слабый отряд, немногие?» — уже ироничен по отношению к только что сказанному.
Поэт выдвигает новое понимание задач поэзии как силы: жизнеутверждающей, отстаивающей свою политическую ориентацию, реализующую в окончательном ответе: «Это воинство». В ответе намечена тем самым тема, получающая дальнейшее раскрытие в следующем стихотворении «Марш рабочих».
Как видим, несмотря на то, что концепция поэзии в сознании поэта видоизменилась, ибо она возникает теперь непосредственно из жизни, тем не менее политический цикл чрезвычайно хорошо продуман с точки зрения и риторики. Единая тема — становление и утверждение борьбы рабочих — получает в каждом стихотворении филигранную обработку, на которую способна только большая филологическая культура. Разнообразие обработки таково, что каждое стихотворение как бы заключает в себе часть целого.
Песня «Не хозяин» обладает несколько усложненной символикой, затрудняющей восприятие его архитектоники. Наблюдается интересное слияние двух традиций, питающих поэзию У. Морриса, особенно ему дороги и близки, чартизм и романтизм. Его песни, как и песни чартистов, вышли из гущи борьбы, они понятны и злободневны, как и песни романтиков, моррисовская поэзия насыщена символикой, но и здесь он самостоятелен в неустанном поиске не статичного, а емкого символа, присущего этому дню борьбы, отсюда разнообразие, вариантность его символики. В более широком смысле, возможно, именно широкая символика, продемонстрированная Моррисом в цикле и виртуозно им примененная в изображении осознания общественной жизни, во многом повлияла на оформляющийся символизм 80-х годов XIX века. Взаимопроникновение, синтез двух революционных направлений в английской культуре дает нам феномен политического цикла У. Морриса.
В песне «Не хозяин» событийность стиха исчезает, для поэта важен сам факт действительности, вызвавший появление торжественно-трагической песни. Подобное обстоятельство вновь свидетельствует о том, что это скорее жанр песни, нежели гимна.
Поэт завершает его яркими сравнениями, расположенными таким образом, что их действие усилено до предела. «Вспышка молнии» лишь привлекает внимание, «рассекающий меч» добавляет звучание, «побеждающий шторм» — это действие стихии, уничтожающей старое и несущей обновление.
Конец XIX века — значительный этап в истории английской литературы. В результате широкого размаха социалистического движения и общего подъема общественного сознания в литературе резко усилилась идейно-художественная борьба направлений. Идейное размежевание в искусстве потребовало от У. Морриса выработки более четкой и ясной позиции. Творческие искания Морриса были тесно связаны с ощущением нарастающих социальных перемен, отсюда и функциональная направленность кульминационного стихотворения цикла «Марш рабочих» (1885). Появление в английской литературе подобного произведения уже утверждало в ней направление социалистической ориентации, демонстрирующее свой наступательный характер. Поэт выступает как агитатор, умеющий находить точные и ясные слова для политических призывов, обращенных к рабочей аудитории.
Стихотворение заключает в себе характерный литературный прием времени — синтез жанров. Здесь переплетаются традиции лирики и публицистики, в связи с чем, неизмеримо возрастает коммуникативная функция марша, превращающегося в политический документ эпохи.
Композиция стихотворения базируется на постепенном расширении объекта изображаемого: от страшной действительности, от бесприютности человека в капиталистическом обществе до сознания классовой борьбы за будущее, за всенародный фронт борьбы, к которой не только призывает марш, но и показывает его.
Расширение понятия «рабочий класс и весь мир» дает автору возможность создать картину, разрастающуюся в эпически народную героическую песнь.
Название стихотворения и первое четверостишие показывают новое конкретно-историческое и художественное мышление автора: противоречивость жизни в классовой борьбе. В художественном плане заглавие — это и заявка темы и начало зачина, — концентрируется внимание читателя на его идейно-политическом своеобразии. Выбор мелодии к американскому народному маршу «Джон Браун» не столько обращение к героической теме, сколько утверждение единства борьбы пролетариев всей земли.
При создании зачина поэт использует прием фольклорного параллелизма. В результате наблюдается процесс органического слияния элементов фольклора и поэтики гражданской лирики У. Морриса. Здесь нет соблюдения внешней, а поэтому кустарной стилизации, он использует несколько приемов, в частности, уже упомянутый прием единоначалия. Тем не менее глубокий демократизм, популярность в рабочей среде обусловлены именно преемственностью по отношению к фольклорной традиции.
Что за гул, что там за звуки? Что звенит у всех в ушах?
Словно ветра гул в долине, бурей мчавшего в горах,
Словно волны океана, нагоняющие страх?
Анафористический повтор «словно» усиливает эмоциональное напряжение и создает эффект постоянно расширяющейся картины. При этом подобное расширение сравниваемого смыкается с аллегорией человеческих ценностей.
Еще одна характерная черта: поэт следует и традициям гражданской лирики, в частности, чартистской, он создает возвышенно-патетический зачин, где использует риторические фигуры. Возникающий ассоциативный ряд риторических вопросов дает толчок к пониманию социальной ситуации как исходной для последующего движения. Если ценность начального фольклорного сравнения в создании постоянно расширяющегося интонационного потока, то риторические фигуры в сопоставлении создают высокий стиль оратора.
Особо важно для стихотворения создание романтической символики, обладающей иными качествами. Она выдержана на грани между традиционной осознаваемостью и его социально-конкретным содержанием. Конкретно усиливающийся гул, как явление природы, приобретает символическое значение; метаморфоза происходит в тот момент, когда отчетливо начинает звучать тема народа, идущего в едином порыве марша. Основа ее в перекличке и в созвучии возрастающего и неуклонного движения. Этой же цели служит чередование длинных и коротких строф припева, создающее особый музыкальный ритм порывистого движения.
Очерчена ситуация стихотворения. Периодически возникающий рефрен, в песне превращающийся легко в припев, не случайно использует фигуру «указание» (первые строки рефрена).
Обращает на себя внимание внутренняя логичность марша. Следующий куплет — это описание причины и цели движения. И далее идет разработка этой темы: его интересует предыстория. Для усиления общей темы стихотворения — исторического оптимизма — поэт как бы подводит поэтический итог.
В целом стихотворение — песнь напоминает ораторскую речь с ее периодичностью.
Устремленность в будущее и ясная гармония стиха, социальная зоркость автора заключается прежде всего в создании образа народа, активно участвующего в исторических событиях, где каждая личность живет заботами и интересами всего трудового человечества. В марше наглядно видно, что личное субъективное «я» исчезает, растворяется в «мы», здесь напряженное переживание всего коллектива передается с большим эмоциональным напряжением. Границы его поэзии расширяются, включая в себя доселе не существовавшие темы.
Возрастающая политическая зрелость поэта проявляется и в соотношении лирического субъекта и объекта изображаемого, ибо здесь нет и попытки интерпретации «я» по отношению к «мы». Судя по содержанию стихотворения, в основе его создания отразился процесс складывающегося нового мировоззрения автора и его новой эстетики, связанной с политической убежденностью. Передовые представления о грядущем сыграли большую роль в деле воспитания солидарности рабочих мира. Всеобщее «мы» и личное «я» слиты воедино, отсюда проблемы мира решаются как глубоко личные. Подобная же черта наблюдалась и в героическом эпосе. У. Моррис вплетает в ткань произведения нетленный интерес к судьбе коллектива, из которого вышли и герой, и автор. В марше несколько отличны принципы отражения действительности, здесь конкретизируется не масса реальных деталей, а сама тема — рабочий класс — и само понимание эпики. Для поэта-сказителя цель и желания каждого «я» совпадают одновременно, слиты с эпически понимаемым «мы». Отсюда категория личного «я» уходит на второй план, ибо она основана на понятии синонимичности: то, что переживает каждый, испытывает весь коллектив. Более того, поэт тему коллектива соотносит с воинством — народом, подчеркивая названием «марш рабочих» главное в интерпретируемой им теме. Воспроизводя черты традиции, поэт в то же время обновляет ее, связывая патриотизм и героизм с преобразованием всего мира рабочих.
«Марш рабочих» пронизан оптимистическим пафосом. Общественная проблематика, сила и искренность протеста определили характер стихотворения, поставили его в центр всего цикла «Песен для социалистов». Сила художественных обобщений тесно связана с социальной проблематикой стихотворения. Взаимосвязь жизненного материала и мировоззренческих основ проявляется особенно ярко на примере данного стихотворения. Изменяется осознание роли поэта, который должен силой поэзии призвать к улучшению жизни, к ее социальному и нравственному изменению. У. Моррис в 80-е годы понимает поэзию как активнейшее средство революционной пропаганды.
Поэт дает конец марша как страстное обращение ко всем, как своего рода обобщение темы борьбы, для него стихия марша рабочих — стихия наступательная, поэтому и в этом стихотворении нет какого-либо отступления от традиции. Характерные для цикла символы по отношению к предыдущей песне конкретны и четки, они выполняют вспомогательную функцию создания обобщенной духовной атмосферы периода подъема пролетарского движения.
Разбираемые три варианта перевода стихотворения У. Морриса «Марш рабочих» на русский язык сделаны в разные периоды и, естественно, несут на себе отпечаток как особенностей таланта переводчиков, так и своеобразия времени их создания.
Первый вариант перевода был сделан Д. Выгодским для собрания сочинений Э. Синклера. Стихотворение У. Морриса вошло в своеобразную антологию, посвященную теме революционного переустройства мира, созданную американским писателем. Отсюда отношение к оригиналу несколько небрежное: не столько перевести, т. е. воссоздать, сколько донести до читателя тему написанного английским поэтом марша. Переводчик свободно обращается с текстом, он выпускает из оригинала почти половину строф, искажая при этом и саму строфу. Естественно, что подобный вариант стихотворения не мог привлечь внимания ни критиков, ни тем более читателей. Время создания Д. Выгодским перевода — 1926 год, когда с легкой руки Б. Арватова о Моррисе утверждается мнение как о «мелкобуржуазном и реакционно-утопическом» поэте. Подобная поспешность в оценке деятельности английского поэта привела к значительному искажению оригинала.
Второй вариант перевода «Марша рабочих», выполненный В. Исаковым, можно найти в «Антологии новой английской поэзии». Он отличается от предыдущего тем, что стихотворение переведено полностью. Переводчик стремился с предельной полнотой донести до читателя политическое звучание оригинала, его оптимистический пафос. В. Исаков обратил внимание на фольклорную основу созданного англичанином марша, понятно стремление сохранить и романтическую тенденцию, где «целый мир для них жилище, вся земля для них приют»; сохраняется еще романтическая символика: «горечь — сладость», «богач — раб», «прошлое — будущее», «день — ночь». Отсюда стихотворение приобрело романтико-гуманистический пафос, несколько абстрактный.
У В. Рогова, также переведшего стихотворение полностью, проявилась иная тенденция: черты реализма и ораторских приемов. В данном случае уже не «рать», а «войско», несколько лучше и точнее переведена последняя строка припева: «гнев с надеждой встал впервые» и т. д. Перевод В. Рогова был сделан для сборника «Европейская поэзия XIX века» (1977 год), поэтому переводчик дает представление о поэте с позиции опыта современной ему литературы. Возможно, именно здесь кроется причина того, что романтические и фольклорные тенденции оказались на втором плане: так, отбором стилистических средств стихотворения придается звучание действия, в то время, как ранее было звучание символа: «С нас довольно рабской доли, мы возьмем свои права». Перевод В. Рогова выявил реалистическую тенденцию стихотворения, позволяющую увидеть марш У. Морриса с позиций демократической литературы социалистической ориентации.
Из краткого обзора переводов стихотворения У. Морриса «Марш рабочих» видно, что опираться можно лишь на два последних варианта. Несмотря на наличие досадных неточностей они доносят до русского читателя сложность и красоту поэзии английского барда.
В кругу друзей звучала песня «Пусть черт тебя утешит» (1885), которую в жанровом отношении можно отнести к застольной песне. Здесь лирическая непосредственность соединена в каждом куплете с большой и глубокой темой.
Первый куплет застольной темы традиционно собирает друзей вокруг стола, но это — стихотворная политическая шутка, где за искрящимся юмором стоят все те же проблемы, которые звучали и разбирались в предыдущих песнях. Сам жанр застольной всегда был популярен. У. Моррис же наполнил его политическим содержанием. Здесь он следовал гуманистической традиции Р. Бернса, чартистов и Беранже. В данном случае у поэта, как и у его великих предшественников, простота формы не подражание, а позиция автора, понимавшего, ценившего и развивавшего традиции народных песен. Отталкиваясь от народной формы, У. Моррис строит свое творчество учетом этой основы.
Беспечность, видимая легкость приглашения разрушается последней строкой, вновь вводящей политическую тему в песню. Подобный зачин создает определенную эмоциональную настроенность, четко обозначает тему.
Такие дружеские травести заключали в себе свободную композицию, где переход от одной темы к другой ничем не обусловлен. У застольной У. Морриса в наличии определенная четкая логика: от темы единства пролетариата он переходит к тому, что должно следовать за ним, — «грядущий бой», чтобы «исчез последний богатей». По сути дела логика песни сводилась к созданию положительной программы будущего. Поэт воздает должное честному труженику, не являющемуся уже романтическим одиноким героем, лишенным социальных корней. Моррисовский герой находится в кругу друзей и говорит о том, что волнует его в данный момент. Этот герой не из анакреонтической поэзии, ему присуща иная радость и иное счастье, он гораздо жизненнее и убедительнее. Подобное настроение, основанное на логичности развития мысли, чаще всего встречается в философской лирике (XVIII века). Обилие риторических вопросов, вносящих элемент живого общения, постоянные обращения, восклицания, призывы — все эти средства риторики соединяются с функциями, казалось бы, далекими от поэтических условностей, но здесь необходимыми: публицистичностью, агитационностью, плакатностью.
Одним из первых в английской литературе У. Моррис стремился воссоздать в лирическом жанре все величие исторического подвига простого парня, рабочего. После «Марша рабочих» закрепляется понимание понятия «народ» как синоним понятию «рабочий». Он утверждал нового положительного героя, который прежде выступал в роли страдальца. В лирике У. Морриса рабочий вырастет до монументального образа, закалившегося в страданиях, ставшего не только героем, но и идеалом. Не случайно во время сложной литературной борьбы конца XIX века У. Моррис заговорил об идеале, которого так не хватало его современникам. Идеал поэта тесно связан с понятием борьбы пролетариата, где всегда присутствовало героическое начало. Осуществление идеала поэзии поэт видел в гражданском активном пафосе. В данном случае форма элегии, предполагающая мотивы грусти и прощания, пронизана активным духовным началом жизни и борьбы. Имеющиеся определенные черты торжественности утверждения дела, которому отдана жизнь, утверждают в творчестве У. Морриса несколько иные жанровые качества элегии.
Временные пласты элегии «Песня смерти» расположены своеобразно: прошлое не только определяет настоящее, оно постоянно вклинивается в него не ретроспекциями, а ради момента побуждения, ускорения действия настоящего. Поэтому не происходит величественной череды времен все ведет к усилению динамики настоящего.
Время статично лишь для тех, кто живет скотом и способен только мечтать об изменении своего положения не делая усилий.
Противопоставление двух возможностей ухода из жизни усилено рефреном, разделяющим стихотворение на четыре части. Рефрен приобретает важное значение и своей противопоставленностью усиливает величие мотива. Параллелизм, созванный простором рефрена, выступает как поэтический прием, определяющий сопоставление двух миров.
Появление в лирике поэта подобной концепции идеала позволяет затронуть еще один аспект политического цикла, который включает в себя и понятие партийности.
В данном стихотворении ярко проявилась агитационно-пропагандистская позиция поэта. В идейно-теоретическом плане это — одно из самых резких стихотворений. Критерий оценок определен темой прощания с погибшим товарищем, павшим за свободу. По мнению У. Морриса, подлинный патриотизм и героизм возможен только в борьбе за нее, и только подлинно свободный человек может жертвовать собой на благо общества. Для него борьба за свободу — истинная основа положительного образа. Всей философии У. Морриса и особенно данному стихотворению присуще сопряжение социально-политических и эстетических идей. Его социально-этическая программа была сложной, но, благодаря данному циклу, можно ясно увидеть, что она была призывом к действию, попыткой переосмыслить буржуазные нормы поведения с революционных позиций, внести в нравственное сознание современников новые идеи, дать новое пролетарское направление морали и литературе.
«Послание мартовского ветра» (1885) начинается с яркого обращения, являющегося традиционным приемом высокого ораторского стиля. Воссоздание общности с аудиторией заставляет поэта перенести предельную идейную и эмоциональную нагрузку на зачин.
Столь явная целевая задача определила композиционную и стилевую структуру стихотворения. Смысл политического послания заключается в стремлении утвердить веру класса в вой силы. Послание к рабочим, написанное в момент подъема пролетарского движения, приобретает приподнято-торжественные интонации, усиливающиеся в тех случаях, когда поэт говорит страшно о настоящем, влекущем свои жертвы.
Потребность выразить в лирике чувство сопричастности с социальной активностью масс возрастала по мере развития политического цикла, найдя свое завершение в послании. Жанр послания не случайно возникает в цикле, ибо он обусловлен определенными эстетическими особенностями, такими, как устремленность к диалогической форме; уже изначально предполагает ответную реакцию, активность читателя, слушателя, ибо в данном случае он проистекает не из формы дискуссии, а, наоборот, из совместного знания не бытия, мира и человека, а из общности идейно-политических категорий, вырабатывающихся в процессе диалога.
И все-таки нельзя забывать, что лиро-эпическая природа данного стихотворения заключается не в его самоценности, а в тоне всей поэмы «Пилигримы надежды», поэтому правы составители сборника У. Морриса на английском языке, что вслед за последним стихотворением политического цикла идет поэма с ее вступлением.
Адресат послания не абстрактен; это конкретная аудитория — рабочая среда. Тем более, что следующий шаг в развитии мировоззрения и творчества поэта — создание образа рабочего-борца.
У. Моррис понимает поэзию послания как осознание программного пролетарского движения, поэтому чрезвычайно легко увидеть эволюцию поэта: идеи гражданственности и гуманизма, в отличие от ранней поэзии, принимают ярко выраженное политическое звучание, а не абстрактно отвлеченный характер. В основе послания лежит сформировавшаяся этико-философская концепция.
Рассматриваемое произведение У. Морриса является важнейшим политическим документом эпохи, отражавшим интерес с проблеме эстетической программности пролетарского движения, к собирательному образу автора как субъекта и адресата, принадлежащих к новому оформляющемуся коллективу.
От классицизма — дидактичность послания. Отличие от романтизма — не внешний конфликт личности и общества, а внутреннего «я».
Политический цикл «Песни для социалистов» объединен единой темой борьбы и осознанием будущего освобождения труда. Тема свободы как социальной справедливости получает свое звучание в каждом стихотворении.
У. Моррис соединяет свое будущее и будущее всего человечества с классом, к которому не принадлежал по рождению, к которому его привел поиск идеала прекрасного. Политической и идеологической задачами гражданственного цикла «Песни для социалистов» была пропаганда идей революционной борьбы, пробуждения сознания рабочих, сплочение их ради будущего. Поэтому цикл — это не произвольно или хронологически объединенные песни, это поэтическая летопись, борьбы с ее героическими победами и горькими поражениями рабочего класса. Здесь каждая песня — это оживающее время 80-х годов XIX века с его иллюзиями и искренней верой, поэтому закономерно обращение к сборнику «Песни для социалистов».
У. Моррис, создавая поэтическую летопись, перестроил собственное творчество тематически, спроецировав его на проблему социального идеала. Это определило не только новый характер поэзии У. Морриса, но и формирование художественного вкуса у его современников.
Л-ра: Художественное осмысление и действительность. – Москва, 1988. – С. 40-53.
Произведения
Критика
