«Опыты» М. Монтеня и проблема зарождения жанра эссе
Е.П. Зыкова
Проблема эссе как особого литературного жанра сложна и еще мало разработана. Как жанр, сложившийся довольно поздно, и главное, находящийся на периферии той области, которую в культуре Нового времени принято называть художественной литературой (а частично и выходящий за ее пределы: эссе историческое, философское, литературно-критическое и т. д.), эссе не вошло в классические поэтики и почти не подвергалось серьезному обсуждению.
Термин «эссе» употребляется в большинстве случаев крайне широко и неопределенно, им называют самые разные произведения, от собраний путевых заметок до литературных манифестов. Это широкое употребление термина сложилось исторически: писатели называли так свои произведения, в одних случаях стремясь подчеркнуть скромность задачи (значение слова «эссе» при этом понимается буквально: как первая попытка, проба пера, нечто незаконченное, не претендующее на полновесное звучание), в других же просто не подобрав более точного определения и полагая, что это слово подходит для обозначения любого сочинения свободной композиции и самого разнообразного содержания.
Сложность изучения эссе состоит также в том, что, с одной стороны, авторы, особенно в эпохи популярности этого жанра, называли «эссе» произведения, явно относящиеся к другим жанрам: «An Essay on Human Understanding» (в русском переводе «Опыт о человеческом разуме») Д. Локка, философский трактат, «Аn Essay on Маn» («Опыт о человеке») А. Попа, дидактическая поэма. С другой стороны, к этому жанру иногда принадлежат сочинения, относимые авторами к смежным жанровым разновидностям: «письма» (сборник О. Голдсмита «Гражданин мира, или Письма китайского философа...»), «беседы» (У. Хэззлит. «Застольные беседы»), «рассуждения» (А. Коули. «Некоторые рассуждения в форме эссе») и т. д. Граница между эссе и родственными ему жанрами литературных писем, характеров, портретов, бесед не всегда однозначно определима.
Необходимо отметить в этом плане и более отдаленное родство эссе с такими промежуточными жанрами, как мемуары, биографии, исповеди, послания, которые образуют связующее звено между художественной прозой и «бытовыми» документами (письма, дневники). Эти промежуточные жанровые формы объединяет слабая композиционная организованность и установка на подлинность — открытая соотнесенность с личным опытом писателя. Но среди этих мемуарно-документальных жанров эссе занимает особое положение: цели мемуаров или исповеди очевидны, в то время как цели и сам предмет изображения в эссе как жанре не ясны с первого взгляда.
Вопрос о границах и сущности жанра эссе имеет особое значение для современной литературы, в которой произведения полухудожественного типа, возникающие на стыке литературы и публицистики, литературы и философии, литературы и литературной критики, занимают значительное место. В большом потоке выпадающих из жанровых границ произведений необходимо попытаться выделить общие признаки эссе как особого жанра, находящего свое, пусть периферийное, место в литературе и сохраняющего единство, несмотря на существование нескольких его разновидностей, выступавших в разные эпохи в качестве главных представителей жанра. Речь может идти при этом, конечно, лишь об общем принципе, общем смысле и содержании эссеистического подхода к освоению действительности. Что же касается чисто формальных особенностей, то здесь следует иметь в виду, что эссе относится к тем слабо конструированным жанрам, которые и не предполагают своего четкого канона.
Задача выявления особого предмета изображения в эссе должна решаться на материале историческом, в первую очередь на материале творчества Монтеня как признанного родоначальника жанра. Родоначальником эссе Монтень является не только потому, что его многочисленные последователи заимствовали название его книги, сделав со временем слово essai обозначением литературного жанра. Монтень подчинил своим особым замыслам разработку тех тем и мотивов, которые были популярны в предшествующей и современной ему литературе, что дало его произведению принципиально новое по сравнению с предшествующей традицией художественное качество.
Но «Опыты» Монтеня еще нельзя рассматривать как произведение, написанное «в жанре» эссе. Для утверждения в литературе эссе как жанра помимо наличия общего содержательного, собственно «эссеистического» подхода к изображению действительности должны отстояться основные, пусть очень слабо выраженные, формальные особенности. «Опыты» — произведение, породившее жанр эссе, но само по себе уникальное в жанровом отношении. Однако в книге Монтеня можно выделить черты, так или иначе повторявшиеся позже во всех или в части литературных сочинений, называвшихся эссе. «Опыты» дают для этого тем более оснований, что, как произведение энциклопедическое, они содержат в себе фактически зачатки всех разновидностей жанра, ставших впоследствии самостоятельными. Творчество Монтеня дает возможность поставить вопрос об общей содержательности жанра и о том, почему он возникает именно на завершающем этапе Ренессанса, каким литературным и культурным потребностям эпохи он отвечает.
Творчество Монтеня приходится на сложную, переходную эпоху, о сущности и разноречивых тенденциях которой до сих пор ведутся споры. Оно неоднозначно оценивается в контексте этих различных тенденций; нередко Монтеня считают представителем маньеризма, уже не имеющего прямого отношения к культуре Ренессанса. В оценке места Монтеня в истории западноевропейской литературы мы исходим из утвердившегося в советской науке понимания его творчества как принадлежащего к завершающему этапу Возрождения.
Непосредственными предшественниками «Опытов» в жанровом отношении были распространенные и популярные в XVI в. всевозможные компилятивные сочинения назидательного характера, содержавшие короткие практические поучения, касающиеся поведения человека в частной и общественной жизни. Как и в первых главах книги Монтеня, повествование в этих произведениях как правило состояло из констатации (часта в афористической форме) какой-либо отвлеченной истины и подтверждения ее затем примерами деяний и изречений древних: Цицерона, Плутарха, Сенеки и др. Другим жанром-предтечей эссе были компилятивные собрания изречений и описаний поступков знаменитых людей античности, составлявшиеся для читателей, для которых ознакомление с античной литературой в подлинниках было недоступно, — эти собрания имели и назидательные цели, требовавшие хотя бы краткого авторского комментария. Об этих жанрах, объединенных им условно в жанр «поучений» или «чтений» (leçons), П. Виллэ пишет: «Этот жанр отвечал интеллектуальной потребности эпохи: человек Ренессанса, затопляемый огромным количеством новых понятий, идущих одновременно и от античности и от Нового мира, испытывает потребность составить им опись, чтобы быть в состоянии ориентироваться среди всех этих сведений. Он заимствует из всех источников, он наклеивает этикетки». Подобное же стремление к каталогизации знаний, назидательных примеров или уникальных случаев Виллэ отмечает как характерное и для эпохи конца античности — перехода к средневековью.
Эти своеобразные жанровые формы появляются именно в переходные эпохи и сохраняют свое значение, пока не утвердится прочно новая система культурных ценностей. Жанр произведения Монтеня, вырастая из этих компилятивных сочинений, должен был приобрести новое художественное качество, чтобы удержаться в литературе.
Компилятивные назидательные сочинения находились фактически вне границ собственно литературы, их художественные достоинства очень невелики, авторы этих произведений, приобретавшие в свое время даже европейскую известность, были быстро и прочно забыты. Правда, во времена Монтеня материал, накопленный этими сочинениями, подвергался уже художественной обработке. Так, в
Монтень идет по другому пути. Многие, особенно начальные главы первой книги «Опытов» и по темам, и по обилию античных примеров, и по композиции как будто повторяют приемы подачи материала компилятивных назидательных сочинений. Правда, автор совсем не педантичен в организации своего сочинения, скорее несколько небрежен: названия глав нередко не соответствуют их содержанию (автор, увлекшись своей мыслью, уходит в сторону от намеченной темы), важные философские, религиозные, политические темы произвольно соседствуют с такими «легковесными», как «О большом пальце руки», «О почтовой гоньбе» и т. п. Назидательный тон отсутствует, рассуждение же ведется постоянно от первого лица, хотя и перемежается очень часто цитатами. Эти, на первый взгляд, поверхностные отступления от старого канона — внешние признаки содержательного изменения в отношении автора к своему материалу.
Монтень прекрасно сознавал, что его сочинение представляет собою нечто своеобразное и по форме и по содержанию. «Меня должны спасти странность и новизна, которые обычно придают ценность вещам, — пишет он в одном из писем, — иначе я никогда, клянусь честью, не ввязался бы в это глупое предприятие, но оно так фантастично и так непохоже на то, что мы читаем обычно, что именно это и может дать ему ход».
На протяжении всех трех книг «Опытов» Монтень неоднократно возвращается к объяснению и оправданию своего замысла. «В этом роде о себе писали всего лишь два или три древних автора, да и то, не зная о них ничего, кроме их имен, не берусь утверждать, что они писали совершенно в таком духе, как и я. С тех пор никто не шел по их стопам... Вот уже несколько лет, как все мои мысли устремлены на меня самого, как я изучаю и проверяю только себя, а если я и изучаю что-нибудь другое, то лишь для того, чтобы неожиданно в какой-то момент приложить это к себе или, вернее, вложить в себя».
Рассуждая на те же самые темы, что и его предшественники, пользуясь теми же самыми античными примерами, Монтень воспринимает свою книгу не как свод универсальных, пригодных для многих людей, правил, но как собрание мыслей, характеризующих цельный внутренний мир одного человека — автора.
В беседах Шольера то или иное рассуждение тоже подавалось не отвлеченно, а как точка зрения одного из собеседников, но речь при этом шла об условной драматизации рассуждения как столкновения двух противоположных мнений. Иногда эти мнения обусловлены социальным статусом или профессией беседующих, но в целом участники диалога не обрисованы как определенные характеры и носят условные античные имена Сципиона, Марциала и т. п.
У Монтеня все рассуждения объединены одной авторской точкой зрения, причем автор обрисован как человек со своими портретными характеристиками, темпераментом, привычками и т. п. В «Опытах» Монтень много говорит о себе: о своем воспитании, своих занятиях, привычках, болезнях, любимых книгах, убеждениях. Однако он не выстраивает общей биографической канвы своей жизни, обходя молчанием, в частности, свою общественно-политическую деятельность в роли советника бордоского парламента и позже мэра Бордо, хотя эта часть его биографии могла, казалось бы, вызвать наибольший интерес широкого круга современников. Вместо такого описания мы находим в «Опытах» многочисленные размышления о современном состоянии французского общества, обоснование автором установленных им для себя правил общения с разными политическими партиями и т. д. И такой угол зрения принципиально важен для автора, который под «книгой о себе самом» понимал не автобиографию, а нечто иное. «Опыты» содержат высказывания Монтеня по разным поводам: о добродетели, религии, философии, политике, войне, частной жизни, нравах и обычаях разных народов. Все, что вмещает кругозор автора: прошлое и настоящее, судьбы многих людей и культурных институтов — рассматривается им как часть своей личности.
Для Монтеня и его эпохи осознание самостоятельной ценности индивидуального восприятия было своего рода открытием, отразившим новый способ существования и самоощущения человека в период зарождения буржуазного общества. Гуманисты эпохи Возрождения положили начало новому типу культуры, в центре которого оказывается автономный индивид, ориентированный в своей деятельности на свой собственный разум. Индивидуализация образа человека захватила и перестроила все жанры ренессансной литературы. Эссе как самостоятельный жанр впервые появляется в эту эпоху, индивидуализация восприятия лежит в его основе.
В этой связи особую важность приобретает понятие опыта в трактовке Монтеня. Пристальное внимание, которое Монтень уделяет этому понятию, очень существенно для истории жанра. Зарождение жанра эссе происходит в период становления науки Нового времени, которая исходила из осознания конструктивной роли, выполняемой в познании опытом, активным наблюдением, экспериментом. Такое отношение к опыту связано с определенной направленностью мировоззрения эпохи, и Монтень был в этом смысле одним из тех, кто закладывал основы этого мировоззрения.
Монтень считал, что источником истинного знания о каком-либо предмете является опыт. Однако понимание Монтенем опыта как источника знания имело не научную, а литературно-гуманитарную направленность. В заглавие своей книги Монтень выносит слово essai («опыт») в значении попытки, пробы, индивидуального усилия. Для него важно также понятие опыта expérience как пережитого и накопленного человеком багажа жизненной мудрости, воспоминаний и пр. Монтень-моралист имеет в виду опыт общения с людьми, книгами и т. п.
В этот период четко обозначаются две линии в характере мышления Нового времени. Бэкон и другие основоположники научного метода познания на естественнонаучном материале развивали идею опыта как научного эксперимента и обосновывали возможности перехода от него к обобщающим суждениям. Монтень на гуманитарном материале утверждает мысль о неповторимости всякого опыта. «Выводы, к которым мы пытаемся прийти, — пишет он в главе «Об опыте», — основываясь на сходстве явлений, не достоверны, ибо явления всегда различны: наиболее общий для всех вещей признак — их разнообразие и несходность» (III). Но с другой стороны, если не бывает предметов и событий, совершенно схожих, нет между ними и полного различия, так что «сравнению всегда есть за что уцепиться» (III). Поэтому Монтень и полагает, что его попытка организовать опыт как совокупность разнородных эмпирических фактов вокруг образа одного конкретного человека — автора эссе — может быть полезна и интересна читателю как пример. Он идет по пути наиболее полного охвата эмпирического материала, стараясь воспроизвести целостный опыт одного человека.
Это обусловило то смешение важных и случайных тем, которое отличает книгу Монтеня. В обрисовке им своего собственного образа важные черты духовного облика соседствуют с массой бытовых деталей, которые в свое время вызвали негодование ученых современников Монтеня тем, что автор такого во многих отношениях солидного сочинения осмеливается занимать внимание публики сообщениями, скажем, о том, что он предпочитает белое вино. От нагромождения случайных единичных деталей эссеистика, так же как и другие прозаические жанры, освобождалась на протяжении XVII-XVIII вв., но принцип изображения индивидуальной, целостной авторской позиции, основанной на единстве опыта автора, остался как организующее начало жанра.
В описании Монтенем внутреннего опыта особенную ценность представляют его наблюдения над работой своего сознания: он не только размышляет по поводу тех или иных предметов, но наблюдает за процессом движения своей мысли. Именно акт самосознания, контроль за движением собственной мысли, оказался, как это показал Ж. Пуле, наиболее важным завоеванием Монтеня, имевшим большое значение для развития философской мысли Нового времени, основным исходным пунктом которой стал принцип познания человеком одновременно мира и своего сознания об этом мире. «Не было этапа более важного в развитии сознания, чем тот, который представляют собой «Опыты» Монтеня, — пишет Ж. Пуле. — Монтень был первым, кто понял, что завершенность акта сознания требует совпадения и даже полного слияния субъекта, который мыслит, и объекта, который является предметом мышления, совпадения себя как субъекта своего собственного опыта и себя как объекта этого опыта». Занявшись описанием сознания, Монтень открыл прежде всего его изменчивость, текучесть, противоречивость, неуловимость, постоянное внутреннее движение.
Изображение Монтенем самосознания имело большое значение для художественного воссоздания человека. Но психологические открытия Монтеня в дальнейшем оказались наиболее плодотворными не для эссеистики, а для больших жанровых форм, прежде всего романа.
Таким образом, слово essai как попытка, проба, опыт, помещенное в заглавие книги и давшее название целому литературному жанру, имело в творчестве Монтеня несколько разных оттенков значения. В первую очередь оно было связано с общей философской посылкой Монтеня о том, что опыт есть единственный достоверный источник истинного знания. В общекультурном плане опыт имел значение пережитого и усвоенного человеком, которое становится частью его индивидуального целостного мира. На уровне чисто литературном это понятие означало организацию произведения вокруг образа автора, говорящего лишь о том, что известно ему на основании его собственного опыта.
Делая акцент на индивидуальном авторском восприятии, Монтень смог расширить (по сравнению с жанрами-предшественниками) материал изображения, черпая его уже не только из книжных источников, но и из собственного жизненного опыта. Еще более важно то, что Монтень не только расширяет материал, но и берет его в совершенно особом ракурсе.
Этот ракурс обеспечивается некоторой отстраненностью точки зрения автора, дистанцией, возникающей между ним и предметом его изображения, что связано именно с индивидуализацией авторской позиции. Если автор назидательного компилятивного сочинения целиком растворялся в надличностной точке зрения, говорил от лица надличной истины, у Монтеня появляется образ автора, который пытается занять самостоятельную позицию по отношению к наличной культуре, материалу его изображения.
Показательно, что даже когда Монтень рассказывает о современных событиях, известных ему из собственного опыта, он говорит не о тех, в которых он был одним из главных действующих лиц (это была бы автобиография), но о тех, в которых он выступает скорее как свидетель, очевидец. И к материалу, почерпнутому из книг, и к материалу, почерпнутому из жизненных ситуаций, он относится как наблюдатель — и в том и в другом случае предмет изображения рассматривается со стороны, в его культурной характерности. О политике, философии или военном искусстве эссеист рассуждает не как политик, философ или полководец, но как бы «непрофессионально», извне, выясняя, как эта область преломляется в сознании отдельного человека. Автор-эссеист со своей позиции постороннего предпринимает попытку освоить для себя определенную сферу культуры, будь то книжная мудрость или образ жизни чужого народа, проникнуть в определенный культурный мир и сделать его фактом своего личного, внутреннего опыта.
Такая точка зрения помогает автору рассмотреть предмет своего изображения не изолированно, в его абсолютном значении, а как элемент особого целостного мира культуры. Эссеист имеет дело с миром культуры как уже сложившимся, готовым, нашедшим свое материальное воплощение в книгах, произведениях искусства, обычаях, стиле жизни.
Рассмотрение изображаемого предмета как факта культуры стало впервые возможным для писателя эпохи Ренессанса благодаря особому отношению к культурному наследию. Ставя себе целью возрождение античной культуры в противовес культуре средневековой, деятели Ренессанса оказывались перед проблемой соотнесения соответствующих идей, законов, образов, как принадлежащих разным культурным мирам, что способствовало формированию аналитического взгляда на них.
Объединяя в своем мировоззрении суждения античных авторов и средневековых, гуманисты высокого Возрождения уже рассматривали их как принадлежащих разным культурным эпохам. Но при свойственном им свободном отношении к разнородным культурным материалам они еще не ощущали себя вне античной и христианской традиций, воспринимали их как части единого, своего собственного мира. Относящееся к более зрелой, завершающей, уже во многом кризисной стадии развития той же культурной эпохи, творчество Монтеня проясняет и сознательно доводит до конца, делает творческим принципом некоторые оставшиеся неявно выраженными, подразумеваемыми стороны их воззрений. У Монтеня впервые происходит осознание того, что мысль и слово древних или средневековых авторов являются фактом культуры, осознание себя в качестве наследника этих прошлых культур, т. е. живущего уже за их пределами и обращающегося к ним ради сознательного заимствования.
Таким образом, особым объектом изображения складывающегося в творчестве Монтеня жанра эссе становится человек в его отношении к миру культуры во всех ее многообразных проявлениях. Ядро жанра — в столкновении, встрече индивидуального сознания автора (позже иногда вымышленного автора) с тем или иным явлением культуры, преломление этого явления в сознании отдельного человека, выяснение того, что оно значит для его индивидуальной жизни.
Эссе, как и другие промежуточные жанры, ведет прямой разговор о жизни, не создавая «вторую реальность» искусства: вымышленных действующих лиц, фабулу и т. д. Этим наряду с особым предметом изображения определяется своеобразная писательская позиция автора-эссеиста, предполагающая, что функции создаваемого произведения не только художественные, но и жизнестроительные: книга прямо отсылает читателя к размышлению над своей собственной жизнью. Писатель-романист эпохи Нового времени как на главный итог своей жизни укажет на созданные им произведения. Монтень говорит иное: «Жить — вот мое занятие и мое искусство» (II).
Но, описывая свою жизнь, он имеет в виду не внешнюю ее биографическую канву: «Поступки говорят больше о моих удачах, чем обо мне самом» (II). Он впервые пытается воссоздать во всей полноте свой духовный мир: «Авторы, говоря о себе, сообщают читателям только о том, что отмечает их печатью особенности и необычности; что до меня, то я первый повествую о своей сущности в целом, как о Мишеле де Монтень, а не как о филологе, поэте или юристе» (III). Процесс создания книги был для Монтеня одновременно процессом и способом рассуждения о жизни, прежде всего своей собственной, способом приближения к идеалу жизни «согласно разуму». Он неоднократно подчеркивает свое отличие от обычных сочинителей в этом плане, он далек от чисто литературного, эстетического восприятия своей книги, процесс ее создания для него жизнестроительная деятельность: «Моя книга в такой же мере создана мной, в какой я сам создан моей книгой. Это — книга, неотделимая от своего автора, книга, составлявшая мое основное занятие, неотъемлемую часть моей жизни, а не занятие, имевшее какие-то особые, посторонние цели, как бывает обычно с другими книгами» (II).
Такой принцип подхода к литературному творчеству не был целиком нововведением Монтеня, и до него подобная писательская позиция известна в античной литературе, в частности у Плутарха. «Плутарх последовательно культивировал определенный образ жизни; его литературная деятельность в его собственных глазах представляла собой нечто относительно второстепенное и непременно равнялась на этот образ жизни», — пишет С.С. Аверинцев. В отличие от драматургов или поэтов эпохи полисной классики, для которых художественное творчество и гражданская жизнь были просто разными и практически не связанными сферами деятельности, Плутарх считает эти сферы непосредственно соотнесенными, подчиняя творчество жизни. Плутарх относился к числу любимых авторов Монтеня и оказал на него серьезное влияние.
Но в условиях новой культурно-исторической эпохи эта писательская позиция приобретает у Монтеня иное звучание, вступает в иные отношения с другими составными частями культурного мира. В этом новом контексте важнее всего рассмотреть отношение Монтеня к науке.
Отношение Монтеня к научному знанию весьма сложно и неоднозначно. Выступая против схоластических форм мышления, рассматривая опыт как важнейший источник знания, Монтень был одним из тех, кто расчищал пути для утверждения философских основ научного знания. Но в целом его творчество имело литературно-гуманитарную направленность, часто сознательно противопоставленную научному видению мира. «Ученость как таковая, сама по себе, есть нечто безразличное. Для благородной души она может быть добавлением очень полезным, для какой-нибудь иной — вредоносным и пагубным» (III). Монтень оценивает науку и ученость под совершенно определенным углом зрения: что она дает для личностной жизни человека. Как моралист и гуманист (представитель ренессансной концепции универсально развитой личности), Монтень с большой чуткостью улавливает безразличие науки к индивидуальному целостному облику человека. Он как человек, гуманитарно мыслящий, хочет видеть в каждом высказывании прежде всего собственные индивидуальные черты говорящего.
Идеал Монтеня — универсально развитая личность, и это роднит его с ранними гуманистами. Но в его творчестве этот идеал складывается на иной основе. Для гуманистов раннего Возрождения, итальянских, а затем и французских, сама научная деятельность, ученые штудии были занятием, возвышающим человека, «возделывающим душу». Универсально образованный человек в их представлении — это ученый-гуманист, владеющий знаниями и навыками исследования в самых разных (прежде всего гуманитарных) областях науки. По Монтеню же, универсально образованная личность формируется, используя уже готовые знания, накопленные разными областями науки, для создания «порядка» собственной души (вспомним его замечание о том, что он предпочитает книги, в которых используются достижения наук, книгам, которые созидают сами эти науки).
Ученые занятия ранних гуманистов находили свое естественное продолжение в беседе, составлявшей неотъемлемую часть образа жизни складывающегося в их среде типа ученого. И ученые штудии, и беседы были направлены на отыскание истины. У Монтеня акцент смещается. Поскольку формирование личности для него важнее поисков истины, он отдает предпочтение беседе перед учеными занятиями, которые, с его точки зрения, сами по себе безразличны к человеку. В беседе основной интерес спорящих сосредоточен не на самой истине, отвлеченной и безразличной по отношению к ним обоим, а на собеседнике в его отношении к истине как предмету спора. Беседа снимает главный «недостаток» науки — ее безразличие к человеку, она всегда принимает в расчет и затрагивает его личность. Искусство спора ценно для Монтеня тем, что оно требует не только ясного суждения о предмете спора, но и понимания, и верной оценки характера и способностей оппонента.
Идеал гармонически развитой личности как универсально образованного непрофессионала возник в творчестве Монтеня как отражение определенных социально-исторических тенденций развития его эпохи. Он непосредственно отвечал интересам того социального слоя, к которому принадлежал и сам Монтень. Об этой стороне дела пишет Э. Ауэрбах: «...благодаря росту благосостояния и распространению элементарных знаний сильно возросло число людей, претендующих на участие в духовной жизни, — частью это было дворянство, частью слои городского населения, и эти круги нуждались в особых формах знания, не в специальной науке и учености. Так появилась новая форма общего знания, рассчитанного не на специальные цели, форма, отвечавшая общественным привычкам и даже модная: по своему объему это не были, само собой разумеется, энциклопедические знания, однако то был экстракт всякого знания, и предпочтение отдавалось литературному материалу... Возник слой «образованных людей», как стали называть их впоследствии». Идеи Монтеня о воспитании и образовании универсально развитого человека оказали существенное влияние на формирование идеала honnête homme, сложившегося в XVII в. во французской культуре эпохи абсолютизма.
Но эти идеи Монтеня имели и более общее значение. Они легли в основу жанра эссе в литературе Нового времени, выполнявшего определенную культурную функцию. Эссеистика в культуре Нового времени возникает как своего рода корректив к основной тенденции профессионализации и специализации, как попытка сохранить человеку, не занимающемуся профессионально интеллектуальным трудом или занимающемуся этим в своей узкой специальной области, сознание цельности своей личности в ее общении с миром культуры. Зарождение эссеистики в эпоху, переходную от средневековья к Новому времени, глубоко закономерно, ибо связано с изменением самого характера культуры в этот период.
Средневековая культура включала в свой иерархический, но целостный ценностно-смысловой мир каждого человека, определяя его раз и навсегда закрепленное место в определенной социальной группе, но одновременно соотнося его роль в социальной иерархии с общеидеологической, в своей основе религиозной картиной мира, обеспечивая ему целостную мировоззренческую позицию. В культуре Нового времени происходит коренная переориентация: картина мира начинает строиться на основе научного знания, знание же это выделяется в определенную область, доступную только профессионалу. Для всех остальных членов общества возникает проблема усвоения готового знания, для профессионалов — проблема его распространения.
В этот разрыв, возникающий между отдельным человеком и знанием как основой его мировоззренческой позиции, и вклинивается эссеистика. Она представляет собой опыт индивидуального усвоения отдельным человеком культурного материала, в том числе и выработанного наукой. Эссеистика оказывается, таким образом, на границах литературной области. По своему предмету, который она зачастую заимствует у одной из областей научного (гуманитарного) знания, она как бы выходит за пределы собственно литературы. Но поскольку эссе представляет собой индивидуальный опыт преломления и усвоения этого знания, оно остается в границах литературы.
Образ автора эссе совмещает в себе два лица: и автора и читателя, создающего и воспринимающего. Так, Монтень выступает перед читателем одновременно как усваивающий культуру прошлых эпох и как творящий культуру своего времени.
Л-ра: Филологические науки. – 1980. – № 4. – С. 14-22.
Произведения
Критика
